Доля секунды - Дэвид Бальдаччи

Как, черт возьми, она могла оказаться такой слепой?!

Пуля сорвала ветку у нее над головой, и Мишель снова упала на живот. Жадно хватая ртом воздух, она прикинула возможные варианты. Их оказалось не много, и все они заканчивались ее смертью. Мишель легко выследят, прочесав квадрат за квадратом, и помешать этому она была не в силах.

Стоп: телефон! Мишель потянулась за ним и с ужасом обнаружила, что потеряла его. Должно быть, на бегу он отстегнулся от пояса. Теперь у нее нет связи, а по пятам идут убийцы. Да, положение, в котором она оказалась, было намного хуже самых ужасных ночных кошмаров, пугавших ее в детстве.

Мишель послала еще несколько пуль в ту сторону, где, по ее мнению, находились преследователи, затем вскочила на ноги и бросилась бежать изо всех сил. На небе светила полная луна, что было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что она могла видеть, куда бежит, а плохо, потому это же видели и убийцы.

Мишель вырвалась из полосы деревьев и успела затормозить как раз вовремя: перед ней оказался обрыв, под которым шумела река. Еще один шаг, и она сорвалась бы вниз с большой высоты. Но Паркс и его сообщник были уже совсем близко. Через несколько секунд они выйдут из леса, и она окажется отличной мишенью. У них дробовик и снайперская винтовка, и преследователи легко подстрелят Мишель с дистанции, она же из своего пистолета их не достанет. Мишель посмотрела с обрыва вниз. Прыгать с большой высоты в стремительный поток воды было очевидным самоубийством. А если попробовать другой вариант?

Застегнув пистолет в кобуре, Мишель сделала глубокий вдох и замерла. Услышав приближающиеся шаги, она громко закричала и прыгнула. Место для прыжка Мишель выбрала заранее. Примерно в двадцати футах ниже на обрыве был небольшой каменный уступ. Она упала на него и пыталась удержаться, хватаясь руками за скользкую почву, и едва не сорвалась в бурлящий поток, но в последний момент удержалась буквально на двух пальцах и все-таки выбралась на уступ.

Взглянув наверх, она увидела, как Паркс и его напарник всматриваются вниз, стараясь ее разглядеть. Выпиравший слева от уступа камень закрывал Мишель от преследователей, а их силуэты при свете луны были отлично видны на фоне неба. Она легко могла бы снять обоих, и ей ужасно этого хотелось, но Мишель сдержалась: у нее созрел другой план.

Она уперлась носком в небольшое бревно, лежавшее на уступе, и стала потихоньку сдвигать его к краю пропасти. Мишель снова подняла глаза: Паркс с напарником включили фонари и обшаривали лучами склон обрыва. Убедившись, что они смотрят в другую сторону, она столкнула бревно вниз и издала самый душераздирающий крик, на который только была способна.

Бревно с громким плеском упало в воду, и оба преследователя тут же направили в это место лучи фонарей. Мишель, затаив дыхание, молилась, чтобы они поверили, будто она погибла, упав в воду. Шли секунды, но мужчины не уходили, и Мишель уже начала думать, что без стрельбы обойтись не удастся. Однако через несколько мгновений они, видимо, решили, что выжить она не могла, повернулись и скрылись из вида.

Еще минут десять Мишель ждала, желая убедиться, что преследователи действительно ушли, и только потом начала карабкаться вверх.

71

— Ты сильно изменился, Сидни, — сказал Кинг. — Похудел так, что и не узнать. Но выглядишь хорошо. Правда, твой брат тоже почти не постарел.

Блестящий руководитель избирательного штаба Клайда Риттера, Сидни Морс, считавшийся помещенным в психиатрическую лечебницу в Огайо, насмешливо разглядывал Кинга. В руке он держал пистолет, дуло которого смотрело Шону в грудь. Морс был гладко выбрит, одет в дорогой костюм, начинавшие седеть волосы аккуратно и модно подстрижены.

— Я впечатлен. Как ты догадался, что за всем этим стоит совсем не бедный мистер Скотт?

— Записка, которую ты оставил в ванной. Настоящий агент Секретной службы никогда бы не написал «нарвался на засаду». Он бы сказал «нарвался на подставу». К тому же Боб Скотт — бывший военный и всегда оперировал только точным временем суток, не используя слова «утро» или «вечер». Для него десять тридцать две могло быть только утром, а про вечер он бы сказал двадцать два тридцать две. Потом я начал думать: а почему именно Боулингтон? Почему отель «Фермаунт»? Потому что он в получасе езды от дома Арнольда Рамсея — вот почему. А как руководитель избирательной кампании, ты легко мог все это устроить.

