Конец сказки - Ярослав Зуев

– Пожалуйста, поверьте, это так, – сказала Тамара, почувствовав на подсознательном уровне, этому человеку сейчас убить – раз плюнуть, следовательно, один неверный шаг, и… – Я просто горничная. Убираю, присматриваю за порядком…

– Если горничная – почему без портков? – перебил Замороженный враждебно.

Тамара пожала плечами, мол, это ведь и так ясно, что.

– А этот петух, – Замороженный указал стволом на неподвижного, как статуя Бонифацкого, – который тоже в неглиже, – твой хахаль, как я понял? Ночной сторож, так? Или тоже, как ты, уборщик? Нехило здесь у вас халдеи живут, жирно, по всем понятиям. Ну а хозяева тогда где? Бутылки собирают, по помойкам, пока вы тут трахаетесь и жрете конину, пока харя не треснет? – Взяв со столика фигурную бутылку «Наполеона», Замороженный, не сводя глаз с Томы и Боника, поднес горлышко к носу и брезгливо скривился, будто оттуда скверно пахло, глубокомысленно оглядел этикетку, а затем, несколькими судорожными глотками высосал содержимое до дна. Бонифацкий невольно кашлянул.

– Голимое пойло, – фыркнул Замороженный, отдышавшись. При этом его физиономия все же слегка порозовела. – Для мудаков, которым ворованные бабки больше девать некуда.

– Значит, – продолжал он, пристально глядя на Тому, – ты тут просто тупо работаешь? Повторяю вторично, на случай, если ты, к примеру, глухая. Выходит, этот буй в портках – твой хахаль-кочегар, а я, значит, ошибся адресом? – Замороженный опустил язычок предохранителя большим, как сарделька, пальцем правой руки.

– Я тут просто работаю, – смертельно побледнев, сказала горничная.

– Ртом, бля?

– И ртом, если приказывают.

– Выходит, юбку тебе кто хочешь, задирает?

Тома и Боник обменялись быстрыми взглядами, и он по ее глазам понял, что во второй раз она его выгораживать не станет.

– Не кто хочешь, а хозяин.

– Значит, этот педик… – начал Замороженный, сопроводив вопрос целенаправленным движением ствола.

– Вацлав Бонифацкий, хозяин этого дома, – проговорила Тамара.

– Ага, уже теплее, – похвалил Замороженный, и его лицо тронуло некое подобие улыбки. – А ты, получается, его подстилка, так?

– Не я, – Тамара не собиралась везти и этот чужой воз.

– Не ты? – было видно, Замороженный не верит. – Выходит, тебя сюда голышом на парашюте сбросили?

– Он меня просто пользует, – сказала Тома. – Когда хочет. Мне двух детей кормить надо. А подружка его – вот она. – Тамара отступила на шаг, чтобы не заслонять длинных Юлиных ног, которые контрастировали с ее полными, как новый «Бентли» с «Победой» 1950 года выпуска. Замороженный покосился на Юлию, оценивающе цокнул языком. Похоже, полненькая горничная не обманывала.

– Сука вероломная, – прошипела Юлия. Это были ее первые слова после того, как Замороженный приказал ей заткнуться.

– Ух ты, прям с обложки Плей-боя курица, – незнакомец попытался присвистнуть, но потерпел фиаско. – Как тебя зовут, дура?

– Ты, козел безрогий, не в курсе, куда залез своими грязными граблями! – выкрикнула Юлия.

– Ого, бля! – сказал Замороженный.

– Она с ним спит, – сообщила Тамара, указывая на Бонифацкого. – А муж ее – Леонид Витряков, – там, во дворе бесится. Тот вообще полный отморозок. Псих. Они с Вацлавом Збигневовичем – партнеры.

– Сука пиздлявая! – завопила Юлия с пола. – Ты за это ответишь! Огнемет тебе язык вырвет! И матку тоже!

– Теперь вижу, кто хозяйка, – Замороженный потянулся к девушке, схватил за волосы и рывком поставил на ноги.

– Не трогай меня, козел! – визжала Юлия. – Тебе Огнемет яйца за меня оторвет!

Угрозы не возымели действия. Даже наоборот. Держа девушку за волосы, Замороженный несколько раз ударил ее о стену головой. Юлия прекратила сопротивление и начала завывать, снова подумав о Злом Снежном Человеке из своего детства. Выпустив волосы, Замороженный перехватил ее за холку. Его ладонь обжигала кожу, словно жидкий азот, которым ей в прошлом году выводили бородавки в частной косметологической клинике в Симферополе.

– Прикрути звук, дурная коза, или твои конченные дети будут иметь кривую маманю, – предупредил Замороженный.

Разобравшись таким образом с девушкой, Замороженный сделал знак Бонифацкому подойти. Поскольку при этом незнакомец использовал пистолет, выбора у Вацлава Збигневовича был невелик, беспрекословно подчиниться или умереть. Как только Боник приблизился на расстояние вытянутой руки, умирать ему совершенно не хотелось, Замороженный, не замахиваясь, ударил его пистолетом в лицо. Зажимая нос руками, Бонифацкий растянулся на полу.

