Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев

— Это свонят ис Финляндии, фернее с финской краницы. Мне пажалуста висе-консула Крикорьев.

— Я слушаю.

— Это инспектор покраничной страши такой-то. Мы тут затершали трёх финноф, а мошет шветоф, утферштающих, что они краштане Софетского Союса. Фот их имена.

Финский пограничник назвал известные мне фамилии.

— Они говорят правильно, — подтвердил я. — Наше консульство в Стокгольме выдало им свидетельства на возвращение, поскольку они приняты в советское гражданство и следуют в Петрозаводск на постоянное жительство. Пожалуйста, не задерживайте их и пропустите через границу.

— Карашо. То сфитания.

После этого инцидента на финско-советской границе прошло два или три месяца, как вдруг в консульстве неожиданно появился отец Марии.

— Что случилось?

— Мария бросила нас в Петрозаводске и вернулась в Швецию.

— Как так? В связи с чем? Что-то не понравилось?

— Да нет, всё было хорошо. Встретили нас очень гостеприимно, нам всё понравилось, только... Только Мария не находила там места и в конце концов сбежала к своему знакомому.

— Какому знакомому? Ведь у неё никого не было!

— Мы тоже так думали. А оказывается, у неё там в тюрьме возникли такие тесные отношения с тем парнем, что... В общем, он закрутил ей голову

Б. сообщил, что у Т. от него должен родиться ребёнок по собственной инициативе.

— Что же будете делать?

— Пока не знаем. Без неё мы с женой тоже жить не сможем — ни в Петрозаводске, ни в любом другом месте. Если нам не удастся её вернуть обратно, тогда... тогда придётся возвращаться к ней в Швецию. Вы уж нас простите, что так получилось.

— Ну что ж, звоните, если понадобится помощь. Ваши шведские паспорта я послал по почте...

— Да нам их уже вернули. Иначе как бы мы приехали сюда?

— Да, да, конечно.

— До свидания.

— До свидания.

Уязвлённый в самых лучших чувствах, я холодно распрощался с эмигрантом-неудачником. Сейчас, когда пишу эти строки, я уж не держу на него зла, да и на Марию тоже. В конце концов, она тоже не виновата, что так была воспитана. Её пытались оградить от всех тлетворных влияний общества, вместо того чтобы научить, как им противостоять. Её оберегали от контактов со сверстниками, а потому, когда природа всё-таки взяла своё, она оказалась совершенно беззащитной перед лицом стандартных для всех, но не для неё обстоятельств.

Родителей жалко, жалко Марию, но кто виноват?

Скандинавские страны, а Швеция в особенности, всегда были и до сих пор остаются страной обетованной для всех беженцев.

По чисто объективным причинам — динамическое развитие экономики и потребность в дополнительной рабочей силе — в 1960-х и 1970-х годах Швеция привлекла к себе внушительные массы эмигрантов из Турции, Пакистана, Польши, Югославии, Греции, Латинской Америки и некоторых других стран. Не считая притока населения за счёт свободной миграции внутри стран Северного паспортного союза, среди которых одних только финских граждан в отдельные годы насчитывалось до 400 тысяч человек, колония иностранных граждан составляла примерно девятую часть всего населения страны, то есть вместе с финнами, датчанами и норвежцами она достигала примерной численности 750—800 тысяч человек.

Много это или мало, можно судить по сегодняшней численности населения России: чтобы достичь шведского уровня, у нас должно быть около 17 миллионов иностранцев!

Присутствие такого количества иностранцев в стране, естественно, наложило отпечаток на культурный, социальный и экономический облик Швеции. Если учесть, что иностранцы расселились исключительно по городам, то их доля там составляла уже не одну девятую, а одну пятую, а в некоторых городах, как Сёдертэлье, — почти половину коренного населения.

Шведы, естественно, отдали эмигрантам всякую черновую, трудоёмкую и малооплачиваемую работу. Достаточно сказать, что все уборщицы, большинство водителей автобусов и поездов метро в Стокгольме были иностранцами. Многочисленный профсоюз уборщиц в столице в 1980 году возглавлял молодой грек. Но иностранцы не жаловались на условия жизни и труда: зарплата была всё равно на порядок-другой выше, чем у них на родине, они получили в стране такие же права, как шведы, и в 70-х годах уже участвовали в выборах в местные органы власти.