— Как и ряд других людей, включая Дага Денби и самого Риттера. А для всего мира я сумасшедший в Огайо.

— Только не для агента Секретной службы. Признаюсь, я понял это не сразу, но все-таки сообразил. — Шон кивнул на пистолет в руке Сидни. — Ты левша, и я это вспомнил. Всегда таскал в левой руке шоколадные батончики. Сотрудников Секретной службы учат обращать внимание на мелочи. А сумасшедший в Огайо ловит теннисный мячик правой рукой. И на фотографии в лечебнице Питер Морс держал бейсбольную биту в правой руке.

— Мой дорогой брат, от него всегда были одни неприятности.

— Но в твоем плане ему отводилась важная роль, — заметил Кинг, давая понять, что ждет пояснений.

Морс улыбнулся:

— Вижу, что у тебя не хватает мозгов дойти до всего самому, и ты хочешь, чтобы я это сделал за тебя. Ладно, пойду тебе навстречу, потому что давать показания в суде тебе все равно не придется. Я достал «чистые» пистолеты для Арнольда и себя, чтобы пронести в отель «Фермаунт», у своего брата, имевшего криминальные наклонности.

— И ты спрятал свой пистолет в кладовке, после того как Риттера застрелили.

— А горничная видела меня там и целых семь лет шантажировала, пока не узнала, что меня поместили в лечебницу. Твоя подруга Максвел случайно помогла мне выяснить личность шантажистки. С которой я и рассчитался. С процентами.

— Как и с Милдред Мартин.

— Она недостаточно четко выполнила мои указания. А глупцов я не терплю.

— Включая своего брата.

— Наверное, с моей стороны было ошибкой привлекать его, но он очень хотел помочь. К сожалению, с течением времени мой бедный брат так и не отказался от наркотиков, и я боялся, что он проболтается. К тому же все деньги были у меня, и Питер мог прибегнуть к шантажу. Какое-то время я шел вместе с братом и присматривал за ним. А в нужный момент поменялся с Питером местами и поместил его в лечебницу.

— Но в чем смысл такого обмена?

— Он гарантировал мне полное алиби. Подумай сам: сколько людей в окружении Риттера могли провернуть такую операцию? Мое имя наверняка всплыло бы в начале списка. А в сумасшедшем доме безопаснее, чем в гробу. Я не сомневался, что никто и никогда не догадается, что не Питер поместил меня в психушку, а я его. — Морс улыбнулся. — И почему не сделать то, что мне нужно, красиво?

Завязав этот разговор, Кинг рассчитывал выиграть время, тем более что Морс явно хотел похвастаться своим гениальным планом.

— Я бы поступил иначе, — деловито произнес Шон, напряженно размышляя, как выбраться из ловушки, в которую он угодил. — Запер бы брата в психушке, а потом убил. Тогда бы точно ни у кого не возникло сомнений в твоей смерти.

— Но его убийство могло повлечь вскрытие тела, а по медицинским показателям и состоянию зубов выяснилось бы, что это не я. В случае же естественной смерти никакого вскрытия не потребуется. Кроме того, внешне мы довольно похожи, а небольших усилий с моей стороны было вполне достаточно, чтобы выдать себя за него. Мой истинный гений кроется в деталях. Например, этот зал я сделал полностью звуконепроницаемым. Казалось бы, зачем такие сложности в заброшенной гостинице? Но дело в том, что звук распространяется непредсказуемо, следуя своим неведомым законам. А я не могу допустить никаких сбоев, чтобы не разрушить весь спектакль, ведь я никогда не подводил аудиторию. И мне нравится все делать с определенным шиком. Взять ту записку, о которой ты говорил. Я мог бы просто опустить ее в почтовый ящик. Но тело, висящее на двери, — это классика жанра! Как и взрыв дома. Это мой стиль!

— Но зачем впутывать сюда Боба Скотта? Ты же сам говорил, что на тебя подозрение пасть никак не могло.

— Это так, но в каждой драме нужен отрицательный герой. Кроме того, агент Скотт никогда не относился ко мне с должным уважением, когда я работал на Риттера. И он за это заплатил.

— Итак, ты помогаешь брату-наркоману потерять человеческий облик, обезображиваешь его лицо до неузнаваемости, раскармливаешь, а сам при этом худеешь, переезжаешь в Огайо, где вас никто не знает, и меняешься с ним местами. Действительно — настоящая режиссерская работа! Совсем как избирательная кампания Риттера.

— Клайд Риттер был всего лишь средством для достижения цели.

— Понятно. Все дело было не в Клайде Риттере, а в Арнольде Рамсее. У него было нечто, чего ты хотел. И хотел так сильно, что желал ему смерти.