Студенты и совсем взрослые люди - Дмитрий Конаныхин

сладкой волной. «Алёшенька». Зоська смотрит на маленькие часики на запястье (Алёшкин подарок). На подоконнике похрустывает перемалываемой вечностью будильник «Ракета» в виде глобуса, окружённого следом взлетающей рыбообразной красной ракеты. На глобусе чётко горят буквы «СССР». Зоська заводит будильник и ложится на узкую софу, купленную в комиссионке. Подушка чуть пахнет Алёшкиным одеколоном. Как сладко и тихо, даже капризный плач Максимки не мешает… Можно поспать два часа. А потом она проснётся… Жарёху, может, супчик… Да, и приготовит мужу поесть. И ребятам, конечно, – Зоська всегда готовит на всех, кто живёт в трёх комнатках. А потом – потом настанет их ночь. Конечно. Ещё зачёт надо сдать. Потом. Да, рассказать. И просила Томка. А пока. Перед глазами поезд, Нева, лес, лестница, забор. «Почему забор?»… Спать. Спать.

3

В кабинете Олега Петровича Совы, начальника 11-го отдела, было страшно накурено, нервно и вот-вот матерно.

Шестнадцать человек сидели за большим столом и уже полчаса разбирали причины тяжёлой аварии на 21-й системе.

По правую руку от Совы расположились всеобщие любимцы – из Пятого сектора бригада Боба Криштула, пять самых отборных сумасшедших. Криштул что-то чертил в блокноте, явно кладбищенски порнографическое, и показывал начальнику 3-го технологического сектора Витьке Ли Си Цыну. Лисицын, импозантный парень с шикарной седой шевелюрой, тяжко переживал свой бенефис, краснел, бледнел и поминутно вытирал крупные капли пота со лба. Ему было не до изящного художественного стиля веселившегося очкарика. Сразу за Лисицыным сидели его замы Беляев и Талызин, искренне изображавшие невидимок.

По левую руку от сдержанно бушевавшего Олега Петровича, удобно положив ногу на ногу, сидел высокий, тоже красиво седой представитель заказчика, всесильный полковник Клим Фёдорович Медведков. Он был в штатском, но настолько безупречен, что под его взглядом хотелось встать, щёлкнуть каблуками и рявкнуть что-то вроде «Смело мы в бой пойдём» или «Боже, царя храни». Рядом с полковником Медведковым излучала задумчивую улыбку чрезвычайно интеллигентная начальница 1-го отдела Вера Павловна Преображенская, майор госбезопасности с внешностью кинозвезды.

Рядом с Верой Павловной сидели арматурщики из сектора Петрова. Валентин Тихонович Петров был дважды инфарктник, редкостный умница и подлец. Прекрасно сообразив отнюдь не преферансные расклады совещания, он занял такую стратегически выгодную позицию, чтобы ближе к начальству находились его юные бригадиры – Заволокин и Филиппов. Сашка Заволокин, кругленький, румяный и мелким бесом курчавый парень, что-то лихорадочно чертил в своём блокноте, будто завещание писал. Алёшка Филиппов ничего не рисовал, просто слушал и осторожно стряхивал пепел в пепельницу справа, стараясь не отвлекаться на тонкий аромат французских духов Веры Павловны.

В торце полированного стола грациозно отражалась вторая расстрельная команда – расчётчики – флегматично вздыхавший очень пожилой Лев Моисеевич Фишман, судорожно ломавшая пальцы Рита Соломоновна Пфельц и Рая Заволокина, жена Сашки Заволокина, очень переживавшая за мужа.

Рядом с расчётчиками держали рубеж обороны начальники 10-го, 13-го и 6-го цеха. Они готовы были костьми лечь, но опровергнуть даже подозрение в браке, тем более что внутренне они такую возможность допускали. Возле одного из окон, разглядывая суету белок в ветвях голубых елей, посаженных вдоль Второго корпуса, курил пижонскую трубку вакуумщик Георгий Леонидович Кропоткин, тайная любовь всех девушек Второго корпуса.

Собственно, вот и вся диспозиция.

