Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не настолько горд, чтобы ни за кем не следовать, – сказал он О’Нилу. – Я могу стать псом для вас, милорд, если понадобится. Но вашим псом я не буду.
– Ну что ж, на вас нет поводка, сэр. Езжайте, куда хотите. – Он по-дружески пожал руку Магуайру, развернулся и, проехав мимо Красного Хью, тронул его за плечо. Затем проехал через ряды солдат и капитанов и, не оборачиваясь, поскакал дальше.
Лис и Пес последовали за ним, на юг.
И вот мертвецы Мунстера – те, которых повесил или обезглавил лорд Генри Сидней, сэр Джон Перрот или кто-то другой; те, что годами лежали без погребения после того, как мятеж Десмондов был подавлен, – поднялись из болот и низин, из лесов и с отравленных полей. Они собрались в армию; среди них были жены и дети; и души их были изранены английским оружием и злодеяниями английских шерифов. Некоторые несли с собой собственные головы, отсеченные руки или ноги, но увечья ничуть не мешали им делать свое дело. И это войско, не ведающее ни голода, ни жажды, ни нужды в снаряжении, обрушилось на колонистов и местных английских сквайров, которые отняли у них все. Живые солдаты и капитаны хоть и не видели, но чувствовали мертвых у себя за спиной: те не давали им отступить и не знали устали. Их становилось все больше. Мертвецы не могли жечь дома и убивать землевладельцев, но живым это было под силу, и все аккуратные деревеньки, выстроенные старым Уоремом Сент-Леджером и Уолтером Рэли, были преданы огню. Слухи об приближающемся войске страшили всех, кроме разве что самых отважных; и в рассказах о нем то и дело звучали старинные гаэльские имена, хорошо известные английским захватчикам. И колонисты обращались в бегство, бросая свои каменные дома и могилы родных, английские кровати и застекленные окна, горшки и сковородки. Из графства Керри, из Уотерфорда и Типперери они стекались в порты, теша себя надеждой, что вот-вот придут корабли и заберут их отсюда. Англиканский епископ Корка бежал из своего имения и насилу добрался живым до укрепленного дворца в городе Корк. Цены на корабль до Лондона из Дублинского порта подскочили вдесятеро.
Среди живых всадников Мунстера, вооруженных настоящими стальными мечами и ружьями, были Макшихи из долины Обег, где поэт Эдмунд Спенсер восстановил разрушенный замок, разбил сады и распахал поля, а затем поведал в красках о том, какой дикой и варварской была Ирландия, когда он только-только сюда приехал, и в какую прекрасную Новую Англию может превратиться Мунстер: подлинное царство мира и справедливости, изобилия и любви. Клан Макши давно таил обиду на англичан и превыше всего на мистера Спенсера, пришедшего со своими патентами и королевскими грамотами и отнявшего у них все. И когда они нагрянули в предрассветный час со стороны северного пастбища, ворвались во двор и подожгли дом, поэт с женой и новорожденным ребенком спасся от них только чудом. Клану Макши не нужен был английский дом: их интересовала только земля, на которой он стоял и которая испокон веков принадлежала им, а не каким-то Спенсерам. И глава клана выдворил Спенсера с этой земли, о чем поэт провидчески писал еще тогда, когда подобный оборот дел казался немыслимым:
Мечи Невежды – слепота с отвагой.
(Кто слеп – тот смел). Наш свет ему не мил:
собрав Сатиров с Фавнами ватагой,
повел их в путь и дом наш сокрушил.
Беседки, где струилась благодать,
посмел по-зверски, злобно запятнать[99].
Покинув горящий дом, Спенсеры бежали под покровом ночи в сопровождении одного лишь верного слуги по бездорожью, через темный сновиденческий лес; и после поэт уже не мог припомнить, сам ли он выдумал этот лес или тот был сотворен ему на муку злобными духами. В Лондоне, в гостинице на Кинг-стрит, он слег и больше не вставал. Как только рыцари и дамы, фавны и сатиры обрели надежное пристанище в руках издателя, их создатель умер от истощения сил, а приключения их так и остались неоконченными.
Роберт Девере, граф Эссекский[100], самый богатый из всех английских вельмож, оплатил похороны Спенсера и позаботился, чтобы прах его упокоился в Вестминстерском аббатстве[101]по соседству с Джеффри Чосером. Сам не чуждый поэзии и когда-то друживший с Филипом Сидни, Эссекс созвал на похороны поэтов и писателей; пока гроб не закрыли, многие бросали в него стихотворные послания, сонеты и писчие перья и плакали, не стесняясь слез. Лучший поэт королевства умер в нищете, и виновник этого несчастья был всем известен: граф Тирон. То был позор для всей страны, и смыть его могла только кровь из сердца мятежника на английском мече.
Тома Батлера, который тоже покрыл себя позором в роли генерал-лейтенанта английских войск в Ирландии, отозвали в Лондон. В Англии оставался лишь один человек, располагавший благосклонностью королевы и достаточными средствами, чтобы покончить с ирландским восстанием: граф Эссекс. И граф Эссекс хотел только одного: бросить к ногам королевы победу над бунтовщиком. «Богом клянусь, я разобью Тирона, чтобы совершить наконец хоть что-то, достойное Ее Величества», – написал он в своем послании Тайному совету. Он призвал под свои знамена Чарльза Блаунта, лорда Маунтджоя[102], с которым когда-то дрался на дуэли, соперничая за милость королевы. «Давно пора было кому-то указать ему место и научить его манерам», – отозвалась тогда королева о Маунтджое на слушаниях в Совете. Подобно благородным рыцарям из сочинений Спенсера, эти двое потом помирились и стали лучшими друзьями.
Старики, заседавшие в Совете, предупреждали их: не верьте ирландским клятвам! Ирландец держит слово, покуда ему это выгодно. Не верьте слезам, которые льют ирландские разбойники и вожди! Ирландцы льют слезы, как тучи – воду, не разумея, что делают. Не верьте их похвалам; не слушайте их проклятий. И вот еще что, милорды: берегитесь ирландской погоды! Погоды? Да за кого они их принимают? За изнеженных девиц? Эссекс и Маунтджой, английские рыцари, должны бежать от дождя или ветра? В Нидерландах Роберт Эссекс ни в какую погоду не опускал меча; он вел за собой кавалерию в битве при Зютфене, где погиб Филип Сидни, а сам он, Роберт, заслужил звание рыцаря, хотя ему было всего восемнадцать. Тяготы и лишения ему не
