Наука страсти - Джулиана Грей

— Пока нет.

— Насколько мне известно, как раз сейчас сдаются внаем несколько вполне подходящих особняков. Разумеется, вы заберете сюда из Йоркшира как можно больше прислуги — не нужно, чтобы по дому болтались незнакомые люди.

Эшленд шагнул вперед и ткнул пальцем в самую середину безукоризненно чистого гроссбуха Олимпии в кожаном переплете.

— Я уже сказал, что вы не будете подвергать риску Эмили.

— Мой дорогой друг, в моем доме ей не угрожает никакая опасность! Я лично обеспечиваю ее безопасность.

— Во-первых, я остановлюсь там, где будет жить Эмили.

— Это совершенно неподобающе.

— Мне, черт возьми, плевать. Во-вторых…

В дверь постучались.

— Войдите, — сказал Олимпия.

За спиной Эшленда открылась дверь, по деревянным половицам резко зацокали каблуки, но на ковре звук шагов оборвался. Олимпия глянул в сторону вошедшего.

— А! Мисс Динглеби!

— Я помешала?

— В общем-то, да, — сказал Олимпия. — Есть сообщения?

Ее голос был теплым, но деловым, как Эшленд и ожидал. Олимпия всегда подбирал себе оперативниц одного типа.

— Боюсь, мое утреннее задание не принесло результатов. Но комнату Эмили наверху обезопасили. Ночью я перенесу туда свою койку. А пока я отправила Ганса на улицу — пусть последит, вдруг кто-нибудь следовал за ними из Йоркшира?

— Никто, — не оборачиваясь, ответил Эшленд.

— Вы уверены? — спросила мисс Динглеби.

Он обернулся.

— Надеюсь, вы не подвергаете сомнению мою компетенцию, мисс… — он внимательно окинул взглядом ее угловатые формы, — …Динглебат, кажется?

Мисс Динглеби благосклонно улыбнулась.

— Однако вам потребовалось несколько месяцев, чтобы разобраться в маскировке Эмили.

— Если бы вы выполняли свою работу как следует, мадам, ей бы не пришлось скрываться.

— Прошу прощения. Вы вообще представляете себе, какому врагу мы противостоим, ваша светлость?

— Я проникал в самые смертоносные культы в…

— А ну прекратите, вы оба! — вскричала Эмили.

Эшленд повернулся. Эмили стояла, подбоченясь, раскрасневшаяся, а синие глаза из-под очков испепеляли их обоих. Фальшивые бакенбарды встали торчком.

— Прекратите говорить обо мне и строить планы так, будто я всего лишь пешка на шахматной доске и меня можно передвигать, куда пожелаете! Вы! — Она ткнула пальцем в сторону Олимпии. — Вы спланировали каждый шаг всего этого, так? Вы отлично знали, что я подпаду под чары Эшленда, и заманили его в… смертельную опасность, не имеющую к нему ни малейшего отношения! Рискуя его жизнью, в точности, как поступили в Индии, когда из-за вас его едва не убили! Я не позволю вам повторить это!

Эшленд открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не нашел слов. Не существует слов, чтобы ответить этой необыкновенной леди, этой пламенной принцессе, сражавшейся за него, ради него, с яростью, распиравшей ее царственное златовласое тело.

— А вы! — Эмили повернулась и ткнула обвиняющим пальцем в сторону Эшленда. — Вы не будете рисковать своей жизнью во время публичного обручения со мной! И спать в этом доме со мной вы тоже не будете!

Дар речи вернулся мгновенно. Он схватил ее за плечо.

— Клянусь Богом, буду!

— Нет! — Эмили, не дрогнув, смотрела в его изуродованное лицо. — Начать с того, что у вас уже есть жена! Или вы забыли?

Рука Эшленда упала.

— Зато я не забыла! — сказала она. — И сомневаюсь, что лондонское общество страдает забывчивостью. Вы не можете ни с кем обручиться, хоть публично, хоть нет. И никаких шикарных балов на Парк-лейн, чтобы заманить в свои сети сумасшедших анархистов!

У Эшленда перехватило дыхание. Грудь болела слишком сильно. Он сделал шаг назад, и нога его опускалась в мягкий ковер целую вечность.

— Разумеется, все так. Пока у меня нет никаких прав.

Ее лицо смягчилось.

— Эшленд…

Олимпия за его спиной деликатно кашлянул.

— Ах да. Ваш неудачный предыдущий брак. Что до него, полагаю, у меня есть решение.

— Никакого решения не существует, — не оборачиваясь, ответил Эшленд. Синева безнадежного взгляда Эмили не отпускала его. — Даже вы не сможете устроить развод достаточно быстро. А даже если и сможете, поспешность помолвки вызовет скандал века.

— А. — Зашуршала бумага, заскрипели половицы. — После вашего визита я взял на себя смелость навести справки по собственным каналам. Этот ответ я получил всего несколько часов назад, сегодня утром.

Перед грудью Эшленда, на самой периферии зрения, появился лист бумаги. Сердце внезапно пропустило удар — от страха, надежды или предвкушения. Он схватил бумагу и медленно опустил взгляд на напечатанный текст.

СОЖАЛЕЕМ ГЕРЦОГИНЯ ЭШЛЕНД УМЕРЛА ОТ ТИФА В СВОЕМ ДОМЕ НА ВИА НАТАЛЕ РИМ ИТАЛИЯ 19 СЕНТЯБРЯ 1887 ТЕЛО ПОГРЕБЕНО НА АНГЛИКАНСКОМ КЛАДБИЩЕ 21 СЕНТЯБРЯ 1887

— Соболезную вашей утрате, — сказал герцог Олимпия.

Когда Эмили снова нашла герцога Эшленда, он был одет в толстое шерстяное пальто, делающее его крупную фигуру еще внушительнее. Лакей протягивал ему шляпу и перчатки.

— Идете прогуляться? — спросила она от подножия главной лестницы.

Он повернулся, и дыхание Эмили замерло. Лицо его было жестким, повязка на бледной коже казалась черным поперечным разрезом. Увидев Эмили, снова одетую в женское платье, он застыл всем массивным телом.

Эмили пересекла холл.

— Можно с вами поговорить?

Он рукой показал на маленькую утреннюю гостиную, окнами выходившую на парк. Его молчание заставляло нервничать. Они едва ли обменялись хоть словом с тех пор, как час назад Олимпия показал им ту роковую телеграмму. Тогда на лице Эшленда и возникло это самое суровое выражение, и он вернул бумагу ее дяде, негромко бросив:

— Благодарю.

Затем поклонился им обоим и вышел из комнаты.

Он и теперь ничего не говорил, просто пропустил Эмили перед собой в гостиную. Огонь в камине с простой полкой белого мрамора старался изо всех сил, прогоняя январский холод. Эмили подошла к камину и протянула руки над шипящими углями.

— Вы уже сообщили Фредди? — спросила она.

— Да. Он воспринял новость очень спокойно.

— Конечно, он же ее совсем не знал. Он сказал мне как-то, что она никогда не была для него по-настоящему живой. Скорее призраком.

— Да.

Эмили обернулась. Герцог стоял у окна и смотрел на скелеты деревьев в Гайд-парке. Шляпу и перчатки он держал в руке, повернувшись к ней своим безупречным левым профилем со строгими и прекрасными чертами. Слабое зимнее солнце придало его волосам почти неземной оттенок белого.