Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

Поезд из Нью-Йорка пришел за шесть минут до моего, и в толпе выходящих я с радостью приметил стройную фигуру Эверарда де Лейси. Он пожал мне руку и прогудел, как он жалеет, что не застал меня.

– И как там мисс По? – спросил он тревожно. – Меня сегодня с раннего утра не было дома.

– О, она была великолепна, не помню, чтобы она когда-нибудь выглядела лучше, – ответил я, согретый теплом затаенного смеха. – Мы проговорили несколько часов, она вам расскажет.

– Это хорошо. Это очень хорошо, мой милый, для меня это большое облегчение, – проговорил он, ища глазами коляску, которая еще не подъехала. – Дженкс что-то запаздывает. – Потом он бросил на меня быстрый взгляд. – Вы случайно не упоминали о том, что сказали мне, когда мы с вами болтали, а она еще была так больна?

– Не упоминал? – И я широко улыбнулся. – Ну как же, даже очень.

Почему-то весь вид его выражал облегчение.

– Я от души вам благодарен. Значит, вы действительно чувствуете – а слышать это от вас что-нибудь да значит, – что я ей по-настоящему помогаю? В смысле ее книг, ее карьеры…

– Ну разумеется, – сказал я, хотя был немного озадачен.

– Превосходно, – пророкотал он. – Превосходно. – Старомодным актерским жестом он взял меня за лацкан. – Понимаете, – сказал он, – это глупо с моей стороны, и теперь мы, конечно, оба старые. Но иногда у меня бывает ощущение, что я не так уж ей необходим. И это меня очень беспокоит.

На миг, пока он это говорил, из глаз его выглянул страх. Это не был постыдный страх, но он жил с ним, очевидно, долгое время.

* * *

Я не вернулся в «Орлиное гнездо», не вернулся и к Трашвуду с Коллинзом. Второе без первого потребовало бы объяснений, а пускаться в объяснения я не был склонен. Вместо этого я переехал в другой пансион и стал работать агентом по продаже алюминиевых товаров. А через шесть месяцев вернулся в Сентрал-Сити и занял вакансию на цементном заводе моего отца, которую тот приберегал для меня. Ибо я пришел к убеждению, что не создан для Нью-Йорка и для жизни в литературе: для этого мне не хватало самоуверенности Анджелы По.

Однажды, в те шесть месяцев, что я еще там жил, мне показалось, что я видел мистера де Лейси на улице, но он меня не заметил, и я бежал его. И конечно, как я ни старался держаться от них подальше, я видел анонсы о последнем законченном романе Анджелы По. Она умерла, когда я уже три месяца жил в Сентрал-Сити, и когда я прочел, что о ней скорбит муж, актер Эверард де Лейси, я почувствовал, что с души у меня сняли тяжкую ношу. Но он пережил ее всего на несколько месяцев. Очень уж скучал по ней, наверно, а некоторые связи в жизни особенно прочны. Мне хотелось задать ему один вопрос, всего один, а теперь я уже никогда этого не узнаю. Шекспировские роли он играл безусловно, а когда они уехали из Гошена, он на довольно долгое время вернулся на сцену. В некрологе упомянуты и Отелло, и Гамлет. Но есть еще одна роль, и мне интересно, играл ли он ее и что из нее сделал. О какой роли я говорю, вы, вероятно, уже поняли.

Последний из легионов[34]

Губернатор хотел, чтобы все прошло как можно тише, но не мог же он запретить глядеть в окна или прогнать людей с улиц. Ведь как-никак легион стоял в Деве лагерем с тех самых пор, как на этом месте появился мало-мальски заметный город, и вот теперь мы собирались уходить. Ничего не имею против Шестого или Второго легионов – под каждым орлом найдутся достойные люди. Но титул Валерия Виктрикс – «Отважный и победоносный» – присвоили нам не просто так, а мы носим его уже не первое столетие. Нужен надежный легион и люди в нем, чтобы удерживать северо-запад.

Поначалу, думаю, известия пытались сохранить в тайне, но как такое возможно – в этом-то городке? Всегда найдется кто-нибудь, кто под строжайшим секретом поделится со своей девчонкой, и вот уже новость известна всем – и уличным торговцам, и астрологам, и оборванцам, и пройдошливым юнцам, дающим подсказки на скачках или в азартных играх. Уверяю, они узнали обо всем почти одновременно с легатом или губернатором, не говоря уже о том, что слухи ходили и прежде. Сказать по правде, слухов развелось такое множество, что, когда наконец издали приказ, все даже вздохнули с облегчением. Осточертело объяснять женщинам, что ничего с ними не случится, даже если легион уйдет, и ради этого останавливаться по пять раз за десять минут при каждом выходе в город.

И все же мне пришлось полночи просидеть с одним из наших новобранцев. Он бредил одной девчонкой из городских и вынашивал безумную мысль дезертировать. Пришлось напомнить юному болвану, что, даже если легион уходит, Рим остается, и рассказать, как на моих глазах двоих запороли насмерть, прежде чем он передумал. Девчонка, смазливенькая безвольная малявка, плакала в толпе, пока мы маршировали мимо, а мальчишка кусал губы, но держался. Но я ни за что не позволил бы ему дезертировать из нашей когорты – такого у нас уже двадцать лет не случалось.

Как ни странно, особого шума горожане не производили. Пытались по приказу губернатора изображать ликование, когда утром мы передавали лагерь местным ауксилариям, но почти без успеха. Однако ауксиларии смотрелись неплохо – для ауксилариев. Лично я не дал бы за них и двух когорт египтян, но нагрудники у них сияли, и строй они держали довольно ровно. Я представил себе, как они загадят наши казармы – ауксиларии иначе не могут, – и думать об этом было неприятно. Но следующий легион, который придет в Деву, наш или другой, приведет их в порядок. За этим дело не станет.

Потом мы прошли маршем через город, и, как я уже сказал, это было странно. Я дитя лагеря, воспитанник легиона. Говорят, первые из нас пришли вместе с Цезарем, хоть мне в это не очень-то верилось, и, конечно, с тех пор мы брали в жены британок. Но если я в чем и знал толк, то уж точно в том, какие звуки издает толпа в большинстве случаев. От нее слышен враждебный ропот или возгласы, с которыми бросают цветы, или же пронзительные, яростные крики, когда люди в толпе знают, что ты идешь сражаться за них. Но