Адептус Механикус: Омнибус - Грэм Макнилл

Пустотные щиты “Адитума” загудели и заскрипели, когда корабль оказался во власти разнонаправленных полей энергии, и вдоль бортов пронеслась быстро погасшая цепочка взрывов — генераторы вышли из строя один за другим. Показалось, что корабль Чёрных Храмовников растягивается, но когда скорости сближения вывели ковчег за меньшее судно, экстраполяция уменьшилась.

Фиолетовые и красные пространственно-временные шквалы окружили скоростной крейсер Чёрных Храмовников, и он вскоре пропал из вида. За “Адитумом” последовал “Дитя Луны”, его длинный корпус задрожал под ударами неистовых гравитационных волн. Листы брони скручивались и улетали в космос, напоминая крылья, оторванные злобным ребёнком у пойманного насекомого. Как и “Адитум” “Дитя Луны” лишился пустотных щитов в тихой цепочке взрывов.

Следующим стал “Кардинал Борас”, он последовал по той же самой траектории, что и “Дитя Луны”, потому что Галатея высказалась предельно ясно: отклонение от её курса приведёт к катастрофе и отдаст корабль на милость бурного гнева Шрама Ореола. Он также скрылся из вида в разрушительной туманности первородных сил и вскоре исчез среди электромагнитной радиации, ужасающих гравитационных течений и астрономического предательства.

Наступила очередь “Сперанцы” и флотилии вспомогательных судов.

Котов почувствовал, как задрожал ковчег, попав в объятья Шрама. Энтоптический обзорный экран заволокло статикой и пеленой бессмысленного скрапкода. Из аугмитов раздался прерывистый двоичный визг и из каждой машины с визуальной связью на командной палубе повалили искры.

Обладавшие ограниченной автономией на случай чрезвычайной ситуации сервиторы мостика отдавали распоряжения кибернетике низкого уровня по восстановлению разорванных связей и перезапуску чувств “Сперанцы”. Криптаэстрекс наблюдал за ремонтом, в то время как Азурамаджелли пытался не отставать от быстро развивающихся вычислений Галатеи. Гравитационные бури наступали и отступали совершенно беспорядочно, но она заверила магоса астронавигации, что они соответствовали моделям, которые были слишком сложными даже для логических машин “Сперанцы”.

— Знаете, Таркис, — произнёс Котов. — Если бы вы сейчас заговорили со мной о возвращении, то, возможно, я послушал бы вас.

— Сомневаюсь, архимагос. Вы не решитесь вернуться на Марс с пустыми руками, и каким бы ни был риск, вы всегда желаете двигаться вперёд.

— Вы говорите так, словно это что-то плохое. Мы — эксплораторы, двигаться вперёд — значит раздвигать границы знания. Небольшой риск никогда не повредит.

— Соотношение риска/вознаграждения в этом путешествии очень сильно смещено в сторону риска. Следуя логике, мы должны вернуться на Марс, но ваша потребность двигаться вперёд не допустит такого развития событий.

— Лучше зайти слишком далеко, чем недостаточно далеко, — сказал Котов, в то время как очередная разрушительная гравитационная волна врезалась в “Сперанцу”. — Где бы мы были, если всегда действовали бы наверняка? Какую службу бы мы сослужили Омниссии, если не стремились бы достигнуть того, что другие считали невозможным? Дотянуться до далёких звёзд — вот что делает нас сильными. Бороться за то, что требует самопожертвования и риска, — вот что позволило нам занять главенствующее положение в галактической иерархии. Деяния таких людей, как мы сохраняют человечество могучим.

— Тогда будем надеяться, что потомки запомнят нас за достижения, а не за обречённую попытку.

— Аве Деус Механикус, — согласился Котов.

Инфокровоток Блейлока бурлил данными, загрузочные механизмы Котова вздрогнули от жаркого марева информационного света. Воздух дрожал из-за обмена данными между Блейлоком и Галатеей, и архимагос на мгновение восхитился попыткой фабрикатус-локума соответствовать её скорости обработки. Объём информации грозил перегрузить системы Блейлока, и он мог разобрать только десятую часть того, что Галатея передавала навигационным комплексам флота.

— Сдавайтесь, Таркис, — сказал Котов. — Вы сожжёте свой инфоток и данные.

— Ваше предложение разумно, архимагос, — согласился Блейлок, его бинарный код звучал растянуто и отрывисто. — Но ведь столь чистую математическую мощь — поразительно. Я не знал ничего подобного и подозреваю, что никогда не узнаю снова. Поэтому я попытаюсь выучить всё возможное от этого существа, прежде чем нам придётся уничтожить его.