Одной из привилегированных прослоек иностранцев в Швеции были выходцы из Советского Союза и других социалистических стран. При одном только упоминании, что русский, чех или поляк подвергался преследованиям у себя на родине, СИВ, иммиграционное ведомство Швеции, тут же предоставляло ему политическое убежище, окружало теплом и заботой и делало всё возможное, чтобы иностранец как можно быстрее ассимилировался на новой родине. (Впрочем, такая «конъюнктура» на граждан социалистических стран существовала во всех странах Запада, поскольку это была сознательно избранная политическая линия.)

Шведы различали политических и экономических беженцев. С первыми всё ясно, а термин «экономический беженец» требует пояснения. Под ним понимался любой иностранец, который не был доволен условиями труда и жизни у себя на родине и хотел осесть в Швеции для того, чтобы приобщиться к достижениям общества благоденствия. Таких было большинство, и пока шведам была нужна дешёвая рабочая сила, они принимали их у себя в стране. Но потом рынок труда насытился, и СИВ стало ужесточать правила приёма иностранцев, устанавливать квоты, более тщательно изучать мотивы эмиграции.

Наиболее хитрые иностранцы стали скрывать свои истинные мотивы прибытия в страну и претендовали на статус политических беженцев. Некоторым из них, в основном жителям социалистических стран, удавалось получить такой статус, но большинство были вынуждены уехать из Швеции ни с чем. Чтобы оградить страну от нежелательных лиц, СИВ ввело правило, по которому оформление приезда в Швецию надо было осуществлять через шведские консульства в странах гражданства потенциальных эмигрантов.

Очень многие бездетные шведы завезли в страну и усыновили сотни детей из Индии, Таиланда, Шри-Ланки и Пакистана. На возникшем спросе недобросовестные дельцы стали делать деньги. Возникли некоторые достаточно неприглядные явления и в самом шведском обществе. Появилась целая категория одиноких и не только одиноких шведок, которые усыновляли и удочеряли двух-трёх детей из Азии и, получая на них солидные пособия от государства, могли беззаботно жить, пока дети не достигнут совершеннолетия. Излишне говорить, что сами дети и их воспитание таких шведок ни капельки не интересовали.

Но поток беженцев в Швецию не иссякал, люди со всех концов мира стремились правдами и неправдами проникнуть туда, хоть как-то зацепиться, удержаться, остаться. Наиболее распространённым и надёжным способом для этого стали фиктивные браки. Этим — естественно, тоже за деньги — промышляли представительницы прекрасного пола: шведки, чаще всего студентки, установили таксу на такой брак и исправно собирали деньги со своего фиктивного мужа. Полиция быстро пронюхала о таком жульническом способе эмиграции и приняла меры к тому, чтобы при очередном продлении разрешения на работу и проживание подозреваемый иностранец представил доказательства того, что он на самом деле состоит в браке со шведской подданной.

Наблюдая за шведами, я пришёл к выводу, что их благожелательное отношение к иностранцам, основанное на чувстве сострадания и желании помочь ближнему, принимает порой какие-то уродливые формы. Нашумевший повсюду фильм «Интердевочка» очень точно отображает это явление. В период работы в Швеции я достаточно много пообщался с нашими гражданками, вышедшими замуж за шведов, и уже тогда понял, что для большинства из них при заключении брака чувства к будущему мужу имели значение десятое. Главное для них было вырваться на Запад, вкусить запретных плодов там, где нет парткомов, месткомов и мам с папами.

Ко мне часто приходила на приём одна игривая и смазливая киевлянка и откровенно рассказывала о своих семейных неурядицах, конфликтах и проблемах. Как-то она сказала, что её шведский муж не даёт ей денег.

— Позвольте, но на какие же деньги вы так шикарно одеваетесь? — Я знал, что киевлянка нигде не работала, но приходила в консульство тем не менее всегда в «шиншилях» и «диорах».

— Ну что вы, Борис Николаевич, спрашиваете меня, как будто сами не знаете! — закокетничала дамочка с Крещатика.

— Откуда же мне знать? — настаивал я.

— Подрабатываю. — Тут киевлянка изобразила на лице смущение.

— То есть как подрабатываете? — До меня всё не доходило, как замужняя дама, нигде не работая, может так здорово подрабатывать.

— На панели, вот как, — грубо ответила собеседница.

— А муж знает об этом?

— Ну конечно.