Заложники любви - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И где тебе повезло зацепить такого хахаля?
Павел весь вечер ухаживал за Евой. Он был учтив
и любезен. Человек покорил девчонку изысканными манерами, безукоризненным воспитанием. Он легко поддерживал нить разговора и, казалось, был осведомлен во всем. Его тонкие шутки нравились. Он не раздражал, не был навязчивым.
Пришлись по душе и родители парня. Солидные, тактичные люди, немного побыв с молодыми, они ушли на свою половину, чтобы не сковывать и не мешать общенью Евы и Павла, какие стали встречаться часто.
Парень не приходил в комнату к Еве. Подъезжая к общежитию в обусловленное время, сигналил, и девчонка, не заставляя себя ждать, вскоре выходила.
Ева слышала от подружек, как ведут себя на свидании их парни. Целуют и лапают уже в первый день. А на третий домогаются. Через неделю распоряжаются девкой как хотят. Конечно, водят в кафе и бары, знакомят с друзьями и не спешат представлять родителям.
У Евы с Павлом все было иначе. Парень не спешил целовать. И хотя брал под руку, других вольностей себе не позволял.
— Ох, и скучный твой хмырь!
— Это точно! С таким лето зимой покажется!
— Он хоть в парк тебя водит?
— Нет!
— А в кино на последний сеанс?
— Зачем? У него дома, прямо в комнате стоит домашний кинотеатр!
— А диван в той комнате имеется?
— Нет, только кресла. Но очень удобные! — восторгалась Ева.
— Он тебя на колени сажает?
— Нет. Сидим рядом. Смотрим фильмы, клипы!
— И все? — округлялись глаза девчат.
— Кофе пьем, едим мороженое, фрукты, конечно общаемся. Павел прекрасный собеседник.
— Ты что лапшу вешаешь? Хочешь брехнуть, что он тебя не наколол?
— Честное слово даю, даже не пытался! — доказывала девчонка.
— Не может быть!
— Да брешет она!
— Хочет повыеживаться!
— Зачем? Я правду говорю!
— А чего вы встречаетесь? Зачем?
— Нам интересно вместе!
— Да не свисти, родная! Какой интерес мужику общаться всухую с девкой? Он что? Не такой как все?
— Девчата, ну может у него свои убеждения!
— Какие?
— Лишь после росписи и свадьбы овладеть мною решится! Я ему за такое терпение только благодарна! — защищала Пашку Ева.
— Он тебе на брак намекает?
— Ну да! Даже обвенчаться предлагает!
— Тогда у него полный порядок!
— И все равно скучный, как помойное ведро. Ну, что за хмырь, в углу не зажмет, за сиську не схватит! Никуда не лезет! Я б с таким не встречалась! Слишком правильный, ну, прямо до тошноты!
— А он тебе в любви объяснился?
— Пока еще нет. Ничего не говорит.
— А как о браке говорит? — опешили девчонки.
— Я же говорю, что он необычный, а вы не верите.
— Шибануто-стебанутый, вот это верно. Его бы к нашим ребятам на секс-подготовку! Через месяц они из него натурального мужика сообразили бы! Он тебя на другой день в том самом кресле на уши поставил бы!
— Девчонки, он иначе воспитан! Не признает натурализма и вульгарщины!
— Ой, подруга! Перестань свистеть, все они одинаковы!— не верили Еве.
Та и сама удивлялась выдержке человека. И ей хотелось, чтоб обнял Пашка, прижал к себе, поцеловал бы страстно, нетерпеливо. Но нет... Видимо, не возбуждала эмоций и парень не загорался.
Даже о свадьбе говорили слишком по-деловому, без трепета и дрожи:
— Я думаю, нам пора объединиться. Давай, завтра подадим заявления в ЗАГС, и заберу тебя через месяц из общаги. По-моему, мы уже привыкли друг к другу. Как считаешь, Ева? — глянул на девчонку, та покраснела, кивнула головой согласно. Она была уверена, что подав заявление, станут мужем и женой, не дожидаясь свадьбы и росписи.
Но Ева ждала напрасно.
Павел и в этот день отвез ее в общежитие, даже не предложив остаться на ночь у него.
Все объяснилось гораздо позже, и девчонка ушла от человека, плюнув на роскошь и обеспеченность, на положение семьи и респектабельного мужа. Она вернулась в общагу, к своим, невоспитанным и грубым, порою очень кондовым, но таким понятным людям.
Она уже не говорила, что никогда не выйдет замуж за голожопого, бедного парня.
О причине ее ухода от мужа вскоре узнало все общежитие. Никто, даже самые злоязычные не осудили девчонку, понимая, что даже маленькие девочки, играя с куклами, готовятся к материнству. Лишить этой возможности девушку, все равно, что отнять у нее весь смысл жизни, а кому она тогда нужна...
