Кремень и зеркало - Джон Краули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таков, с его точки зрения, был единственно возможный план; граф Эссекс изложил его на бумаге, а в мыслях своих уже и воплотил в жизнь. В Дублинском замке собрался военный совет: лорд Маунтджой и другие рыцари, несколько ирландских сторонников короны и седобородые лорды-судьи, включая архиепископа Джонса. Граф Эссекс еще не прибыл, но лорд Маунтджой представил его план собранию. Собрание стало возражать: все это слишком рискованно, гарантий успеха нет, а опасность потерь очевидна. Наконец кто-то выразил общее мнение: Эссексу следует выступить на юг и разгромить там кланы, поддерживавшие О’Нила.
Добравшись до Дублина и выслушав Маунтджоя, Эссекс на следующее же утро предстал перед советом во всем своем великолепии, разодетый в черное с серебром. Он поблагодарил присутствующих и объявил, что они могут оставаться при своем мнении, а он останется при своем. Тогда ему предложили обсудить его план подробнее. Эссекс отказался и ушел, забрав с собой Маунтджоя. Зачем ему какие-то южные кланы? Ему нужен только Тирон. Однако не прошло и недели, как он передумал. Так и быть. Он пойдет на юг со всеми своими полками, с артиллерией и кавалерией, с обозом и так далее. Сначала он выбьет почву из-под ног графа Тирона, а уж затем встретится с Тироном на поле боя один на один. Да, только он и этот проклятый мятежник, лицом к лицу.
Почему он все-таки пошел на поводу у совета? Он и сам бы не смог этого объяснить. Возможно, потому, что Ирландия оказалась слишком странной, а он знал о ней слишком мало (и не желал это признать). Эта мягкая, словно обволакивающая, погода, от которой все вокруг казалось ненастоящим… Этот ползучий туман, словно призрачными пальцами ощупывающий его лицо… Эта непроглядная тьма, в которую ночами проваливалось все за пределами города…
Те английские колонисты, которые еще цеплялись за свои владения в Коннахте и Мунстере, робко выбирались из огражденных поселений и полусожженных домов, приветствуя своего спасителя и провожая его криками радости. Богачи радушно принимали его в надежде на то, что Эссекс принесет им мир и справедливость, защитит их имущество или в крайнем случае обеспечит эвакуацию. Латная перчатка пожимала лайковую, обещая: все будет хорошо. И граф ехал дальше, довольный оказанным приемом, но недовольный тем, что за все это время так ни разу и не встретился с врагом. Писать в Лондон было не о чем. Туманы сменились изнурительной зимней моросью, но даже в те редкие дни, когда проглядывало солнце, обнаружить противника и вступить с ним в бой ни разу не удалось, хотя следы его попадались на глаза там и сям. Как-то раз, дождливым вечером, один из разъездов наткнулся на ирландский лагерь и учинил бойню: перебили пару десятков черных овец, которых приняли за спящих бойцов в косматых плащах. К Рождеству Эссекс заболел, подхватил лихорадку. А все погода.
Вернувшись с войском в Дублин, он слег. Вроде бы ему и не в чем было себя упрекнуть, но несчастные случаи, дезертирство, болезни и необходимость оставлять солдат на дальних форпостах вели в совокупности к тому, что его армия таяла, а он до сих пор ничего не добился. И королева не отвечала на письма.
Впрочем, когда наступило лето и вернулось солнце, Эссекс приободрился. Его первоначальный план был единственно верным: надо было следовать ему. Захватить О’Нила одним молниеносным, блистательным броском. К черту Дублинский совет; он, Эссекс, должен исполнить то, чего ожидает его государыня. Он написал ей изысканное письмо (быть может, последнее в жизни): коли вся моя служба не стоила большего, нежели изгнание и ссылка в наихудшую из стран, сущих под небом, то на что мне еще надеяться и ради какой цели продолжать жить? А затем, отобрав лучших бойцов (и в особенности – юных рыцарей, которых удостоил посвящения самолично), пустился в путь навстречу судьбе, подобно благородным героям Спенсера. Июнь сверкал зеленью и пламенел златом. Разведчики О’Хейганов и О’Канов незаметно следовали за ним всю дорогу, через леса от Дандолка до замка Лаут. Время от времени они посылали к О’Нилу гонцов, и те возвращались с приказом, всегда одним и тем же: ни при каких обстоятельствах не нападать на армию лорда-наместника и не чинить ей никаких препятствий. Эссекс остановился под стенами замка и тут же заметил, что к нему бежит какой-то человек – пеший, простоволосый, без доспехов – и машет ему рукой, точно старому знакомцу: мол, надо перемолвиться словом. Не сходя с коня, Эссекс положил руку на эфес шпаги.
– Переговоры! – крикнул парень, подбежав ближе. – Граф Тирон приглашает вас решить дело миром! Он тут стоит недалече, у брода Беллаклинт.
Брод есть всегда, как без него-то.
Дерзость гонца Эссексу не понравилась, и он хотел было двинуться дальше, не снизойдя до ответа, но почему-то все же задержался и смерил его взглядом:
– Королевские офицеры не принимают приглашений на переговоры, – сказал он. – Они сами назначают переговоры, когда сочтут нужным.
Парня это ничуть не смутило. Он кивнул, как будто все понял, но продолжал так, словно и не было этих слов:
– А вон у вас там ирландцы есть. Они вас до этого брода и проводят, тут делов-то часа на два для конного. Это на притоке реки Ди, так им и скажите.
Эссекс не знал, что и думать: сомнения боролись с надеждой на долгожданный шанс.
– Если окажется, что это какая-то ловушка, – сказал он, – ты заплатишь за это головой.
Гонец поклонился с таким видом, словно ответ его изрядно порадовал, а затем повернулся и убрался с глаз долой – как сквозь землю провалился, подумал граф, озираясь по сторонам и снова не видя ничего, кроме деревьев да собственного отряда. Он подозвал капитана ирландцев и скомандовал:
– Река Ди. Брод Беллаклинт.
– Милорд Эссекс! – приветствовал его О’Нил с дальнего берега, снимая шляпу. – Я пришел один и без оружия!
Эссекс молча дышал, уставясь на
