Из собрания детективов «Радуги». Том 1. - Артур Апфилд

Ван Хаутем не спускал глаз с Труди, стараясь уловить все тонкости ее реакции. Он знал Вилденберга и понял, что, упрекая молодую женщину в непрофессионализме, тот пытается поколебать ее безмятежную самоуверенность. Большинство детективов считают, что никогда не ошибаются, и очень болезненно воспринимают критику в свой адрес. Казалось, швейцарка вот-вот начнет защищаться. При словах «грубая ошибка» голубые глаза сверкнули и губы сжались. Но она овладела собой и виновато кивнула.

— Я сделала глупость. Вы совершенно правы — не приди он в контору, я бы совсем потеряла его из виду. Пожалуй, это все из-за нервов: ведь, увидев, что Терборг ранен, я просто оторопела и потеряла несколько драгоценных секунд, пока уложила его поудобней и удостоверилась, что рана несерьезная. К счастью, моя ошибка не имела тяжких последствий и даже помогла комиссару арестовать человека, которого он искал.

Труди бросила торжествующий взгляд на Ван Хаутема, как бы еще раз настойчиво напоминая ему, что это она таскала для полиции каштаны из огня. Когда опять раздался спокойный голос Вилденберга, она поспешно обернулась к нему и, сообразив, что ее опять пытаются поймать, стала напряженно слушать.

— Так-так!… Но я еще не кончил! Ваши последующие действия тоже оставляют желать лучшего. Комиссар никак не стал бы держать у себя сотрудника, который делает подобные ошибки. Если я правильно понял, Целлер поручил вам наблюдать за Фрюкбергом. Но, поселившись в пансионе, вы полностью себя раскрыли. Он окончательно уверился, что вы интересуетесь его персоной, ведь первые подозрения возникли у него, когда вы под каким-то надуманным предлогом явились к нему в контору. Но дело даже не в этом. Вы допустили большую ошибку, остановив его сегодня ночью, когда он собирался войти в свою контору на Ниувезейдс-Форбюрхвал. Почему вы не подождали, когда он оттуда выйдет? Ведь мы могли бы узнать, где он живет. И тогда могли бы арестовать его в любое время, собрав побольше сведений о его планах.

На сей раз самообладание изменило Труди.

— Это был мой единственный шанс! Я застала его на месте преступления. Я могла пригрозить ему, что заявлю в полицию и его арестуют, если он не… — она вдруг осеклась, точно опасаясь сказать слишком много.

— Если он не?… — спросил прокурор.

— …не сознается, что замешан в торговле наркотиками.

После невольной паузы ответ прозвучал малоубедительно. Вилденберг, заметив, что ему удалось ввести ее в замешательство, и желая закрепить достигнутое преимущество, быстро продолжал:

— И вы будете рассказывать нам небылицы, будто Людвиг Целлер станет задерживать какого-то торговца наркотиками? Полноте, фройляйн Мигль, нидерландская юстиция не так наивна, чтобы поверить вашим басням! Вы рискуете всем и — вопреки полученному приказу — ищете непосредственного контакта с Фрюкбергом, только чтобы услышать признание в том, что он незаконно торгует морфием, который вы уже отыскали в его номере? Согласен, вы наделали массу грубых ошибок, но настолько неквалифицированной я вас не считаю!

— У Фрюкберга была судимость еще в Швеции! — воскликнула Труди, глубоко уязвленная в своей профессиональной гордости. — И совершенно ясно, что он не случайно действовал под вывеской несуществующей фирмы. Он, вероятно, замешан и в других делах. Вот это я и должна была установить!

— В каких других делах, например?

— Если бы мы знали!

Это было сказано задумчивым и доверительным тоном. Вероятно, швейцарка решила переменить тактику, потому что вдруг нагнулась через стол к Вилденбергу и многозначительно произнесла:

— Разумеется, бюро Целлера не станет разбиваться в лепешку из-за нескольких килограммов «снега». Главное, что Фрюкберг замешан в контрабанде. А преступную организацию, которая благополучно переправляет морфий, можно с таким же успехом приспособить и для контрабандной перевозки других запрещенных товаров! В настоящее время Европа буквально наводнена ценностями, контрабандная перевозка которых сулит огромные барыши, менеер Вилденберг. Фальшивые банкноты стран с твердой валютой, похищенные в войну произведения искусства и дорогие украшения — словом, ценные вещи, обращаемые здесь в доллары и фунты, а в последнее время еще и добыча крупных ограблений. Транзитные потоки контрабанды, как тихие подземные реки, струятся через всю Западную Европу, неся с собой огромные капиталы посвященных в тайну лиц. Все эти потоки и речки впадают в Атлантический океан и в Северное море. Время от времени полиция находит какой-нибудь ручеек и перекрывает его. Но остается еще много контрабандных путей, и рынок запрещенных товаров никогда не оскудевает! Вот потому-то Целлер и заинтересовался Фрюкбергом.

