Заложники любви - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что еще надо? Ведь баба радоваться должна такому подарку!
— Ну, это как сказать! Не всякая обрадуется! Да и я бабой не стала. Какою ушла, такою и вернулась! — нахмурилась Ева.
У Егора от удивления челюсть вниз поехала:
— Как так? — не поверил в услышанное.
— Очень просто! Я с самого первого дня, сразу после свадьбы, нажралась таблеток, предохранилась от беременности. Ну, не хотелось сразу обабиться. Вздумала взять время на привыкание к Пашке! И, все ждала, когда же она наступит наша брачная ночь? — расхохоталась девка:
— А мой Павлик примет ароматную ванну и прямым курсом в свою спальню, без захода ко мне! Я то, глупая, жду его! Вся в духах, во французской сорочке, всюду розовым маслом натерлась. К каждому шороху прислушиваюсь, замираю в ожидании. А Пашка спит, как сурок. Словно меня и нет,— хмыкнула Ева.
— Ну, вот так месяц прошел. Я все жду своего мужа в постели. Каждый вечер исправно глотаю противозачаточные таблетки. До рассвета жду мужа в постели. А он не идет. Вот так почти три месяца ждала. Потом насмелилась поговорить с ним. Ну, мало ли? Может, человек стесняется, робеет, не знает, с чего начать, как ко мне подойти и уговорить. Я то, уже давно уговоренная, со дня росписи: А вот муж чего-то никак не решается. Может, в моей спальне что-то мешало? Ну, вот так под вечер насмелилась и подвалила к Пашке. Спрашиваю его, мол, когда же наступит наша с тобой брачная ночь? Почему ты всегда уходишь от меня в свою спальню? Павлик глянул и головой замотал. Так и ответил:
— Не будет у нас с тобой брачной ночи никогда!
— Почему? — изумился Лукич.
— Вот и я о том спросила. А он вздохнул как старый мухомор и ответил:
— На флоте я служил, на атомной подлодке. Целых три года. Получил облучение и потерял, оставил там все мужские способности. Не только я, все ребята, с какими службу проходил, пострадали от облучения. Никто в мужиках не остался.
— А это можно вылечить? — спросила его.
— И не мечтай. Радиация забирает все с концом!
— Что ж ты не предупредил меня заранее? — спросила Пашку, сказала ему, сколько таблеток от зачатия проглотила. Он хохотал, ровно ненормальный, да и сказал:
— Я вообще не собирался жениться ни на ком. Но мать с отцом настояли. Они надеялись на чудо. Оно не случилось. Да и ты тогда о детях не спросила, хочу ли их, могу ли их иметь. Тебя свое заботило, уж выйти замуж, так за обеспеченного! Ты свое получила! Разве не так? Трехкомнатная просторная квартира, обставлена самой изысканной мебелью, есть свой «Мерседес», отец с матерью самые богатые люди города. Я хорошо устроен. Короче, ты получила все, о чем мечтала. Кроме одного. Но тебя никто не уговаривал и не тащил в нашу семью силой. Ты даже не задумалась и ни о чем не спросила. Я бы не смолчал.
— Ну, а ты зачем женился?
— Все имеют баб!
— Но ты и бабой не можешь сделать меня!
— Зато ты имеешь все! Другие мечтать о том не смеют! Чего же хочешь еще?
— Я выходила замуж, чтобы иметь не только мужчину, а и отца наших детей! Иначе, к чему все это? Нет семьи без продолжения. И я не статуя, а обычная женщина!
— Вот и надо было выходить за банального отморозка! Какой в первую же ночь набил бы тебе пузо, стряпал бы детей каждый год, забывая, есть ли им что пожрать и надеть на себя. Он кормил бы вас всех затрещинами и возвращался бы домой на бровях. Тебе нужна такая доля?
— Зато я стану женщиной и матерью!—ответила Пашке. Он даже глазом не сморгнул. И сказал, как плюнул:
— Тебя никто не держит! Лети птичка на все четыре стороны. Но помни, когда уйдешь, эта дверь закроется за тобою навсегда! У тебя еще есть время подумать, я не уговариваю и не неволю!
— Егор Лукич! Я решила вернуться в общежитие! Ну, зачем себя дурить и Пашку позорить? Я не выдержала б жизни в клетке.
— Понятно! — усмехнулся Титов.
— Я ничего не потеряла. Какою ушла, такой вернулась. Правда, в это мало кто поверит.
