Распутин-1917 (СИ) - Васильев Сергей Александрович

— Нет! Финансисты прекрасно понимали, что в Англии мало кто хочет войны. И в то время, когда министр иностранных дел Эдуард Грей сделал всё, чтобы убедить вас, Ваше Величество, в британском нейтралитете…

— Да, я помню, — кивнул кайзер, — Грей постоянно говорил о возможной войне, как конфликте четырёх, автоматически исключая Великобританию из числа его участников. Британские журналисты и парламентарии писали о Германии и Австро-Венгрии в спокойном тоне… Поэтому я был уверен, что столкновение между Австро-Венгрией и Сербией не выйдет за локальные рамки и не станет серьёзным.

— Многие члены Кабинета министров Великобритании, если не большинство, были тогда против войны, — продолжил Николаи, и шайка финансистов-интернационалистов должна была обойти, переиграть их, навязать свою волю, поэтому решилась на политическое мошенничество. Не имея разрешения и не поставив кабинет в известность, Черчилль начал мобилизацию флота, премьер-министр Асквит отправил Холдейна в военное министерство для мобилизации армии, а Грей заверил Поля Камбона, что Великобритания защитит Францию от агрессии и в его присутствии отправил жёсткий ультиматум Германии, зная то, чего не знали другие политики, а именно, что немецкое вторжение в Бельгию в ответ на действия Франции уже началось, и никакие ультиматумы его не остановят.

Вильгельм отвернулся к окну, чтобы скрыть судорогу, исказившую лицо. Он прекрасно помнил тот день 4 августа 1914 года, когда Георг V объявил войну его империи. Это стало неожиданностью и ударом по самолюбию кайзера, своеобразной чёрной меткой. Его переиграли. Слушая британского посла, он явственно представил ухмыляющуюся физиономию Георга, этого потомка пиратов, склонившегося к его лицу, вращающего своими отвратительными навыкате глазами и шептавшего с нескрываемым торжеством: “Дело сделано, Вилли! Теперь ты можешь сколько угодно топать ногами в ярости, изрыгать проклятья в адрес подлых торгашей, — ловушка захлопнулась, Германия оказалась в состоянии войны на два фронта с тремя ведущими европейскими державами.”

— А что Россия? — спросил кайзер, не оборачиваясь, чтобы не выдать судорожное подёргивание щеки.

— Николай II решил вмешаться в австро-сербский конфликт 25 июля 1914 года после того, как его убедили — если он не поможет сербам, патриотическая общественность добьётся его свержения. В этот день он привел российскую армию в "боевую готовность". А 28 июля Австро-Венгрия официально объявила войну Сербии. И тем не менее, Николай II 29 июля 1914 года направил телеграмму вам, Ваше Величество, с предложением «передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию»… Но вы на неё не ответили…

— Да, — кивнул кайзер, — меня убедили… —

Он осёкся на половине фразы, вспомнив, кто и при каких обстоятельствах отговорил его от переговоров с Россией. Однако Вальтер Николаи и так всё понял…

— Тот же человек, Ваше Величество, организовал 30 июля в Берлине отдельный выпуск официоза Lokal Anzeiger, в котором сообщалось о мобилизации германской армии и флота. Телеграмма посла России Свербеева с этим известием была отправлена в Петербург через несколько минут, а спустя четверть часа уже лежала на столе царя.

— Да, я помню эту досадную ошибку. Виновные были наказаны, русские предупреждены о недоразумении…

— Так точно. Свербеева вызвал к телефону министр иностранных дел фон Ягофф и официально опроверг известия о германской мобилизации. Это сообщение посол передал также по телеграфу без всякого замедления. Но на сей раз телеграмма вообще не дошла до русского монарха. Министр иностранных дел России Сазонов сразу же доложил царю о первой телеграмме посла, ни словом не обмолвившись о второй, и царь подписал указ о всеобщей мобилизации…

— Я послал Никки личную телеграмму! — хрустнул костяшками пальцев кайзер.

— И Николай II отменил мобилизацию…

Кайзер вскинул на полковника удивленные глаза.

