Наука страсти - Джулиана Грей

— Вы имеете в виду, избавиться от ребенка, — произнесла она наконец. — Если ребенок в самом деле есть.

Мисс Динглеби откинулась на спинку кушетки и скрестила руки на груди, обтянутой черным габардином. Лоб ее выжидательно наморщился.

Если ребенок в самом деле есть. До сих пор Эмили не позволяла себе думать о такой возможности, отмахивалась от подозрений, сосредоточившись на других вещах. Каждый день она ожидала, что увидит признаки, говорящие, что все нормально, все просто замечательно, и каждый день эти признаки не появлялись. Но она все-таки сумела убедить себя, что это ошибка, что сама мысль о том, будто она носит ребенка герцога Эшленда, абсурдна.

Абсурдна.

Живот все еще плоский. Чувствует она себя, как обычно. Может быть, груди слегка ноют и немного набухли, но это, конечно же, виноваты корсеты, которые снова приходится носить, они все сжимают и сдавливают. Или же причина в том, что вот-вот явится запоздавший визитер.

«Если нам так повезет, что мы сумеем зачать ребенка». Дитя Эшленда, дитя, о котором он мечтал. Эмили заставила себя представить картинку: Эшленд стоит у окна, качая в своих огромных руках спящего младенца. Сердце успокаивалось, билось все медленнее, в ровном, уверенном ритме, к животу и конечностям вновь приливало тепло.

Дитя Эшленда. Их дитя.

— Это смехотворно, — сказала она.

— Это вполне рационально. Женщины делают это каждый день.

— Может, они и делают. Но я не могу совершить подобное, не сказав ему, — отрезала Эмили.

Мисс Динглеби воздела руки.

— Только послушай себя! Ты добровольно кладешь голову на плаху после всего, что я сделала, чтобы тебя освободить.

— Не вижу никаких причин действовать немедленно. Когда пройдет бал…

Мисс Динглеби встала.

— Когда пройдет бал и минует опасность, тебе уже никуда не деться. Ты будешь испытывать облегчение, благодарность к Эшленду и сделаешь все, что он захочет. Мне стыдно за тебя, Эмили. Я думала, ты сделана из более жесткого материала. Я думала, если дать тебе попробовать вкус независимости…

Руки Эмили сами собой сжались в кулаки.

— Да! Да, я отлично понимаю, что все вокруг знают, как для меня лучше! Все строят за меня планы! Передвигают меня так, чтобы это соответствовало их целям. Но у меня есть и собственная воля, и я намерена прямо сейчас применить ее к делу. Мисс Динглеби, вы немедленно покинете эту комнату и позволите мне раз в жизни самостоятельно принять решение.

Мисс Динглеби не шелохнулась. Ее нежный розовый ротик почти незаметно сжался; она не моргая смотрела на Эмили.

— Браво, — произнесла она наконец и только тогда вышла из комнаты.

Герцог Эшленд, поднимаясь по большой лестнице особняка герцога Олимпии на Парк-лейн, не особенно обрадовался, встретившись на верхней ступеньке с аккуратно одетой мисс Динглеби.

Он отошел в сторону.

— Добрый день, мисс Динглеби.

— Добрый день, ваша светлость. Вы хотите увидеть ее высочество? — спросила она так, словно спрашивала: «Ты, бесстыжий пес, собрался украсть Святой Грааль с его священного алтаря?»

— Да.

— Полагаю, вас не смущает тот факт, что ее высочество отдыхает в своей комнате?

— Я отвлеку ее ненадолго.

— Разумеется. Я полностью доверяю чувству чести и приличий вашей светлости, — четко проговорила мисс Динглеби. — Доброго дня.

Дверь в покои Эмили была приоткрыта. Эшленд все равно постучался.

— Кто там?

— Эшленд.

Короткая пауза.

— Заходите.

Он толкнул дверь. Эмили стояла у окна, прижав пальцы к подоконнику. Угасающий свет придавал ее коже слегка голубоватый оттенок.

— Вы сегодня без очков, — заметил он.

— У меня заболели глаза.

— С вами все в порядке?

— Да. — Она посмотрела на него. Мышцы лица натянулись, все ее тело излучало беспокойное напряжение. Одним пальцем она постукивала по подоконнику. — Вы приехали, чтобы отвезти Мэри и Фредди на Итон-сквер?

— Да. Но вечером я, разумеется, вернусь. Куда пошла мисс Динглеби? Вас нельзя оставлять в одиночестве.

Эмили оторвалась от окна и подошла к нему.

— Можно поехать с вами? За эти последние недели я почти не выходила на улицу.

— Лучше бы не надо. Мне еще нужно кое-что сделать.

— Понятно.

— Эмили. — Он убрал руки за спину, чтобы не прикоснуться к ней. — Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Да.

— Если вы передумали насчет завтрашнего дня, я могу все прекратить. Скажу Олимпии…

— Нет! Нет. Я хочу покончить с этим.

— Мне это не нравится, и вы это знаете. Есть и другие способы.

— Это мое решение, — сказала она.

Она стояла так царственно, выпрямив спину, вздернув подбородок. Золотистые волосы, аккуратно разделенные на пробор и уложенные в узел у основания шеи, блестели. Она напоминала ему цитадель — сплошь гладкие каменные стены и высокие зубцы с бойницами. Ему хотелось бросить абордажный крюк и соскоблить все это, но сама идея казалась нечестивой. Словно Эшленд мог поцарапать ее, запятнать эту ее безупречную крепость.

Где же за этими отполированными стенами сама Эмили? Где Гримсби?

— Есть и другие способы, — повторил он. — Прямо сейчас у меня в кармане лежит специальная лицензия. Вы уже достигли совершеннолетия. Мы могли бы пожениться еще до обеда. И уехать, куда вы только пожелаете.

— Чепуха. Я намерена довести дело до конца. Ради блага моих сестер, если уж нет других причин.

Между пальцами правой руки мелькнуло что-то белое: скатанный в шарик носовой платок.

— Ну хорошо. Так или иначе, а я сделал все необходимые приготовления. И у меня есть кое-что для вас. — Эшленд вытащил из кармана конверт и протянул ей.

— Что это? — Она спрятала платок в рукав и взяла конверт. Эшленд смотрел на ее запястье. Ему хотелось закатать этот рукав, сорвать с нее платье и упиться ее наготой. Хотелось снова оказаться с ней в постели и заниматься любовью до тех пор, пока она не зарыдает от наслаждения, пока не начнет смеяться вслух, пока снова не станет собой.

Эшленд тяжело сглотнул.

— Это прибыло с почтой на Итон-сквер. Адресовано вам.

Она перевернула конверт, глянула на черные каракули и ахнула.

— Вы узнаете почерк? — спросил Эшленд.

Она подняла на него широко распахнутые от волнения глаза. Все опасения исчезли с ее лица.

— Это от моей сестры!

Глава 22

Слабый свет газовых фонарей заскользил по лицу Эшленда, когда карета завернула за угол Чейни-уок, и лицо его сделалось еще более пугающим, чем всегда. Да и грозное выражение не помогало расслабиться.