В двух шагах от рая - Наталия Рощина

Именно здесь однажды, когда солнце уже садилось, а Юлии давно полагалось быть дома, Щеголев сделал ей предложение. Она никогда не забудет этот оранжево-красный закат, разлившийся по горизонту и сверкающей поверхности реки. Навсегда останется с ней необыкновенное чувство полета и невесомости, оторвавшей ее от земли, позволившей воспарить над потемневшим бором, прощальными лучами небесного светила. И до сегодняшнего вечера сосновый бор, река, узкие тропинки между деревьями, утоптанные тысячами пар ног, были связаны с воспоминаниями о той поре, когда зарождалась, крепла их с Левой любовь.

Они перестали приезжать сюда, когда Щеголев стал считать, что это место не соответствует его новому статусу. Он — доктор наук, не мог позволить себе, своей семье находиться в обществе сомнительных любителей загара, пива и шумных игр на воде. То, на что раньше закрывали глаза, чего не существовало из-за наполненности собственными эмоциями, разлучило их с таким важным для них местом. Оно незаметно ушло из их жизни, оставшись в воспоминаниях. Со временем совершенно иные проблемы, вопросы становились во главу угла. А с того момента, когда Щеголев стал директором научно-исследовательского института, получив звание академика, местом их отдыха стала база на морском побережье, куда приезжали сотрудники института, научные работники из других городов. Здесь все соответствовало уровню, о котором теперь так заботился Лев. И Юлии нравилось это изменение: вместо протоптанных тропинок с сосновыми шишками и иголками — аккуратно выложенные брусчаткой дорожки, вместо обычного покрывала, расстилаемого на измятую траву, — лежаки и зонтики от солнца, предупредительно расставленные во избежание неудобств. Не нужно заботиться о еде — столовая обслуживала своих посетителей по высшему классу, даже с полдником для детей. А вечером — кинофильмы в летнем кинотеатре, творческие встречи с актерами, деятелями науки и искусства, с удовольствием приезжавшими к интеллигентной, благодарной аудитории.

Но и база на морском побережье, и этот сосновый бор были для Юлии в прошлом — близком и далеком. И от сознания этого ей стало грустно. Захотелось снять сапоги на высоченных шпильках, поджать ноги и, положив подбородок на колени, просто сидеть молча, не выходя из автомобиля. Она считала, что предаст какую-то важную страницу своей жизни, если ступит на эту землю вместе с Рогозиным. Еще недавно Юлия считала, что Дмитрий никогда не напомнит ей ни о чем из ее прошлого, а получалось наоборот — он возвращал ее туда, совершенно не подозревая об этом. Юлия сразу подумала о Щеголеве. О том, как он проводит этот вечер. Как ему должно быть одиноко, тоскливо в родительском доме, где он, собственно, никогда не находил должного понимания. Юлия прижалась затылком к подголовнику, закрыла глаза. Она не должна сейчас думать о нем. Почему она думает о нем? Она только на половине пути к цели. Она еще не ощутила ничего из того, что хотела познать. Рано распускать нюни, заветный ключ только вставлен в замочную скважину, и теперь нужно открыть дверь. Открыть, а там — будь что будет…

Ощутив внутренний холодок, Юлия мельком взглянула на Дмитрия. Он внимательно наблюдал за выражением ее лица, держа улыбку кончиками губ.

— Подъезжаем, — сказал он. — Вон впереди островок экзотики.

Щеголева увидела, что автомобиль остановился у сверкающего разноцветными огнями одноэтажного здания, обсаженного по периметру невысокими вишнями. Весна подзадержалась — к этому времени обычно на коричнево-бордовых ветках набухают почки. Пока деревья стояли еще погруженные в холодный сон зимой, не желающей сдавать свои владения.

Припарковавшись, водитель вышел и предупредительно открыл дверь. Рогозин вышел первым и подал Юлии руку.

— Прошу, — улыбаясь, сказал он. Щеголева осторожно вышла из машины, оглядываясь по сторонам.

Она словно искала что-то, и Рогозин это заметил. Он сделала движение головой, без слов спрашивая «что случилось?», и получил в ответ улыбку Юлии, означающую, что все в порядке. Она сказала себе, что должна успокоиться, перестав искать глазами место, где Щеголев признавался ей в любви и просил выйти за него замуж, не присматриваться к тому, как все здесь изменилось. Получилось это не сразу — женщина все равно беспокойно осматривалась, нервно теребила тонкими пальцами пуговицы норкового жакета.

Рогозин предложил ей взять его под руку. Они вошли в помещение ресторана, сразу попав в поле деятельности швейцара, принявшего их одежду. Потом наступила очередь метрдотеля. Он показал им столик, источал комплименты и был сама любезность. Казалось, что улыбка — единственное выражение его лица. Он сопровождал их, продолжая что-то говорить. Щеголева не воспринимала его слова, только мягкий, вкрадчивый тон, которым они произносились. Волнение женщины достигло критической отметки. Она почувствовала, что руки ее дрожат мелкой, неуемной дрожью, а голос точно сорвется, попытайся она произнести хоть звук.

— Прошу, — сказал метрдотель, протягивая Дмитрию и Юлии меню.

— Спасибо, — поблагодарил Рогозин.

— Желаю приятно провести время, — метрдотель очаровательно улыбнулся и отошел, оставив вместо себя молодого официанта.

— Я полагаюсь на вас, Дима, — улыбнулась Щеголева, не притрагиваясь к сверкающей папке, распахнутой перед ней. Она старалась выглядеть как можно непринужденнее, но пристальный взгляд женщины, сидевшей за соседним столиком, выводил ее из себя. Ее разглядывали слишком откровенно, перебрасываясь словами с соседкой, тоже обернувшейся в сторону Щеголевой. Теперь обе женщины без всякого стеснения разглядывали ее и Дмитрия. Юлия не любила, когда ее кто-то рассматривал. В тот первый ужин с Рогозиным, после своего необыкновенного преображения благодаря его мастерству, она испытывала то же самое. И раньше для нее сущим адом была необходимость присутствовать по этикету со Щеголевым на великосветских раутах, куда его приглашали и непременно с супругой. Она не любила быть в центре внимания, ловить на себе заинтересованные взгляды. В каждом из них читалось: «Ну, каково быть женой такого влиятельного человека? Не давит груз его достижений?»

Сейчас была аналогичная ситуация. В том плане, что красноречивый взгляд женщины с соседнего столика и ее соседки вопрошал: «Ну, каково быть рядом с таким молодым, интересным мужчиной тебе престарелой матроне?» Внимание и смешинка в глазах двух женщин не давали Юлии сосредоточиться, а Рогозин уже поймал ее затравленный взгляд.

— Юлия, — он положил свою ладонь на ее холодную руку, теребившую темно-зеленую салфетку, лежавшую у ее пока пустой тарелки.

— Да? — она вздрогнула и виновато улыбнулась.