Котов вздрогнул от слов своего заместителя. — Властно: держите подобные чувства при себе.

— Информационно: нейроматрица кибернетического гибридного существа находится под слишком большой нагрузкой астрономических вычислений, чтобы перенаправлять энергию на сенсоры.

— И вы рискуете всем, основываясь на предположении?

— Это — не предположение.

— Мне всё равно, — раздражённо ответил Котов. — В будущем держите такие мысли при себе.

Он посмотрел на Галатею, опасаясь, что Блейлок недооценил её способность распределять мозговые функции и сохранять работу сенсоров, пока большая часть гештальт-машинного сознания занималась навигационными расчётами в реальном времени. Казалось, что Блейлок прав, потому что Галатею обволакивали спиралевидные потоки данных, траектории, штормовые векторы, гравитационные течения и выверенные хроно-показания, которые кружились, наступали и отступали под мощными ударами аномалии.

Как и у кораблей перед ней щиты “Сперанцы” не выдержали, а каналы связи с остальными судами начали отключаться один за другим. Обычные ауспики оказались бесполезны в Шраме Ореола и даже более специализированные системы обнаружения, установленные на широком носу ковчега Механикус, возвращали почти бессмысленные показания. Криптаэстрекс прилагал все усилия для успокоения бесчисленных духов ауспиков и направил хор льстецов к фронтальным секциям, чтобы укрепить гимнарии контрфорсов.

Полёт в Шраме оказался слишком тяжёлым для самых разных частей судна и предупреждения поступали отовсюду. Палубы сгибались и перекручивались под ударами непредсказуемых шквалов гравитации и времени, они разрывались и выбрасывали своё содержимое в космос, где его мгновенно сокрушали огромные силы, окружавшие ковчег.

Несколько кузниц оторвались от нижней секции судна, когда киль погнулся и подвергся нагрузкам, превышавшим все запланированные допуски. Многовековые храмы-мануфактуры отделились от корабля и были мгновенно раздавлены, сотни единиц бронетехники, недавно созданной для кадианцев, моментально разлетелись на части. Два перерабатывающих завода — по одному на каждом борту “Сперанцы” — взорвались, широко рассеяв горючий прометий и очищенную фуцелиновую руду в кильватерном следе судна, где они вспыхнули в резких потоках слепящего света, растянутого силой тяжести на миллионы километров.

Котов чувствовал боль корабля, который рвался из стороны в сторону, сражался с мучительными гравитационными ямами и сопротивлялся водоворотам разорванного времени. В те моменты, когда гравитационные ямы пересекались, он разделял боль “Сперанцы”, ощущая, как корпус разрывается и внутренние механизмы оказываются во власти сил, которые ни один нормальный корабельный проектировщик не мог и представить.

“Сперанца” выла по всем доступным ей каналам: бинарному, ноосферному, инфосветовому, манифольду, аугмитам и воксу. Котов чувствовал её страдания даже в тех местах, о существовании которых он и не подозревал. И её боль стала его болью. Её муки стали его муками. И архимагос вознёс покаянную молитву её могучему сердцу, взывая к ране, полученной на службе Адептус Механикус.

Если они выберутся живыми из Шрама Ореола, то за столь сложное путешествие “Сперанца” заслуживает великого успокоения.

Корабль резко ушёл вниз, словно попал в гравитационное поле планеты, и Котов сжал подлокотники командного трона, чувствуя, как глубоко в пределах корпуса судна рвутся сталь и адамантий. Ещё больше взрывов изверглось из вентилируемых отсеков в окружающий адский шторм и крики “Сперанцы” стали ещё безумнее.

И это, подумал Котов, был центр бури.

Кораблетресение, раздиравшее “Сперанцу”, не менее остро ощущалось на нижних палубах. Аварийные бригады сервиторов метались между инженерными отсеками и залами плазменных двигателей, успокаивая бинарными песнопениями страдающие машины. Только совсем низкоквалифицированные и бесполезные смертные рабочие продолжали заниматься опасным и не требующим особых умений обслуживанием огромных двигателей ковчега Механикус.

На этот раз уважаемый статус Авреема сыграл в его пользу. Вместе с Хоуком, Крушилой и Койном его выбрали провести бурное путешествие по Шраму Ореола выполняя более спокойную работу. Передышка оказалась весьма кстати, но Авреем и сам хотел снова заниматься тем, что считал важным. После спасения из перерабатывающих залов его обязанности стали легче и явно ближе к операциям технической палубы.