Лица Вилденберга и Ван Хаутема остались неподвижными. Фройляйн хоть и сообщила кое-что о своих истинных намерениях, только не ясно, скажет ли она еще что-нибудь после этого чуть ли не лирического излияния. Пока прокурор обдумывал, каким путем добиться от нее дальнейших подробностей, все молчали.

— Вы, — сказал он наконец, — главный свидетель обвинения по делу Фрюкберга. Именно вы в самый критический момент видели, как он вышел из комнаты Терборга, и опять-таки вы подтвердили наши подозрения насчет контрабанды морфия. Поэтому вас вызовут повесткой на судебное заседание. Но пройдет немало времени, прежде чем мы сможем передать дело в суд. Человек, за которым вы должны были следить, сидит за решеткой и в присмотре не нуждается. Что же вы теперь намерены предпринять? Останетесь здесь или вернетесь в Берн?

— Об этом я обязана доложить по телефону моему руководству. Может быть, — печально добавила она, — за серьезные ошибки, которые я наделала, Целлер снимет меня с этого дела. Конечно, для меня все могло обернуться иначе, если бы ваши люди решились с нами сотрудничать. Пока комиссар не может пожаловаться, что я не поделилась с ним моими результатами. Так почему же он отнимает у меня шанс спасти перед Целлером мою репутацию? Если я сообщу в Берн, что здесь в принципе не возражают против обмена информацией, то Целлер, возможно, расширит мои полномочия.

— Хотите, значит, обмениваться с нами информацией? — Вилденберг тотчас ухватился за эту мысль. — Но вы же понимаете, от всех этих разговоров не будет толку, пока мы не узнаем, с какой целью вы приехали в Амстердам. Полагаю, вы сделали этот шаг не наудачу, а по вполне определенным причинам. Нам эти причины неизвестны. Как же в таких условиях говорить о сотрудничестве и обмене информацией?

— Вы беретесь утверждать, что до той минуты, когда я сегодня ночью сдала Фрюкберга комиссару, вы о нем знать ничего не знали? — Труди с упреком взглянула на Вилденберга. — Ну ладно… Сейчас между нами стол, за которым вы занимаете выгодную позицию. Да я и не рассчитываю, что вы откроете свои служебные тайны. Давайте я вам расскажу. Фрюкберг — обыкновенный посредник в контрабандной торговле. Он не более чем почтовый ящик — один что-то туда бросает, а другой вынимает. Эти опасные посылки находятся в его руках, вероятно, максимум два-три часа. По моим сведениям, он является последним звеном на пути из Рима в Амстердам и первым в цепи, которая заканчивается в Нью-Йорке. Возможно даже, от него тщательно скрывают, что именно находится в этих посылках, чтобы не вводить в соблазн поживиться за чужой счет! Он просто пешка. А пешка всегда должна оставаться на том месте, куда ее поставил игрок. В данном случае я ему помешала. Переставила пешку на другое поле, что явно спутало планы главных игроков здесь, в Амстердаме. Так как, согласно полученным нами достоверным сведениям, первого декабря Фрюкберг должен был сыграть роль почтового ящика, я приехала сюда посмотреть, что произойдет, если в решающий момент его не окажется на месте. Большего рассказать не могу. Но услуга за услугу! Ответьте теперь на мой вопрос: вы подозревали Фрюкберга в каком-то другом преступлении, до того как я вылезла с морфием?

Вилденберг и комиссар молча переглянулись. В конце концов, дело пока в руках полиции и еще не передано в прокуратуру. Эти двое так давно работали вместе, что понимали друг друга без слов. С добродушной откровенностью, которая так шла к его полной фигуре и честному лицу, Ван Хаутем полуобернулся к швейцарке.

— Нам посчастливилось больше вашего, — сказал он, как бы освобождая себя наконец от сурового обета молчания. — Посылка, которую вы ожидали, попала прямо ко мне, в полицию.

— Вы хотите сказать, — растерянно спросила Труди, — что амстердамская полиция завладела драгоценностями, похищенными на Ривьере?

— Очень незначительной их частью. Да! А некая фройляйн Мигль из Берна чуть было не опередила нас. Я уверен, она не только видела пакет, но, может быть, даже держала его в руках.

— Ничего не понимаю! Могу присягнуть, что первого декабря я ни к чему подобному не прикасалась. Иначе вы бы ничего не получили.