Золотой Лис - Уилбур Смит

По лестнице к ним спускалась женщина. Майкл вынул изо рта незажженную сигарету и молча уставился на нее. Разумеется, он сразу ее узнал. Ее называли черной Эвитой, матерью народа. И все же ни одна фотография не была способна полностью передать ее поразительную красоту и царственную осанку.

— Виктория Гама, — представил ее Рейли. — А это Майкл Кортни, тот самый журналист, о котором я тебе рассказывал.

— Да, — произнесла Викки Гама. — Я знаю, кто такой Майкл Кортни.

Она подошла к нему, двигаясь с поистине королевским достоинством. На ней был длинный, по щиколотки, восточный халат в зеленую, желтую и черную полоску, цвета запрещенного Африканского Национального Конгресса. На голове красовался изумрудно-зеленый тюрбан; и халат, и тюрбан были ее, так сказать, фирменными знаками.

Она протянула Майклу руку. Рука изящная и хрупкая на вид, но пожатие длинных тонких пальцев было твердым, а ладонь оказалась прохладной, даже холодной. Ее кожа была гладкой, бархатной, цвета темного янтаря.

— Твоя мать была второй женой моего мужа, — тихо сказала она. — Она родила Мозесу Гаме сына, так же, как и я. Твоя мать хорошая женщина, она одна из нас.

Майкла всегда поражало полное отсутствие ревности между африканскими женами. Жены чернокожих африканцев относились друг к другу не как соперницы, а, скорее, как сестры, связанные родственными узами.

— Как поживает Тара? — настойчиво расспрашивала Викки, подведя Майкла к одному из диванов и усадив его поудобнее. — Я много лет ее не видела. Она все еще живет в Англии?

— Да, они по-прежнему живут в Англии. Я недавно видел их обоих в Лондоне. Бенджамен уже взрослый парень. Он делает большие успехи. Он изучает химическое машиностроение в университете Лидса.

— Интересно, вернется ли он когда-нибудь в Африку. — Викки присела рядом с ним. Они непринужденно болтали, и Майкл чувствовал, что мало-помалу поддается ее бесспорному очарованию.

Наконец, она спросила:

— Так ты хочешь увидеть моих детей, детей апартеида?

Внезапно Майкл понял, что именно так будет называться его статья, или, возможно, целая серия статей, которую он напишет после этой поездки.

— Дети апартеида, — повторил он. — Да, миссис Гама, я хотел бы увидеть твоих детей.

— Пожалуйста, называй меня Викки. Ведь мы близкие родственники, Майкл. Смею ли я надеяться, что наши мечты и надежды также близки?

— Да, Викки, полагаю, что у нас много общего.

Она повела его обратно на террасу, подозвала к себе детей и подростков и познакомила их с Майклом.

— Это наш друг. Можете быть с ним откровенными. Отвечайте на все его вопросы. Расскажите ему обо всем, что он захочет узнать.

Майкл снял пиджак, галстук и уселся под одним из зонтов. Мальчики сгрудились вокруг него. После заверений Викки Гамы и полученного от нее разрешения они моментально приняли его за своего и теперь пришли в полный восторг от того, что Майкл говорит на их языке. Майкл отлично знал, как их разговорить. Вскоре они уже перебивали друг друга, стремясь завладеть его вниманием. Он ничего не записывал, боясь их смутить. Важнее всего для него были их откровенность и непосредственность. А кроме того, ему и не нужно было ничего записывать. Он знал, что никогда не забудет ни их слов, ни самого звука их юных голосов.

Он услышал много разных историй; среди них были и смешные, и ужасные. Один из мальчиков был в Шарпевиле в тот роковой день. Он был тогда еще младенцем и висел на спине у матери. Та же полицейская пуля, что убила ее, раздробила ему ногу. Кость неправильно срослась, и теперь другие дети называли его «хромым Питом». Майкл слушал его рассказ, и на глаза ему наворачивались слезы.

Вечер пролетел незаметно. Некоторые ребята откололись от их тесной компании, чтобы искупаться в бассейне. Разделись догола и бросились в чистую прозрачную воду. Они плескались, брызгались и весело смеялись.

Рейли сидел чуть поодаль, рядом с Викки Гамой, внимательно наблюдая за этой сценой. От него не укрылось то, как Майкл смотрел на обнаженных мальчиков, и он сказал Викки:

— Я хочу, чтобы ты задержала его здесь на ночь. — Она кивнула. — Ему нравятся мальчики. У тебя найдется кто-нибудь для него?

Она тихо рассмеялась.

— Он может выбрать, кого захочет. Мои ребята сделают все, что я им прикажу.

Она встала, подошла к Майклу и положила руку ему на плечо.

— А почему бы тебе не написать свои статьи здесь? Переночуешь у нас. Наверху у меня есть пишущая машинка, ты можешь ею воспользоваться. И завтрашний день можешь провести с нами. Мальчикам ты понравился, и они еще много чего могут порассказать.

Пальцы Майкла летали над клавиатурой машинки подобно пальцам музыканта, исполняющего бурное аллегро; слова словно по волшебству возникали на чистом листе бумаги, выстраиваясь в сомкнутые ряды, как воины, готовые ринуться в бой по первому его приказу. Статья писалась сама собой. И когда Майкл перечитывал написанное, его глаза слезились вовсе не от дыма, кольцами поднимавшегося к потолку от сигареты, которую он не выпускал изо рта. Ему крайне редко доводилось испытывать подобное ощущение огромной важности и непреходящего значения того, что ему удалось написать. В глубине души он знал, что наконец-то смог выразить самое сокровенное. Именно такой должна предстать перед миром история «детей апартеида».

Он закончил статью, которая, как он теперь твердо знал, была лишь первой из серии, обещавшей стать его журналистским триумфом, и обнаружил, что весь дрожит от возбуждения. Взглянул на часы; дело шло к полуночи, но он знал, что не сможет уснуть. Статья еще бурлила у него в крови и ударяла в голову, подобно крепкому шампанскому.

Он вздрогнул, услышав робкий стук в дверь. Тихо произнес на коса:

— Открыто. Войдите! — В спальню вошел один из его новых знакомых. На парне не было ничего, кроме синих футбольных трусов.

— Я слышал, как ты печатаешь, — сказал он. — Я подумал, может быть, ты захочешь, чтобы я принес тебе чашку чая.

Это был юноша, которым Майкл больше всего восхищался, когда тот плавал в бассейне. Еще тогда он сказал Майклу, что ему шестнадцать лет. Он был похож на большого черного кота, которого страшно хотелось погладить по его гладкой, лоснящейся коже.

— Спасибо, — Майкл почувствовал, что голос его звучит хрипло. — Мне бы этого очень хотелось.

— Что ты пишешь? — Юноша подошел к нему сзади и наклонился через него, чтобы прочесть лежавшую на столе страницу. — Это то, что я тебе рассказывал?

— Да, — пробормотал Майкл. Парень положил руку ему на плечо и заглянул Майклу в глаза с застенчивой улыбкой. Лица Майкла коснулось его теплое дыхание.

— Ты мне нравишься, — произнес он.