Под властью пугала - Мичо Каламата

Выбежали на какую-то площадь, окруженную черневшими в темноте домами, которые поразили Лёни своей величиной.

– Давай пошевеливайся!

– Куда мы идем?

– Во дворец!

– Какой дворец?

– Иди и не спрашивай.

Пробежав через обширный парк, они вошли во дворец, сиявший огнями над погруженным во мрак городом. Широкие коридоры привели их в большой зал, освещенный люстрами. Заключенные разбрелись по дворцу. Кто-то уже возвращался, нагрузившись добром, вскинув на плечо прекрасный ковер, кто-то сдергивал с окна плюшевую штору, кто-то пытался взгромоздить себе на спину кресло.

– Что они делают?

– Не видишь? Давай, бери и ты!

Странным показался Лёни совет: даже если б он что-нибудь и взял, куда он это понесет?

Неожиданно все захлопали, отступая к стенам и освобождая середину зала. Лёни сразу узнал показавшегося в одной из дверей здоровяка в генеральском мундире: это был Тими, угольщик из Девола. Напялив прямо поверх одежды брошенный кем-то из адъютантов мундир, он шествовал важно, как настоящий генерал. На него нельзя было смотреть без смеха. Из-под распахнутого мундира виднелась нестираная рубаха и волосатая грудь; козырек надетой набекрень фуражки прикрывал один глаз; сапоги Тими, видно, не нашел, из-под галифе торчали надетые на шерстяные носки старые опинги из автомобильной покрышки. Но и в таком виде Тими был очень похож на Ахмета Зогу, каким Лёни видел его на фотографиях.

Величественно прошествовав по проходу, образованному заключенными, Тими остановился у рояля, приложив руку к сердцу, как этого требовал зогистский церемониал приветствия, опустился на круглый табурет, потом, взмахнув руками, ударил что есть мочи по клавишам. Зал взорвался какофонией звуков и мощным хохотом заключенных. Тими вскочил, в притворном гневе схватился рукой за шнур аксельбантов на груди и, вскинув голову, вперил взгляд в потолок.

Кто-то крикнул:

– Тихо! Его высокое величество желает говорить!

Подождав, пока стихнет шум, Тими заговорил ораторским тоном:

– Я уверен в том, что вы, господа, обшарите здесь все углы и прихватите все, что только есть в нашем дворце. Высочайше повелеваем вам подмести все подчистую.

Снова поднялся шум и хохот.

Тими поднял руку.

– Тихо! Тихо!

– Слушайте его высокое величество!

Когда опять наступила тишина, Тими продолжал свою речь:

– Господа! Я нисколько не сомневаюсь в том, что албанское королевство приказало долго жить. Чтоб ему никогда больше не воскреснуть!

– Аминь! – выкрикнул кто-то.

Все засмеялись. Лёни даже позабыл, где находится, и смеялся от всей души.

Он вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече.

– Лёни.

– Хамди!

Он кинулся к товарищу.

– Уйдем отсюда.

В коридоре они еле протиснулись сквозь толпу сновавших туда-сюда людей с добычей на плечах.

Во дворе какой-то человек в высокой феске вел под уздцы двух белых венгерских лошадей, следом трусил белый жеребенок.

– Куда ведешь? – окликнул парень, вбежавший в ворота парка.

– Домой!

– Да брось ты их, недотепа, ведь все равно отберут! Куда спрячешь?

– А это уж мое дело! Пускай найдут, коли они такие умные!

– Как ты здесь оказался? – спросил Хамди.

– Сам не знаю.

– А Хаки где?

– Да я потерял его, когда вышли из тюрьмы, темно было. Ты знаешь, Хайдара убили.

Хамди остановился.

– Да ты что!

– Убили Хайдара! Подло убили!

– Кто убил?

– Его враг, Абаз Купи.

Им загородили дорогу.

– Что там во дворце происходит?

– Грабят, вот что.

– А его высокое величество где же?

– А его собачье величество давным-давно в Греции! – зло крикнул Хамди.

– Да ну!

– Албанец – он албанец и есть, – сказал кто-то. – Ему лишь бы где поживиться.

– Недаром говорят: "Arnavut bicimsiz millet",[86] – добавил другой.

Лёни с Хамди свернули в переулок.

– Куда ты меня ведешь, Хамди?

– Ко мне домой.

– А Хаки?

– И Хаки найдется.

XIII

Господин Вехби Лика приколол к черной рубашке итальянский орден, поправил галстук и застыл перед зеркалом, с удовольствием оглядывая себя в новом одеянии. Затем принялся отрабатывать фашистское приветствие, вскидывая руку вверх. Попробовал было поднять руку, полусогнутую в локте, но в конце концов остановился на том, что руку надо поднимать не сгибая и как можно выше, это будет свидетельствовать о "бодрости и жизнерадостности журналиста нового фашистского порядка".

Довольный собою, он сунул в задний карман брюк блокнот и отправился в парламент: в тот день "отцы нации" давали еще одно представление, последнюю комедию в честь "гостей". Впрочем, последнюю ли?

Зал заседаний поражал чернотой, но не оттого вовсе, что депутаты надели траур по утраченной независимости Албании или по случаю бесславного падения своего хозяина Ахмета Зогу. Просто большинство "избранников народа" успели облачиться в фашистскую форму.