Нет, ни Павел, ни его родители не пытались вернуть Еву, поняли, она ушла без сожалений и безвозвратно. Они иногда встречались на городских улицах, в магазинах, здоровались без обид и злой памяти. Все потому, что расстались спокойно, без скандалов, не потеряв много времени на совместную жизнь.
Егор Лукич в душе хвалил девчонку, какая не польстилась на сытую и обеспеченную жизнь в золотой клетке. Она закончила институт и ушла работать в управление экономистом. А через два года вышла замуж за овдовевшего человека.
Сначала у нее появилась приемная дочь, а потом родила родную, свою Анжелку.
О своем неудачном замужестве женщина не вспоминала, а может и вправду забыла навсегда, как мимолетную ошибку, какая не ударила по судьбе и не обожгла душу. Зато своих девчонок учила с детства не смотреть на достаток, не мерить им друзей и подруг, дорожить лишь искренним теплом и взаимным единением душ и сердец, чтобы их мелодии всегда сливались в одну песню.
Ева часто приходила в общежитие, навещала девчонок, соседок по комнате. Ее встречали, как родную. А Егор Лукич всегда говорил Еве:
— Роди сына! Третий, это будущий хозяин, глава семьи, без него никак нельзя. Помни, на нас, мужиках, земля держится.
И, словно что-то вспомнив, добавлял сконфуженно:
— Я это о путевых мужиках говорю. Какие не просто так носят брюки, не ради видимости. О тех, кого отцами зовут и любят. Они и есть гвоздь семьи, ее сердце!
Ева, улыбаясь, вышла от Титова.
Глава 8. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Ксенья готовилась к Пасхе, помогала поварам в столовой. Целый день толклась вокруг плиты. Ставила куличи в духовку, следила, чтобы никто лишний не вошел
на кухню, не открыл форточку, не грохнул дверью, не говорил громко и не приведись, не ругнулся ненароком.
По старому поверью куличи не терпят шума. И заслышав его, не получаются вкусными, а потому злым, ругливым людям лучше не браться за выпечку куличей, так говорили всезнающие старухи, и Ксенья не раз убеждалась в их правоте.
Другие бабы красили яйца. На целое общежитие их нужно много. Вот и стараются успеть к полуночи, чтобы к службе в церкви и освятить для всех жильцов то, что приготовлено к празднику.
Повара тихо переговариваются. Этот праздник любим всеми, почитается особо. Жильцы и те, зная о подготовке к Пасхе, говорят тихо, в столовой не задерживаются.
Ксенья нет-нет да и глянет на часы, уж очень хочется ей попасть вовремя к началу службы в церкви.
Одевшись, торопится, ведь идти далеко. А надо успеть до звона колоколов.
Как отстояла службу, освятила куличи и яички, вспоминала радостно. Пасхальные службы женщина любила по-особому. Они очищали душу. Так и в этот раз было. Лишь после разговенья прилегла отдохнуть в своей комнатушке. Ноги гудели от усталости. Так и свалилась на койку, не раздеваясь, дверь забыла закинуть на крючок. А и кто к ней прийти может? Разве только свои бабы из обслуги, от них закрываться ни к чему.
Ксенья хотела отдохнуть с полчаса и встать. Но, как легла, так и уснула сразу. Проспала обед. Повара, зайдя к ней в комнату, оставили на столе заботливо накрытые тарелки и миски с едой, пожалели усталую женщину, ушли тихо, стараясь не разбудить ненароком.
Ксенья спала так крепко, что на другой бок не повернулась. Она ничего не слышала, видела чудный сон. И улыбалась. Еще бы! Ведь только во сне оживают мертвые и приходят к живым. Как дороги такие виденья! Как хочется их продлить...
Вот так и Ксенье повезло, снова увидела своего Алешу живым. Он подошел так близко, взял ее на руки, целует лицо, называет так ласково, что замирает сердце. Он любит ее как прежде, как любил всегда.
— Алеша, солнышко мое, радость и счастье мое! Не уходи! Побудь со мной! Я так истосковалась по тебе, если б ты только знал!
Ксенья ничего не увидела. Она услышала сквозь сон отчетливое:
— Ксюша! Я пришел к тебе! Я вернулся!
Женщина открыла глаза. Увидела человека, стоявшего возле койки, он пристально смотрел на нее.
— Алеша? Ты? — вдавилась в койку от страха. Ей не верилось. Ведь мертвые не оживают. Прошло больше десяти лет, как он погиб... Даже мать смирилась с его смертью. И только Ксеня ждала.