– Нос! – выкрикивал он жалобно. – За что? Я же ничего не сделал!

– Для профилактики, придурок. Нос – не глаз, чтоб ты знал, – философски заметил Замороженный. – А я тебе его выковыряю и на жопу натяну, зуб матки даю, если будешь не по теме варнякать. Все! Вставай, падло, и пошли!

– Куда?! – взвыл Бонифацкий. – И потом, кто вы вообще такой?

– Дед Пихто, рог. Жопе слова не давали. Вафлистку берем с собой.

Юля замотала головой. Он снова взял ее за волосы.

– Скальп сниму, сука!

– Не надо!

– Тогда шуруйте, сволочи! Шнеле. Погнали наши городских.

Уже на пороге Замороженный вспомнил о горничной и направил на нее пистолет.

– Умоляю! – Тома заломила руки. – Ради моих детей!

– Ладно, – поколебавшись, смилостивился незнакомец. Сиди тут тихо, не рыпайся. Подведешь – землю заставлю жрать. По-любому.

В гробовом молчании компания миновала подвал. Тут было совершенно пусто, выжившие люди Витрякова находились во дворе. Погибшие впрочем, тоже. Правда, боевики оставили после себя кучу всякого мусора, главным образом это были битые и целые бутылки из бесценной коллекции Бонифацкого, они усеивали пол, как стадион после концерта рок звезды. Вацлав Збигневович узнал их с первого взгляда и не сумел сдержаться:

– Моя коллекция, – застонал он, – сволочи, какие сволочи!

Впрочем, уничтожение уникальной коллекции было, естественно, не главной его проблемой. Замороженный напомнил ему это при помощи увесистого подзатыльника.

– Не балаболь, гнида.

Уже на пороге особняка Юлия попыталась заартачиться. Мраморный пол был забрызган кровью, на смену бутылкам пришли изуродованные трупы, обломки кирпича, стреляные гильзы. За порогом бушевала непогода, сверкали молнии, хлестал дождь.

– Я не пойду! – завопила девушка. Замороженный молча провернул кулачищу, с зажатыми внутри космами. Юлия захрипела, глаза полезли на лоб. Бонифацкий с ужасом подумал, что кожа сейчас соскользнет с черепа, как перчатка с руки. В следующее мгновение он потерял интерес к этому процессу, поскольку в его копчик снова врезалось массивное колено Замороженного. Извиваясь от боли, Бонифацкий пританцовывая, побежал со ступенек.

– Шевелитесь, суки! – пролаял Замороженный, лязгая челюстями, как неисправная гильотина. – Жизни лишу!

Далеко впереди, еле видимый за пеленой дождя, завалившись на бок, стоял подбитый бронетранспортер. Вокруг неподвижной машины копошились люди, несомненно, это были бойцы Витрякова. Поискав глазами, Боник обнаружил и самого Леню. Как ни странно, Витряков остался жив. Боник не мог сказать теперь, к добру это или нет. Пока что все внимание бандитов было сконцентрировано на подбитом бронетранспортере, который они, как показалось Бонику, собирались поджечь, но рано или поздно их должны были заметить. Что случится тогда, Бонифацкий не знал, но подозревал, ничего хорошего. Он – как в воду глядел.

– Послушайте, – сгорбившись в ожидании очередного удара сказал Боник. – Только умоляю вас, не деритесь. Дайте сказать, ладно? Я знаю, кто вы. Я догадался, понимаете? Вы тот товарищ, которого утром привезли из Черной крепости и по ошибке положили в ледник. Так?

– Я тебя положу не по ошибке, – заверил Замороженный. – Четко, б-дь, как в тире.

– Я вам верю. А вы поверьте мне – нечего у вас не получится. Вы хотите, чтобы они отпустили ваших друзей. За это вы нас отпустите. Я понял, что вы задумали. Боюсь, у вас ничего не выйдет. Эти люди – они перепились. Нанюхались дури, и так далее. Они мне не подчиняются. Они вообще невменяемые. С их начальником я только что крупно повздорил. Они убьют и меня и вас, можете не сомневаться.

– Дать тебе под сраку, или сам заткнешься? – это была вся реакция, на которую сподобился Замороженный.

– Сам, – сказал Бонифацкий. – Я сам.

– Господи, это же Вовка! – выдохнул Андрей, приникнув к узкой прорези амбразуры вытаращенным левым глазом. Правый пришлось зажмурить. – Живой, елки-палки. – При виде товарища он даже на мгновение забыл, что сидит в БТРе, который вот-вот подожгут. Потом он вспомнил свой сон и мрачный тоннель, пробуренный неизвестно кем и зачем в толще черной породы, с бестелесными тенями на перроне, дожидающимися прибытия поезда. Как они очутились там вместе и Вовка спас его, когда он скользил вниз.