Студенты и совсем взрослые люди - Дмитрий Конаныхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выгнав докладчиков, архангел советских гениев склонился над картой, очертил Залесск остро отточенным красным карандашом, глянул на оставшихся и сказал с лёгким смешком: «Здесь. Не забудьте насушить грибов, Пётр Леонидович, мы с Игорем Васильевичем как раз осенью приедем к вам на борщ с грибами». И оба будущих почётных гражданина Союза Советских Социалистических Республик внимательно уставились на будущего лауреата Нобелевской премии. Пётр Леонидович довольно долго смотрел на вьюгу за ночными окнами ярко освещённого кабинета, потом пожал плечами: «То, что надо. Сделаем». «Сделаете, – улыбнулся маршал, – обязательно сделаете. Сушёные грибы вкуснее сушёных сухарей». Игорь Васильевич и Пётр Леонидович не могли не оценить весёлую шутку Лаврентия Павловича. И кажется, только-только звонили куранты, отмеряя новый 1945 год, как в Залесске завертелось всё так, что позавидовал бы даже чёрт, славно куролесивший в Диканьке.
Со всей огромной страны на сонную залесскую станцию хлынули составы с цементом, гравием, конструкциями, брёвнами, досками, трубами, дизелями, электрооборудованием, станками, конструкторами, расчётчиками, механиками, плотниками, монтёрами, сварщиками-котельщиками, слесарями, токарями, фрезеровщиками, крановщиками, столярами, химиками, контрразведчиками, поварами, парикмахерами и врачами. Не успела осесть пыль боёв над столицей супостата, как упомянутые доблестные диверсанты поотстреливали оставшихся вервольфов и доставили из Германии станочное, сварочное и прочее технологическое оборудование, детандеры «Линде», компрессоры «Зульцер», ожижители Гейландта, три состава совершенно секретных ящиков, а также нужных репарационных немецких инженеров. Именами «густавов» никто не интересовался, а если кто-то из местных оказывался слишком глуп, то тут же находились предусмотрительные товарищи, навсегда отучавшие беднягу от излишнего любопытства.
С безжалостной скоростью построенный на базе кислородного завода, залесский «Турбомаш» стал единственным и незаменимым в колоссальном организме, состоявшем из сотен институтов, «шарашек», заводов и бессчётных людей, объединённых стальной волей Вождя и верными архангелами его. Пётр Леонидович, как и положено было любимцу Резерфорда, изящно и легко бросил семя своего гения в это тысячеголовое, тысячерукое чрево. Головы мечтателей склонялись над чертёжными досками, цеховые умельцы пилили, гнули, варили привезённые с Урала и Кольского полуострова листы нержавеющей стали, вытачивали удивительно похожие на цветы лопасти турбодетандеров, добавляли специальные сердца-насосы, клапаны и прочие заслонки, складывали всё в большие ящики – и во все нужные и особо охраняемые уголки страны литерными составами двинулись куски колоссальных реторт алхимиков нового времени.
В секретных пещерах, которые прогрызли в глубинах Уральских и Сибирских гор неутомимые гномы, и в тайных замках, возведённых неспящими зодчими под присмотром бдительных стражей социалистической справедливости, были собраны эти реторты размерами с многоэтажный дом. Опустила рука человека рукоятку рубильника, побежали невидимые молнии по толстым кабелям, загудели-закрутились мощные сердца электромоторов, вздохнули гиганты и потянули в себя морозный сибирский, привольный волжский и сладкий полевой воздух русских равнин. И сжатый воздух отдал свою силу, бешено целуя и толкая лопасти придуманных Капицей турбин, и морозным дыханием скопил лютую стужу. Эта стужа была столь сильна, что воздух, которым мы привычно дышим, стал жидким, плеснул волной и закипел в ретортах, хранящих столь глубокий холод, что всё живое превращается в ледяное хрупкое стекло. Но бурление стужи не бесцельно, в кипении воздух распадается на разнолетучие пары. Собирали мудрые алхимики эти пары – прозрачный азот и небесно-голубую волну кислорода, основу жизни и огня. А дальше пускали эти воздушные драгоценности в огромные тигли и кузни, где огненные кузнецы ковали щит и меч державы.
Так Пётр Леонидович, словно опытная акушерка, дунул кислородом в задыхавшуюся глотку новорождённых производств, а хитроумный Курчатов со товарищи принял роды. Не только заокеанские мерлины смогли создать гомункулуса ядерных превращений. И невиданный прежде ребёнок вырвался на свободу, грянул так, что сотряслась семипалатинская степь, и ярче солнца засиял лучами, невидимо прожигавшими укрытия и разом устаревшее оружие только отгремевшей войны.
Крякнули от досады заморские стратеги, изготовившиеся сжечь бывшего союзника в адском пламени, пыхнул трубкой довольный Вождь, осыпавший невиданными почестями поседевших раньше времени советских кудесников. Так всё и шло путём человеческого гения, безразличного к ненависти и любви.
Многое поменялось в мире, только не человеческая любовь, безразличие и ненависть.
Тогда же заокеанские мерлины и советские кудесники распаковали ящики, привезённые из разрушенной страны сообща поверженного злодея, и достали оттуда чудовищные огненные стрелы, способные взлетать выше неба. И научились делать свои огненные стрелы такими большими, чтобы пронзили они небо, поднялись к звёздам и оттуда обрушили адский пламень на города врага. Но однажды вместо адского наконечника была сделана звёздная лодка – для человека. Поднялся человек к звёздам, засмеялся от счастья и крикнул на всё небо. От крика этого шатнулись народы – и возлюбили его, как можно любить только ангела надежды, летящего с благой вестью.
Поверили люди в свою звёздную избранность, возгордились умением зажигать солнца на земле и всё дальше погрузились в мир чудовищного холода, где атомы лишь дрожат в ознобе. В Залесск приезжали всё новые и новые хозяева холода, учились, работали и влюблялись до одури. Мечтатели по-другому не могут…
Помните старого Князева? Он подготовил хороших мечтателей как раз для «Турбомаша». Первыми из выпуска 1967 года в Залесск приехали Сашок Васильков, Гиви Мдзериули и Алёшка Филиппов. Зося же осталась в Ленинграде доучиваться и дописывать диплом. Алёшке поначалу не хотели давать отдельную комнату, но потом, как семейному да перспективному, по личному распоряжению директора «Турбомаша» Белова дали целую комнату в семейном общежитии, что было только построено на улице Быковского как раз напротив экспериментальной площадки «Турбомаша».
Зося почти каждые выходные приезжает к своему мужу. Ну что там такого – несколько ночных часов в поезде, полчаса в метро, сорок минут в валком автобусе, несколько минут пешком, потом сдержать грохот сердца и дикое желание перед уже знакомой дверью, на которой шариковой ручкой нацарапано: «Гениям и красивым девушкам вход без очереди», потом: «Привет, Валюш, где мой?» – «Привет! Сегодня “чёрную” субботу объявили». – «У, как вы уже подросли (гулит маленькая кроха на руках Вали Хоменко, жены Серёжки из Одессы). Ничего, подожду, уже недолго, посплю с дороги», – и за дверью малюсенькая комнатка с окном, выходящим на дорогу. В комнатке чисто – Алёшка любит чистоту. Чувствуется, что ночью было страшно накурено. Это да. Значит, засиделись гении. На подоконнике пустая пепельница и три стопы журналов. На английском. «Ого». Зоська подходит к вешалке, лицом зарывается в висящий на плечиках Алёшкин пиджак. «Алёшка. Родненький». Её бросает в жар, ноги слабеют, живот сводит