— Ева! Сегодня импотенция у мужчин — дело привычное. Для того не обязательно служить на флоте. Многие парни, не будучи в армии, перестали быть мужчинами. Пропили все к чертовой маме, просадили «на игле», других стрессы окалечили. Теперь натуральных мужиков мало. Больше тех, кому бабы совсем не нужны. Сама увидишь, сколько сегодня живут одинокими. Неспроста все это! Оно и девчата не хотят замуж. У каждой свои причины. Одни по новой боятся обжечься, другие ошибок не хотят. А ты сама смотри, как дальше жить, тебе еще не поздно наладить свою судьбу! — сказал Егор Лукич и отправил девчонку на этаж, в ту самую комнату, из какой недавно выходила замуж. Оттуда скоро послышался звонкий смех и голоса:
— Не-ет, девки! Это круто! Лежать в постели, в духах, в импортной ночнушке, нажравшись противозачаточных таблеток, а хмырь храпит в своей спальне и ничего его не чешет и не грызет. Да на хрена такой мужик сдался!
— Ну, а если б тебе такой вариант выпал, ты б согласилась бы за Пашку замуж?
— Черт меня знает! Но, наверное, нет. Натура подлая не выдержала б! Я люблю, когда ко мне пристают, лезут лапать, тискать, короче, когда меня хотят натурально и не скрывают этого. А что толку целоваться с хмырем, а он никуда не лезет. Даже не интересно. Вот то ли дело, мой крендель, ну, настоящий отморозок! Он за свиданку так всю изломает. Не соскучишься! Всегда сыщет темный угол.
— А подзалететь не боишься?
— Об этом сам заботится,— похвалилась звонко.
— Ладно, девка! Не горюй, и недели не минет, как нового хахаля сыщешь!
— Такого как Пашка?
— Дурная! Прижмись к нему, мигом поймешь все и почувствуешь!
— А я не хочу временных, чтоб по углам тереться. Семью бы заиметь, натуральную!
— Теперь это не модно! До тридцати тусуются, потом думают, стоит ли кучковаться?
— Что верно, то правильно, спешить все же не стоит,— согласилась Ева. В эту ночь ей долго не спалось.
Ее считали самой красивой девчонкой в общежитии. А и верно, равной не было. Высокая, стройная, с копною кудрявых, русых волос, спадающих с плеч, с серыми, искристыми глазами, аккуратным носом и губами алыми, похожими на цветок. Казалось, она не шла, а летела. Евой любовались все.
Девчонка приехала в город из рабочего поселка, поступила в финансово-экономический институт на заочное и вскоре устроилась на завод, выучилась на штамповщицу, устроилась в общежитие и вечерами, как и другие, просиживала над учебниками.
Иногда вместе с девчатами выскакивала на улицу подышать свежим воздухом, но не рисковали далеко уходить от общаги.
А тут день рождения одной решили отметить. Сложились вскладчину. Да и в ресторане ни разу не были. Хотели посмотреть, что это такое? Как живет город ночью? Так и пришли.
Нарядились, сделали укладки, навели макияж и маникюр, вошли уверенно, но на входе замерли, остановились. Зал был полон. Девчат увидели все и сразу.
Администратор усадила их чуть ли не в центре зала. Едва у них взяли заказ, грянула музыка. Девчонок мигом расхватали. Приглашали и Еву, но как пойдешь, кто-то должен следить за сумочками, собрала их в кучу к себе на колени и сидела, заботливо охраняя каждую. В своем поселке много наслышалась о городе. Порассказали люди, как облапошивают в городе простаков. Обирали до копейки, случалось, босиком и голиком возвращались домой. Долго помнили обиду. Она жила в памяти всех поселковых. Потому подрастающая молодежь горожанам не верила.
А тут еще приметила, как за столом неподалеку смотрят на нее люди. Сразу все трое. Уставились и глаз не сводят.
Ева уже всю себя оглядела. Может, что-то отстегнулось или вылезло? Но нет, все в порядке.
— Чего ж надо этим людям? Вот вылупились?—думает Ева досадливо.
На следующий танец ее пригласил один из тех троих, молодой красивый парень. Он тут же назвал свое имя, спросил, как зовут девчонку, и пригласил за свой столик.
Павел представил своих родителей. Оказалось, они отмечали здесь серебряную свадьбу.
Знакомство было теплым. Еву здесь восприняли, расспросили девчонку, кто она и откуда, как и зачем оказалась в ресторане, та ответила, ничего не утаив. Ее наивность и простота понравились людям. И Еву пригласили в гости.
Может, и не пошла бы, но понравился черный сверкающий «Мерседес». В такой машине еще никогда не доводилось ездить, и она села, зная заранее, как жгуче завидуют ей девчата, смотревшие из окон общаги. Каждой хотелось хоть на миг оказаться на ее месте рядом с респектабельным Павлом, одетым с иголочки, в модных, светозащитных очках, в сверкающих туфлях, он походил на человека, сбежавшего с рекламной этикетки. Его так и назвали в тот день — супер-мужиком. Еве откровенно завидовали все, даже уборщицы во главе с Серафимой спрашивали:
— И где тебе повезло зацепить такого хахаля?