Дорога к подполью - Евгения Мельник

Прощаясь со мной, старая женщина заплакала:

— Боюсь я за Нюсю! Сердце чует недоброе. Да только ведь я сама старая партизанка, еще в гражданскую войну партизанила под Севастополем, около деревни Алсу, знаете такую?

— Конечно, каждый севастополец ее знает.

Мы расцеловались. Я поднялась на холм и обернулась, чтобы еще раз бросить взгляд на деревню Аргин и высокую фигуру медленно удалявшейся старухи.

До самого перекрестка я не встретила ни души. Солнце приятно пригревало, голубое небо было чисто и ясно. Когда я вышла на дорогу, ведущую в деревню Розенталь, меня нагнали две румынские подводы, ехавшие из леса и груженные дровами. Я попросила подвезти, солдат охотно согласился. У въезда в деревню Розенталь он остановил подводу и объяснил, что дальше меня везти не может, так как в центре деревни есть застава. Солдат указал, как мне ее обойти.

Благополучно миновав деревню, я вышла на шоссе и села у придорожной канавы в ожидании попутной машины. Минут через десять показалась машина, нагруженная тюками табака, в кабине рядом с шофером сидел человек. Я решила не «голосовать»: ведь сесть как будто и негде. Проехав мимо, машина резко затормозила. Шофер вышел из кабины и подозвал меня.

— Вы в Симферополь? — спросил он.

— Да.

За тюками с табаком оказалось небольшое свободное пространство, где сидели две женщины и мужчина. Шофер очень любезно помог мне влезть в кузов, и мы поехали. Я была удивлена: разве шоферы останавливаются и спрашивают каждого встречного, не желает ли он, чтобы его подвезли? Мне вспомнился Миша, не его ли это дело? Ведь он, наверно, описал мою наружность шоферам. Недаром, проезжая мимо, шофер пристально вглядывался в меня.

Быстро промчалась машина через Зую, никто ее не остановил. В деревне Мазанке сошли человек, сидевший в кабине, и остальные пассажиры, предварительно расплатившись с шофером.

— Пересядьте в кабину, она освободилась, — предложил мне шофер.

Я пересела. Наверное, связан с Мишей, подумала я, но, конечно, молчала. Доехав в Симферополе до угла улицы, где находилась наша столовая, я попросила остановить машину и открыла сумку, доставая деньги. Шофер отстранил мою руку и закрыл сумку.

— С вас я денег не возьму.

Теперь я ничуть не сомневалась: шофер был связан с Мишей.

— Большое спасибо, — сказала я и, выскочив из кабины, быстро пошла по улице.

Прежде чем направиться домой, я зашла в столовую. Иван Иванович и Мура Артюхова при виде меня облегченно вздохнули.

— Ну как, все в порядке? — осведомились они.

— Очень хорошо и удачно.

Наспех пообедав, помчалась к Юрковским, где моего возвращения ожидали с нетерпением. Здесь я дала полный отчет о своей поездке. Николай и Вячеслав повеселели: значит, с Нюсей ничего страшного не случилось и можно надеяться на скорый ее приезд. Связь снова восстановлена.

— Завтра я пойду по Нюсиному адресу к шоферу, — сказал Вячеслав.

Я отдала друзьям листовку и газету, они жадно стали читать Условились, как и прежде: сначала отнесут на завод и дадут прочесть пленным, а потом я заберу в столовую.

На следующий день Вячеслав пошел искать шофера, но вернулся сумрачный.

— Шофер арестован гестапо, — сказал он. — Хорошо, что я не постучал в дверь его квартиры. Какая-то женщина во дворе предупредила меня. Зачем ты не взяла у Нюси второго адреса?

Да, теперь я поняла, что надо быть предусмотрительней.

Наши подошли к Перекопу

Через несколько дней среди гитлеровцев началась паника: советские войска подошли к Перекопу.

Некоторые немецкие части, которым удалось это сделать, до подхода наших войск ушли на Херсон и Одессу. Многие гитлеровские офицеры эвакуировались в Одессу самолетами. За их хвостом потянулись туда же разные продажные твари. Они удирали в Одессу, а затем в Германию, думая спасти там свои головы от народной мести.

Такие вести волновали и радовали людей, но жителей Крыма не покидала тревога: всем было известно, что гитлеровцы при отступлении особенно зверствуют. Люди задавали друг другу вопросы: как поступят с нами немцы, чего ждать от них? Выгонят ли всех в поле и перестреляют из пулеметов? Погонят ли в Севастополь, посадят на баржи и утопят или отошлют в Германию?

Один русский шофер, ездивший на Украину, обедая в нашей столовой, рассказал о том, что он видел своими глазами:

— Всех, кого немцы успели захватить на юге Украины, они гнали к переправе на Днепре недалеко от Херсона. Кто выбивался из сил, отставал — того пристреливали. Тысячи трупов женщин, детей, стариков лежали на полях. Их было так много, словно там шел бой…

Начался массовый уход в лес, к партизанам. Снималось с насиженных мест население целых деревень, шли в лес все — старые и малые, угоняли скот. Бежали к партизанам пленные. Были случаи перехода на сторону партизан больших групп румынских солдат и даже добровольцев. Но была у этого явления и оборотная сторона: в ряды партизан проникло немало провокаторов и шпионов.

А в это время наш Володя медленно умирал, видно, совсем уже немного ему осталось жить. Леля привезла его на линейке совсем больным, с постели он не поднимался.

Володя заболел туберкулезом еще задолго до войны. Было время, когда врачи приговорили его к смерти, но я знала, что он не умрет, чувствовала это каким-то внутренним чутьем. И действительно, Володя поправился, каверны зарубцевались и здоровье его настолько окрепло, что он прожил бы еще немало лет. Я любила Володю, как родного брата. Когда началась война, Володя мне сказал: «Война меня убьет». Так и вышло.

Умирающий Володя утешал нас:

— Хорошо, что я так болен… и не могу подняться с постели: гитлеровцы оставят вас со мной, когда будут отступать…

Мы с сестрой его не разубеждали, пусть думает так, но между собой говорили иначе. Если немцы прикажут всем выйти из города, что тогда будем делать? Володя не может встать, а мы его не оставим. Гитлеровцы пристрелят на наших глазах беспомощного Володю, а потом прикончат и нас… Мне вспомнилось, как расправлялись немцы с жителями Керчи, когда наши высадили десант. Папу тоже пристрелят, если погонят вон жителей из Бахчисарая: папа так слаб, что сейчас же отстанет. Конечно, мама погибнет вместе с ним, ведь она не оставит его…

Такие мысли в те дни тревожили не только нас, но и многих других людей.

Счастье освобождения было у порога Крыма. Но удастся ли дождаться его?

Вечером мы собрались у Вячеслава и стали обсуждать создавшееся положение.

Что же нам делать дальше? Ясно, что наша связь с партизанами оборвалась. Теперь уж никому не разрешается выходить за черту города. Жители прилесных деревень уходят в лес, а гитлеровцы жгут эти деревни. Нюся, по всей вероятности, тоже ушла и больше сюда не приедет. Надо думать о том, как нам уйти в лес.