В тени горностаевой мантии - Анатолий Томилин-Бразоль

— То Зорич, ваше величество, Семен Гаврилович. Отменной храбрости человек. Раненным был взят в плен янычарами и четыре года в темнице Семибашенного замка константинопольского томился… Достойнейший человек…

— Да вы, я вижу, все и обо всех знаете. Ценное качество. Прошу вас быть при утренних докладах… А записку для светлейшего оставьте у меня в кабинете…

После похорон великой княгини, когда еще и слезы не высохли по поводу дорогой утраты, принц Генрих, «случайно» оказавшийся в Петербурге, привез письмо от «старого Фрица». В нем прусский король расхваливал новую претендентку на царственное ложе российского наследника. На сей раз, то была его двоюродная внучка — принцесса Вюртембергская, София‑Доротея‑Августа‑Луиза.

Фридрих II уверял Екатерину, что, несмотря на младые лета (принцессе еще не было и семнадцати), по своему физическому развитию девица способна поразить любое воображение. К письму прилагалась и миниатюра. Императрица вздохнула, сделала несколько распоряжений кабинет‑секретарю и дежурному адъютанту, после чего велела позвать наследника.

Павел некоторое время исподлобья смотрел на миниатюру, потом вернул ее матери. Жениться он категорически не желал. Но после долгих уговоров и препирательств, длившихся не один день, сдался:

— Я бы предварительно хотел увидеть объект в натуре, а не по изображению, — сказал он, глядя в пол. — Вы сами изволили говорить, что на ошибках следует учиться и не повторять их более. Ныне я уже никому не верю.

— И правильно делаете, mon cher, — обрадовалась Екатерина. — Я уже подумала об этом и решила, что вам не худо бы самому съездить в Берлин. Побываете у его величества в Сан‑Суси, познакомитесь на месте с невестой. Они уже выехали из Мобельяра. А я вызвала графа Румянцева. Он хорошо знает Пруссию и будет вас сопровождать.

Екатерина заметила, как заблестели глаза сына при упоминании о Фридрихе. «Дурачок, — подумала она, — до сей поры не может отрешиться от детских иллюзий». Павел был действительно рад, хотя и не желал показывать этого. Приятной была, прежде всего, перспектива отъезда от Двора, затем — поездка в Пруссию к великому Фридриху, давнему его кумиру. Увидеть знаменитые парады в Потсдаме, это ли не счастье!.. Ну и новая невеста, тоже могла быть небезынтересна…

Будучи вообще скор на подъем, он тут даже удивил всех. Собравшись без проволочек, выехал инкогнито и был весьма любезно принят в Берлине. Здесь же познакомился и с той, кого прочили ему в жены. София‑Доротея с матушкой герцогиней Вюртембергской также была приглашена королем в Берлин. Отец невесты, принц Фридрих Евгений, почти всю жизнь прослужил в войсках прусского короля, получив Вюртембергское герцогство лишь под старость.

Дородная его дочь была на голову выше Павла, и впечатление произвела. Ей не было еще и семнадцати, а на бюст, как позже шутили, можно было усадить полковой оркестр. Воспитанная в строгих немецких традициях, она с детства усвоила главные заповеди, изложенные в стихотворении «Philosophie des femmes», записанном в ее тетрадке. Главное в них заключалось в том, что: «нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобретала слишком обширные познания. Ее философия должна состоять в том, чтобы рожать и воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой и блюсти в расходах бережливость».

Нельзя сказать, чтобы за прошедшие два с половиной столетия и к нашим дням классический подход к общественной роли женщины сильно изменился в принципе. В общем же девушка понравилась Павлу Петровичу. Правда, более нетерпеливо он ожидал парада войск, обещанного прусским королем.

В Петербург великий князь вернулся оживленным и полным планов. А затем, через некоторое время, пожаловали и гости из Пруссии. Государыня подняла бухнувшуюся перед нею на колени принцессу, милостиво сказала, что такие варварские обычаи давно изжиты при Дворе и остались лишь в памяти негодных учителей, которые не смогли рассказать о том принцессе. Но в душе государыня была довольна тем, что девушка, в отличие от своей предшественницы, не проявила заносчивости при встрече. Затем нареченную осмотрел Роджерсон и дал отменный отзыв о ее здоровье. Государыня выслушала лейб‑медика, но тем не менее велела приготовить баню. И там, в мыльне, разложив с помощью верной фрейлины деву на теплой мраморной лавке, сама придирчиво обследовала смущенную принцессу во всех подробностях ее естества. Как ни краснела бедняжка София‑Доротея, как ни стискивала зубы, тем не менее, послушно раздвигала колени и переворачивалась, становясь на карачки… Екатерина улыбнулась, по‑видимому, довольная осмотром. Шотландец был прав, дева — кровь с молоком.

Анна цинично похлопала принцессу по широким лядвеям и добавила грубоватой скороговоркой, чтобы та не поняла:

— Ну, хватило бы размеру, тута, чаю, ничо не застрянет.

— Будем Hoffnung schцpfen <Набираться надежд (нем.).>… — Императрица засмеялась.

При крещении принцессу нарекли Марией Федоровной, подучили слегка русскому языку и — отправили под венец. Венчание состоялось 28 сентября и, поскольку цесаревич вдовел менее полугода, прошло без особой торжественности.

Быстро пролетело время и вот уже великая княгиня, потупив очи, доложила Екатерине, что ждет ребенка. Императрица усмехнулась, подарила ей перстенек с бриллиантом и табакерку. Невестка была по прошедшей бедности скуповата и презенту обрадовалась, как дитя. Екатерина вспомнила о миллионных долгах той первой, о том, как убивался сын по поводу ее кончины. И улыбнулась способу, коим его излечила с помощью писем несчастной к ее лучшему другу… В душе она даже похвалила себя за мудрость.

Подумала: «После, как родит, надо будет придумать ей подходящее дело». Но времени на это не нашлось — с момента свадьбы и до кончины императрицы великая княгиня умудрилась подарить российскому престолу четверых сыновей и семерых дочек. Кроме того, как и все благовоспитанные немецкие девушки, она была приучена к домашней работе, вела дневники и, чтобы потрафить свекрови, устраивала литературные вечера. Приходилось ей выступать и в роли распорядительницы придворными спектаклями, так как Павел любил, если и не сам театр, то актрис.

К супружеским обязанностям она относилась ответственно, как и ко всякому другому делу. Мужа — великого князя и наследника русского престола — почитала единственным из мужчин. И никогда не жаловалась никому даже на то, что временами супруг, не обращая внимания на постоянное интересное положение супруги, учил ее прусскому парадному шагу и ружейным артикулам.