Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У людей, пусть даже в детстве заставших военное время, этот громкоговоритель ассоциируется в первую очередь с голосом легендарного диктора Левитана, зачитывающего сводки «от Советского информбюро».
Совинформбюро было создано практически сразу после вражеского нападения, 24 июня. Подготовка этих сводок была признана делом стратегически важным – не менее важным, чем сами военные действия. Людям следовало поднимать боевой дух. Поэтому сводки готовили прямо в Генштабе, который располагался под землей, на станции метро «Кировская» (ныне «Чистые пруды»). Один из очевидцев вспоминал: «Станция метро “Кировская”… была полностью в нашем распоряжении. Поезда здесь уже не останавливались. Перрон, на котором мы расположились, отгораживался от путей высокой фанерной стеной. В одном его углу – узел связи, в другом – кабинет для Сталина, а в середине – шеренга столиков, за которыми работали мы. Место начальника Генштаба – рядом с кабинетом Верховного».
Первую речь произнес лично наркоминдел Вячеслав Молотов. Вот одно из воспоминаний того времени:
«Тетя Поля в комнату к нам входит, соседка наша. Папа на нее смотрит. А она прямо к репродуктору, он на стене у нас висел, круглый такой, черный, мы его с Костей потом на магнит разобрали. Подходит, на цыпочки встала и вилку – в розетку…
– В чем дело, Поля? – папа спрашивает.
– Тише! – и палец к губам. – Молотов будет сейчас говорить. Не слышали? Кажись, война началась».
Эта речь вошла в историю:
«Граждане и гражданки Советского Союза!
Сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…»
И затем уже эти слова многократно зачитывал в эфире Юрий Левитан, уроженец губернского города Владимира, диктор Всесоюзного радио с 1931 года.
Левитан вспоминал:
«Война началась для меня со звонка из радиокомитета: “Срочно бегите на работу! Немедленно!” Голос тревожный. Но спрашивать, что случилось, по телефону не полагается. Одеваюсь. Бегу.
Радиокомитет. Семь утра. Тихий женский плач, суровые взгляды. Наперебой звонят корреспонденты из разных городов:
– Киев бомбят!..
– Над Минском вражеские самолеты…
– Горит Каунас… Что говорить населению? Почему нет никакого сообщения по радио?
Позвонили из Кремля: “Готовьтесь, в двенадцать часов правительственное сообщение”. Потом девять раз за день – с интервалами в час – я читал это небольшое трагическое сообщение».
Каждая сводка начиналась одинаково, со слов: «Внимание, говорит Москва!» Однако же на самом деле говорила не Москва. Крупные вещательные станции в столице и Московской области из соображений безопасности были отключены – враг мог их с легкостью запеленговать. В глубине страны в то время существовали две мощные станции, способные вещать практически на весь СССР – в Новосибирске и Свердловске. Выбран был Свердловск (ныне Екатеринбург). Именно туда в режиме глубочайшей секретности срочно эвакуировали диктора Юрия Борисовича Левитана, которому было суждено на долгие годы стать рупором советского правительства.
Было принято постановление: «Передать во временное пользование Всесоюзному радиокомитету помещение бывшей Михайловской церкви и часовни». Именно там, в церковном подвале, и располагалась студия вещания. Сам же Левитан жил в домике в том же дворе. Покидать церковный двор ему строжайше запрещалось, с ним повсюду следовали два охранника. Больше того, нигде, ни в каких документах даже не упоминалась его фамилия. А в обычное время, не за микрофоном, общаясь с немногочисленным кругом допущенным до него людей, Левитан должен был менять голос – к счастью, его таланты позволяли делать это с легкостью. И, разумеется, его никто не знал в лицо. Эти подробности были не лишними – недаром Гитлер называл Юрия Борисовича своим личным врагом номер один.
В 1943 году Левитана вместе со всем оборудованием перевезли из Свердловска в Куйбышев (ныне Самара). Но режим секретности ослаблен не был.
Последняя сводка вышла в эфир 15 мая. Она начиналась со слов: «Прием пленных немецких солдат на всех фронтах закончен».
Жизнь возвращалась в мирное русло. Черные «сковородки» больше не пугали. Одна из послевоенных жительниц Москвы впоследствии писала:
«Самым главным предметом в моей жизни был тогда репродуктор – большая черная тарелка на ножке. Только разве можно так говорить – предмет? Это была моя живая связь с миром. Замечательные тогда были радиопередачи – “Театр у микрофона”, “Клуб знаменитых капитанов” и другие.
Если “Театр у микрофона” выступал поздно, когда все спят, я пристраивала репродуктор на валике своего дивана, и он тихонько нашептывал мне в ухо какую-нибудь пьесу, оперу или оперетту – я все слушала. В час ночи передачи прекращались.
Передача “Клуб знаменитых капитанов” была самой любимой – было очень интересно и очень трогало душу.
За окошком снова прокричал петух,
Фитилек пеньковый вздрогнул и потух.
Синим флагом машет утренний туман.
До свиданья, вашу руку, капитан! —
пели на прощание капитаны, и я знала, что это они мне “до свиданья” говорят.
Тогда же на экраны вышел фильм “Пятнадцатилетний капитан” по Жюль Верну. Море, паруса, опасности, подвиги…
Пусть ветер завывает и ревет,
Пусть яростно он снасти наши рвет,
Знай, путь у нас один – вперед!
Все это увязывалось вместе, и все создавало настроение радостного ожидания – наверно, ожидания жизни… И поэтому, может, собралась я вскоре идти в капитаны дальнего плавания».
А вот более поздние воспоминания писателя Леонида Бахнова – он родился в 1948 году:
«Основным источником музыки в нашем уфимском жилище была черная, а вернее, посеревшая от времени тарелка репродуктора. Она располагалась высоко над кроватью, мне до нее было не допрыгнуть, даже когда я уже вырос, то есть достиг вполне солидного возраста пяти с половиной лет. Иногда она играла, иногда пела, иногда говорила. Говорила она вещи мне в целом малопонятные, но с некоторыми из них я готов был согласиться. Например, она говорила что-то про хнации: организация объединенных хнаций. А за окошком в это время валил белый мохнатый снег. И вот я думал, что эти мохнатые хлопья – они и есть хнации.
И когда пела, я тоже кое-что понимал.
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так воль надышит человек!
Эту песню