Заседание на сей раз открыл не древний председатель парламента; некоторые депутаты пожалели даже, что им не удастся подремать под его бормотанье. Вместо него на трибуне появился Джафер-бей Юпи, друг и ближайший соратник его высокого величества Зогу Первого, его правая рука, главный инспектор королевского двора, главный советник короля албанцев, удостоенный медали "Моим товарищам", и прочее и прочее. Его превосходительство, я уверен, всенепременно поднимет голос протеста против учиненного над Албанией насилия, голос его вознесется под небеса, оповещая весь мир, что есть еще в Албании истинные патриоты, такие, как он сам, и они не смирятся вовек с грубым захватом независимой страны. Много гневных слов услышат сегодня "отцы нации" на своем историческом заседании. И как по сигналу они поднимутся, чтобы выразить свое возмущение, чтобы потребовать…

Так оно и будет. Посмотрите только, как взволнован Джафер-бей! Даже голос дрожит. Бедный, он почти рыдает!

– Тихо!

– Слушайте!

Непременно послушаем!

Прошу вас, не обращайте внимания на кое-какие нескладности в речах "отцов". Им тогда было не до стилистики, а нам не подобает поправлять их.

Джафер-бей, оглядев сквозь слезы зал, воскликнул:

– Албанский народ знает меня!

Зал ответил понимающим бормотаньем:

– Ну о чем разговор, Джафер-бей? Конечно, знает!

– Знает, знает!

Оратор не унимался:

– Я говорю от души!

В зале снова ропот:

– И это ни к чему, Джафер-бей. Перестань ты, мы и так тебе верим!

Не обращая внимания на возражения, Джафер-бей продолжал:

– Вот уже более четверти века наша Албания независима. И за эти годы мы показали всему цивилизованному миру, что находимся в сердце Европы и не способны управлять собой. Наше беспомощное управление убедило мир в том, что мы идем к опасности, а именно опасности расчленения Албании. Наша единственная надежда – это гениальный и любимый дуче, который ради нас пошел на моральные и материальные жертвы. Он спас Албанию, и потому я всем сердцем приветствую приход в Албанию славной итальянской армии.

– Слово мужа!

– Так говорят патриоты!

– Мы верим тебе!

– Он и вправду говорит от души!

– Поскольку Албания – суверенное государство, нам необходимо избрать короля, а потому давайте предложим корону Скандербега его императорскому величеству Виктору-Эммануилу Третьему!

Его превосходительство настолько был растроган, что еле договорил. Достав платок, он прочувствованно высморкался.

Это послужило сигналом для всех остальных отцов: в зале вспыхнули рукоплескания и овации.

– Да здравствует его величество!

– Да здравствует Виктор-Эммануил Третий, король Албании!

– Evviva!

На сей раз выкрики депутатов были поддержаны снаружи солдатами и карабинерами, охранявшими парламент. Они сначала не могли понять, в чем дело, но, услыхав "Evviva!", дружно подхватили:

– Viva! Viva!

В парламенте тем временем начались дебаты.

Слово имеет Абдуррахман-бей:

– Почтенные господа! За период, равный четверти века, наши правители показали, что не только не способны, но и… э… довели положение до такой точки, что у всего цивилизованного мира сложилось впечатление, будто наша страна не может самоуправляться. Наши правители сумели лишь ввергнуть страну в хаос, обрекли народ на великие бедствия, оставив его даже без соли, хлеба и керосина. Те, кто уехали и бросили свою страну, думали не о прогрессе нации, а только о себе, как бы набить карманы общественными деньгами. Славная итальянская армия, пришедшая к нам, – армия, пролившая кровь за Албанию, поэтому я согласен, чтобы венец Скандербега передать его величеству королю Италии.

Аплодисменты.

Слово имеет Фейзи-бей Ализоти, стародавний министр финансов албанского правительства, бывший ближайший соратник Ахмета Зогу, награжденный медалью "Моим Товарищам".

– Господа депутаты! Некоторые эвенементы и события последнего времени вызвали наше совещание в данный исторический момент. Почему вызвали? Потому что в течение некоторого времени в нашей стране правила олигархия, имевшая самую тираническую форму. Эти олигархи, вместо того чтобы служить нации, на них словно нашло помрачение, и они ни о чем другом не думали, кроме своей выгоды, вот почему Албания оказалась в ужасной нищете, в катастрофе, ее концом стала утеря государственности. Помощь, которую неоднократно оказывал дуче, была съедена. Помощь проели, а страна шла к катастрофе. Кто же мог спасти Албанию? Нужна была могучая сила, личность. Кто же стал этой личностью? Дуче фашизма! Как они поступали? Переговоры, которые затянулись и ни разу не приняли ясной формы, превратились в мершандаж.[87] Ты мне, я тебе. Поэтому дуче фашизма был вынужден направить сюда славную, легендарную армию фашистской Италии. Это не армия, совершившая нападение, как утверждают некоторые. Эта армия вовсе не совершала нападения, она пришла к нам как союзница, как сестра. Посему я рад, что албанский трон, на котором восседал сатрап, который бежал и нас бросил…