— Утром 29 июля начальник Генерального штаба Янушкевич вручил Добровольскому подписанный Николаем II указ об объявлении общей мобилизации, — пояснил разведчик, — а вечером, когда на телеграфе все уже было подготовлено к рассылке сообщений в войска, последовал телефонный звонок царя с отменой указа. Посол Британии попросил влиятельного царского министра Кривошеина убедить царя в ошибочности последнего решения. Николай II, однако, отказал ему в приеме и не захотел принимать даже военного министра.

— Я ничего не знал об этом, — Вильгелм II перевёл взгляд с Николаи на гофмаршала и обратно, ища у них поддержки. — Я ничего не знал про отмену русскими мобилизации, — повторил он отрывисто, словно желая этим криком вернуть обратно тот роковой июльский день…

— Так точно, Ваше Величество, — кивнул Николаи, — и вас, и русского царя квалифицированно, нагло дезинформировали.

Кайзер, припадая на больную ногу, обошёл стол, тяжело опустился в кресло, положив руки на столешницу, где было тесно от копий финансовых документов, свидетельских показаний, фотографий и схем. Вместо направления армейских ударов красными и синими стрелами были расцвечены денежные потоки между хорошо известными Вильгельму II фамилиями.

— Продолжайте, полковник…

Николаи снова заговорил, и каждое слово кайзер ощущал, как камень, кинутый в его огород — про тотальную подводную войну, главной задачей которой являлось вовсе не принуждение Британии к капитуляции, а провокация американцев с целью заставить их вступить в войну. Если этого недостаточно, в марте янки опубликуют заготовленное письмо, якобы перехваченное, а на самом деле специально написанное германским статс-секретарём Артуром Циммерманом президенту Мексики с предложением напасть на Соединенные Штаты и с просьбой к Японии расторгнуть союз с Антантой. Из этой истории снова торчат уши Макса Варбурга.

— Довольно! — вскрикнул кайзер, не в силах слушать разведчика.

Вильгельм II был обескуражен. К возможному предательству кого-либо из подданных и к сотрудничеству оного с вражеской державой он был готов. Это неприятно, но возможно. На войне, как на войне. Но как быть, когда твой придворный работает не на другое государство, а на частную финансовую контору, и результат его предательства даже более разрушителен и непредсказуем, а наказание за такое преступление отсутствует в уголовном законе.

— Что мы сейчас можем сделать? — хрипло спросил кайзер, потонув в приступе кашля, — что можно исправить?

— Вот тут, — Николаи протянул Вильгельму II пакет, — план вывода из войны России, также находящейся под ударом банкирской шайки. Без аннексий и контрибуций.

— Какой ещё план без аннексий и контрибуций? — кайзер досадливо поморщился. — Наши войска стоят в трехстах километрах от Петербурга! Сколько бравых сынов Германии отдали свои жизни за это!

— Ваше Величество, — лицо Николаи осталось бесстрастным и решительным, — если этого не сделать, если не превратить восточный фронт в мирный тыл, к кровавой плате добавится наша капитуляция и ваша корона! Ни через месяц, ни через два экономика Британии не рухнет. Ознакомьтесь с докладом адмирала Джеллико Георгу V. До ноября остров будет держаться даже в полной блокаде. До ноября, Ваше Величество! А в апреле в войну вступит Америка. И какое утешение принесут нам завоевания на Востоке при физической невозможности сражаться на Западе?

Кайзер справился с душившим его приступом кашля и откинул голову на высокую спинку кресла.

— Хорошо… Я ознакомлюсь с вашим планом… Я напишу… Нет, я лучше позвоню Никки…

— Боюсь, Ваше Величество, что письмо или звонки Николаю II будут малопродуктивны… Договариваться придётся уже с другими людьми…

Вильгельм II забыл про свой кашель и, не мигая, воззрился на полковника, широко раскрыв удивленные глаза.

— Никки лишился короны? Вам известны подробности? Откуда?

— Это произойдёт со дня на день. Подробности известны в деталях. Я только что из Петербурга…

— Эти детали тоже есть в вашем плане?

— Это есть в моем специальном конфиденциальном докладе, предназначенном лично для вас, Ваше Величество…