Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что прежде чем Иван Павлович продолжит и окончательно согласится выступить для Клавы тем человеком, кто будет глубоко вникать в её совместную с Тёзкой жизнь, где он, возможно, захочет засунуть свой нос с несовершенством в нём в их грязное белье, говоря не дипломатическим языком, а если использовать вежливые выверты языка, то приоткрыть завесу таких семейных тайн, о которых не принято на сторону разглагольствовать семейным людям (для этого всего существует период холостячества, где хвастануть своими победами и силой воли, перед которой ни одна хозяйка своих панталон не устоит, и тем самым поднять свои котировки на рынке брачных услуг, даже приветствуется), и чем больше неделикатного своеволия и самонадеянности он накопает об этом счастливом браке со слов Клавы, плюс коррекция на её не полную независимость суждения, на которое будут довлеть её расшатанные нервы, тем яснее откроется для него картина произошедшего, и тогда есть шанс на то, что семья воссоединится в своё целое. Но только в физическое целое, ведь после того, что Иван Павлович услышал от Клавы, а она значит, ему обо всём проговорилась о Тёзке, то ни ему, ни Клаве, не будет легко находиться рядом с Тёзкой и смотреть ему прямо в глаза на полном серьёзе, который так и будет стараться подавить накатывающаяся на них улыбка.
А из всего этого для нас вытекают знания о том, что Клава уже в общих деталях посвятила в суть своей проблемы Ивана Павловича, и он, как человек всё-таки обстоятельный, не труха и не трепло человек, которому ничего не стоит пообещать найти пропавшего супруга убитой безутешным горем вдове, – зуб даю, и парни из банды рэкетиров не дадут соврать, что отыщу этого негодяя и тот лотерейный билет с выигрышем, который им был перед своим исчезновением прихвачен, и который привёл к таким сложным мыслям о нём, – и не найти его на глубине реки (а билет одновременно с ним утонул в кармане Ивана Павловича трепла), прежде чем взяться за всё это наисложнейшего характера дело (если в нём замешаны супруги, где всегда есть место манипуляции обоюдного и третьего лица сознания, никто не даст разбирающемуся в их сложных отношениях человеку гарантии, что в итоге на орехи достанется ему; ведь так для укрепления их брака и скрытия ими совместно украденного из банка, и было задумано), должен взять для себя паузу и дать ей же Клаве, представляющей собой не только одну сторону семейного конфликта, но и клиентскую сторону, чтобы, как следует, подумать над тем, принять ли его помощь, или же лучше будет расстаться друзьями. Ведь при любом развитии в дальнейшем ситуации, они уж точно не останутся друзьями, хоть и такими поверхностными.
Ну а то, что из слов Ивана Павловича можно было сделать и другого рода выводы – он так чрезмерно хвалится, усугубляя сложность ситуации, в какой оказалась Клава (кроме меня с этим делом разобраться никому не по плечу), чтобы только набить цену своим услугам (будете по гроб жизни вашего Тёзки мне должны и обязаны; а никто и не обещал его найти целым и в сохранности).
Правда Клава слишком затягивает с ответом, где она с каким-то отстранением смотрит на Ивана Павловича, без остановки помешивая ложечкой в чашке кофе, а вернее сахар в ней. А это начинает заставлять волноваться за неё Ивана Павловича, не привыкшего давать столько много времени своим собеседникам на обдумывание своих слов. И такие задержки в его и его слов понимании, рождает в голове Ивана Павловича негативного качества ассоциации с этим долго думающим слушателем. И, пожалуй, не нужно объяснять, что о таких вещах вслух не сообщают, и Ивану Павловичу приходиться на глазах своего молчаливого собеседника расстраиваться.
– Любите подсластить свою жизнь? – не выдержав всего этого молчания, а особенно этого крутящегося момента в руках Клавы (да сколько уже можно меня мешать, а уж затем сахар в чашке?!), задаётся вопросом Иван Павлович, кивнув в сторону ложки в руках Клавы. Что, наконец-то, приводит к положительному результату в сторону Клавы, которая, как оказывается, не в задумчивость впала, а она была сама собой, а именно этим круговым движением заворожена, и не могла выйти из того замкнутого круга, выглядывающего из её чашки кофе, который она сама тут накрутила и сама же стала заложницей всего того, что она в него вложила.
– А может будет безопасней и не так насильственно и сложно над моей природой, если я обращусь за помощью к кофейной гуще? Слишком сложен для меня и моего понимания этот Иван Павлович. Да и выглядит он слишком опасно для потерявшейся девушки. Такие как он не упустят случая дать возможность потерянной девушке отыскать себя и свою потерю в самом себе и своих объятиях. Надо хорошенько приглядеться к этому, столь притягательно-странному Ивану Павловичу. – Вот с этого мысленного момента и озарения началось вступление в свой замкнутый, а уж затем порочный круг Клавы. Где она вслед за этими мыслями и опомниться не успела, как чайная ложечка вот уже у неё в руках, и она начинает себя и в себе разного формата и качества мысли накручивать с помощью круговых движений своей руки, с ложечкой в ней. Где ей с каждым кругом начинает внушаться уверенность в том, что кофейная гуща будет что ли более осмысленно развита, если она к её формированию приложит столько завидных усилий.
Так что когда Иван Павлович к ней так неожиданно, казалось, обратился, то она застанная врасплох, не сразу сообразила, что он у неё спрашивает, что в своём вопросе подразумевает и на что он тут так неприкрыто намекает.
– Заверяю вас, что с моей стороны ничего из того, на что вы тут намекаете не было. – С официозом холодности в голосе отреагировала в ответ Клава, как только решила понять вопрос Ивана Павловича, как