– Товарищи инженеры, я думаю, что вы прекрасно представляете себе, что это значит – разрушение 64-го, 65-го и 72-го арматурных блоков за неделю до начала испытаний на имитаторе. Теперь… Совершенно удивительнейшим образом оказывается, что всё произошло само собой, так, Виктор Сергеевич? Просто само собой при отработке циклограммы срывает шпиндельные группы двенадцати клапанов?! Да не просто срывает, а к ебеней матери улетают?! Простите, Вера Павловна, – нервно боднул головой Олег Петрович.

– Нет-нет, – мягко ответствовала товарищ майор, – ни в чём себя не сдерживайте, Олег Петрович.

Сова поперхнулся. Он не любил, когда его сбивали с гневного разлёта. Его беспокоило какое-то подчёркнутое безразличие полковника. Сова слишком давно знал Медведкова и десятым чувством ощущал, что полковник отмалчивается неспроста. «Беда с этими секретными вояками», – мелькнула мысль. Но надо было срочно крутить хвост и ломать рога.

– Расчётчики, – хмуро уронил жребий Олег Петрович. – Лев Моисеевич, пожалуйста.

Лев Моисеевич, не ожидавший, что перст судьбы вонзится в его красиво поблёскивавший череп, чуть вздрогнул, снял старомодные старые очки, словно сделанные из донышек водочных бутылок, аккуратно положил их на стол, тяжело поднялся.

– Сидите-сидите, Лев Моисеевич, – пробормотал Сова и сам заходил по кабинету, как голодный тигр.

– Товарищи, – начал Фишман, – как вам хорошо известно, две недели назад заказчик внезапно изменил циклограмму и потребовал увеличить время задержки операции заправки на шесть часов. Нам неизвестны причины, однако.

– С гироскопами у них проблемы. И ленинградцы явно начудили на борту, – тихо проворчал Криштул.

Присутствовавшие скромно потупились. Медведков переложил ногу на ногу, закурил новую сигарету, бросив взгляд на Сову. Вера Павловна удобно оперлась на спинку стула и мягко выпустила дым. Лезть в совершенно засекреченную область было в стиле Пятого сектора.

– Борис Элемович, позвольте мне продолжить? (Криштул пожал плечами). Так вот, по нашим расчётам, этого времени было достаточно, чтобы вся система находилась в готовности, тем более что 32-й и 34-й теплообменники азотной системы обеспечивали нужный уровень термостатирования. Тем не менее, по данным датчиков 45-й и 65-й группы, температура кислорода поднялась на один Кельвин. Это много.

– И? – Сова понял, к чему клонил Фишман. – Понятно, что пар после 46-й рассечки. И этот пар свистнул через 65-ю группу. Досвистелись. Вы определили скорость потока?

– Да, Олег Петрович. Семь метров в секунду.

– На кислороде. При плотности тысяча сто сорок… Криштул.

– Гидроудар. Классика. Мы закладывали, что на четырёхсотой магистрали скорость потока будет максимум два метра при норме один и шесть в секунду допустимых для кислорода. Сами себе сделали кувалду. Мы прикинули – надо стравить пар в течение сорока-пятидесяти секунд. Лев Моисеевич подтвердит. Но. Есть одно «но». У нас разворочена гребёнка основных клапанов заправки. Если даже мы восстановим восемь клапанов, при аналогичной ситуации ситуация повторится с абсолютной гарантией. Арматура подорвётся с ходу и вылетит, как пробка из бутылки.

– Борис, вы хотите сказать… – внезапно подал голос Медведков, – вы хотите сказать, что через четыре дня мне придётся сообщать полковнику Надеждину, что он с абсолютной гарантией может повторить подвиг маршала Неделина? Так?

Это было жестоко.

– Да, – Криштул прищурился. – Фонтан жидкого кислорода на имитатор. Заправку так вести нельзя.

– Сколько система может держать режим?

– При расчётном вакууме – три часа. При нынешнем – и часу не продержится.

– Разрешите? – Кропоткин подошёл к огромной доске, взял в руки мел.

Сова кивнул, все обернулись.

– Смотрите. После 46-й рассечки магистраль