Бессильная - Лорен Робертс

я не уверен. Я вспоминаю, как она упала на землю. Я был в бешенстве, в ярости и вдруг понял, что не произносил ее имени с тех пор, как мы познакомились.

И в тот момент я понял, что хотел сказать его — хотел, чтобы она услышала его из моих уст. Я понял, что если она умрет, то я больше никогда не смогу посмотреть в ее голубые глаза и произнести эти два слога, которые постоянно звучали в моей голове.

Поэтому я произносил ее имя, снова и снова. Наконец я позволил себе это сделать. Позволил последней частичке привязанности к ней встать на место. Просто произнося ее имя, я чувствовал себя интимным, личным, каким-то образом.

И теперь я навсегда хочу, чтобы ее имя было у меня на губах и катилось с языка, пока я не опьянею от его вкуса и звучания.

Что, черт возьми, со мной происходит?

Ее глаза находят мои, сверкающие, как вода в свете костра. — Зачем ты это делаешь?

Ее взгляд говорит мне, что на этот раз от вопроса не уйти, хотя я даже не уверен, что у меня есть ответ для нее или для себя. Все, что я знаю, это то, что у меня есть желание защитить ее, быть с ней, дразнить ее, прикасаться к ней.

Это ужасно.

— Что за радость побеждать по умолчанию? — говорю я вместо этого. — Каким бы я был джентльменом, если бы забрал твою кожу и оставил тебя умирать?

Она поднимает голову и смотрит на меня с насмешкой: — Так ты хочешь сказать, что сделал все это, чтобы быть джентльменом?

— Почему это так удивительно для тебя?

— Может быть, потому, что для того, чтобы быть джентльменом, нужно быть джентльменом.

— А кто сказал, что я им не являюсь?

— Я бы хотела найти того, кто сказал бы, что ты таковым являешься.

Я улыбаюсь ей, впитывая каждую деталь ее лица под своим. Я открываю рот, чтобы сказать что-то остроумное и дико неуместное, когда слева от меня щелкает ветка. Зрение наблюдает за нами остекленевшими глазами, фиксируя происходящее. И мне стыдно, что я понятия не имею, как долго он там стоял, не учитывая, насколько я был отвлечен девушкой передо мной.

Я могу только представить, что отец сделает из этого — из нас. О том, что я помогаю, спасаю, наслаждаюсь общением с девушкой из трущоб.

Не в первый раз я его разочаровываю, и уж точно не в последний.

Зрение моргает, прочищая мутные глаза, и исчезает в ночи. Я снова поворачиваюсь к Пэйдин — ее внимание все еще приковано к тому месту, где когда-то был мужчина. Затем я опускаю взгляд на ее открытый живот и рану, которая теперь полностью зашита.

Я начинаю обматывать остатки ее большой рубашки вокруг раны и вокруг талии. Глаза Пэйдин следят за моими движениями, за моими руками и за моим лицом.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — говорю я гораздо более непринужденно, чем чувствую.

— Тебе придется быть более конкретным, Азер.

— Я спросил, кто, черт возьми, сделал это с тобой.

Она пренебрежительно смеется, отворачивая голову от меня. — О, этот вопрос. Это не имеет значения.

— Если это не имеет значения, тогда скажи мне.

Она бросает на меня раздраженный взгляд, а затем вздыхает, сдаваясь. — Эйс. Теперь счастлив? Он использовал свои иллюзии, чтобы заманить меня. — Она внезапно снова побледнела. — Он заставил меня видеть… вещи.

Я никогда не видел у нее такого затравленного взгляда, и я потрясен тем, насколько мне это неприятно. — Ты убила его?

— Нет, — тихо говорит она. — Нет, я не убивала его.

Мы молчим, и я провожу рукой по ее грубой повязке, проверяя, надежно ли она закреплена, пока она смотрит на меня. Затем я протягиваю ей флягу с водой и заставляю подавиться подгоревшим кроликом.

Я занят в маленьком лагере, и когда я оглядываюсь на Пэйдин с того места, где я разжигаю пламя умирающего костра, ее веки опущены, ресницы трепещут в предвкушении сна. Затем я замечаю, как она слегка вздрагивает от резкого ночного ветерка.

Так не пойдет.

Я опускаюсь рядом с ней на колени, беру ее на руки, поднимаю с земли и несу ближе к костру. Она ворчит, прижимаясь к моей груди, и я укладываю ее на грязь, наблюдая, как ее грудь поднимается и опускается от ровного дыхания, совсем не похожего на рваные, неглубокие вдохи, которыми она задыхалась раньше.

А потом я сижу. Не в силах оторвать взгляд от нее, я смотрю, как она засыпает у костра, живая и глубоко дышащая. Она снова вздрагивает, заставляя меня пожалеть, что у меня нет одеяла, чтобы предложить ей, что-то, что я мог бы ей предложить. Истина этой мысли поражает меня, как удар в живот.

Мне нечего ей предложить.

Я не подхожу ей, совсем не подхожу ей. Она слишком смелая, слишком дерзкая, слишком чертовски хороша для меня. Может быть, я мог бы стать лучшим мужчиной. Может быть, я мог бы быть более похожим на Китта с его сердцем нараспашку и счастьем на виду. Может быть, будущий Энфорсер смог бы разрушить несколько стен, стать человеком, который представляет собой нечто большее, чем маски, которые он носит вокруг своих людей.

Но с тех пор как она узнала, что я принц, и объявила нас врагами, я стал подыгрывать ей, не желая уступать. И это весело. Это отвлекает нас обоих, мы играем и дразним друг друга.

Но теперь?

Если я стану ее врагом, то только потому, что она ненавидит себя за то, что хочет меня.

Глава 27

Пэйдин

Я просыпаюсь от досадно знакомого крика птиц надо мной.

Я проснулась.

Щурясь от слепящего солнца, я осторожно провожу руками по тому месту, где под складками потрепанной ткани скрывается моя заживающая рана.

Я жива. Дышу. Заживаю.

Затем мои пальцы нащупывают кожаный ремень, обтягивающий мою руку. Я потрясена тем, что он все еще на месте. Потрясена тем, что Кай не срезал его с моего умирающего тела. В шоке от того, что он спас мне жизнь, выхаживал меня и позволил сохранить свой дурацкий кожаный ремешок.

Видимо, он пошел на все это, чтобы быть хорошим спортсменом, джентльменом.

Моя задница.

— Доброе утро. Ну, вообще-то, уже почти полдень.

Я поворачиваю голову в сторону глубокого голоса, доносящегося сзади. А вот и он, руки в карманах, лодыжки скрещены и прислонены к низко нависшей ветке. Теперь, когда я не нахожусь на