Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу (сборник) - Джорджетт Хейер

Естественно было предположить, что Фейт найдет сочувствие у Вивьен, но та была слишком занята своими проблемами и к тому же считала, что женщина, которая была так глупа, что вышла замуж за Пенхаллоу, вполне заслужила свою участь. После последнего разговора со стариком тлеющее в ней недовольство разгорелось огнем. Любой пустяк вырастал в ее глазах до размеров вселенского зла. Вивьен всячески пыталась оторвать Юджина от семьи – выклянчила у редактора газеты обещание взять ее мужа в качестве театрального критика, нашла несколько подходящих квартир в Лондоне и строила планы, как будет зарабатывать сама, показывая иностранцам лондонские достопримечательности. Но ни один из этих прожектов не был воплощен в жизнь, поскольку никакие силы не могли заставить Юджина отказаться от приятной праздности. Между бровями у Вивьен залегла напряженная складка. Она постоянно вышагивала по комнатам, торопливо куря и обдумывая все новые идеи. Конрад высказал предположение, что Вивьен скоро взорвется, и она действительно производила такое впечатление. Бездействие приводило ее в ярость, и она давала выход своей неуемной энергии, часами гуляя вдоль реки, что, несомненно, успокоило бы ей нервы, если бы она не растравляла себя беспрерывными размышлениями о невыносимости бытия в Тревеллине. Дома же Вивьен делила свое время между заботами о Юджине, ссорами с деверями и придирками к прислуге.

Она громче всех возмущалась ленью и расхлябанностью Джимми. Вивьен утверждала, будто все деньги, которые дает ему Пенхаллоу, он проматывает в ближайшей пивной, и возмущалась, что Джимми позволяет себе грубить. Домочадцы этим жалобам не особенно внимали, но тем не менее от них не укрылось, что их незаконнорожденный родственник стал меняться не в лучшую сторону. Пенхаллоу становился более беспомощным и в последнее время чаще прибегал к услугам Джимми, предпочитая его даже Марте. Старик требовал, чтобы Джимми сообщал ему обо всем, что происходит в доме, в результате чего парень возомнил себя важной птицей и вел себя столь вызывающе, что Барт в сердцах спустил его с лестницы. Джимми растянул руку и сломал ребро. Кое-как поднявшись, он, бормоча угрозы, так злобно посмотрел на стоящего наверху Барта, что тот начал спускаться, намереваясь довершить воспитательный процесс. Джимми бросился наутек и, подкрепив себя внушительной порцией джина, отправился в спальню к Пенхаллоу. Там он продемонстрировал свои увечья и мрачно заявил, что не останется в Тревеллине, где его избивают парни, которые ничем не лучше его самого. Вырази Пенхаллоу хоть малейшее сочувствие, Джимми не преминул бы рассказать ему о Барте и Лавди, однако хозяин разнес его в пух и прах.

– Наглец! Он не останется! Кто ты такой, чтобы вякать? Будешь жить там, где я скажу! Ребро сломал, говоришь? Ну и что? И поделом тебе. Не будешь злить моего бешеного сынка! Избаловался до черта!

Но когда Пенхаллоу заметил, что Джимми со своим увечным запястьем не может прислуживать ему, как раньше, гнев его обрушился на Барта, и он приказал оставить парня в покое.

– Будет нахальничать, так я ему вообще все кости переломаю! – пообещал Барт.

Несмотря на раздражение, Пенхаллоу почувствовал гордость за сына.

– Нет, дорогой мой, пока он мне нужен, – сказал он. – Когда меня не станет, можешь тешить себя сколько угодно. А сейчас изволь делать то, что нравится мне.

Барт, нахмурившись, посмотрел на отца, развалившегося на своей огромной постели.

– Как ты можешь выносить это мерзкое насекомое, отец? На твоем месте я бы и близко не подпустил его к себе.

Разговор происходил после ужина, и семья собралась в спальне Пенхаллоу. Старик завел этот обычай, когда слег, и теперь неукоснительно требовал его исполнения. Каждый счел своим долгом произнести несколько слов в осуждение Джимми и его привычек. Даже Ингрэм, приковылявший из Дауэр-Хауса, чтобы провести вечер с отцом, высказался в том духе, что без Джимми воздух в Тревеллине станет гораздо чище. Конрад же заявил, что у него пропали кое-какие мелочи, и был готов биться об заклад, что они перекочевали в карманы все того же Джимми.

– Вы просто ревнуете парнишку, – усмехнулся Пенхаллоу. – Боитесь, что я оставлю ему наследство. Но он единственный из всех моих деток, который заботится о старом отце.

Все прекрасно знали, что старик не питает никаких иллюзий относительно своего незаконного отпрыска и просто пытается позлить родню, однако лишь Рэймонд устоял от соблазна поднять перчатку, коварно брошенную в круг, ограничившись коротким смешком.

Домочадцы рассеялись по огромной комнате, освещенной свечами в настенных светильниках и массивных канделябрах, расставленных по столам. Фейт принесла с собой керосиновую лампу, чтобы лучше видеть рукоделие. Она сидела, склонив голову над вышиванием, рядом на столе стояла рабочая корзинка, в ней посверкивали ножницы. Сгорбившись на стуле с прямой жесткой спинкой, она всем своим видом давала понять, что покорно исполняет ежевечернюю повинность. Ее золовка расположилась в кресле рядом с камином, напротив Рэймонда, просматривавшего местную газету. Клара была в платье для чая, некогда черном, но со временем выцветшем. Чтобы уберечь юбку от языков пламени, она завернула ее наверх, открыв взорам старомодную нижнюю юбку с оборочками. Костистые пальцы орудовали крючком, на переносице сверкало пенсне, соединенное тонкой золотой цепочкой с брошкой, косо приколотой к плоской груди. На коленях сладко посапывал кот Вельзевул. Рядом с Кларой сидел верхом на ободранном парчовом стуле Конрад. Скрестив руки на изящно изогнутой спинке, он оперся о них подбородком. Юджин после короткой перепалки с Ингрэмом единолично завладел кушеткой в изножье кровати и с ленивой грацией разлегся на ней. Вивьен в ярко-красном платье застыла перед камином между Кларой и Рэймондом, повернувшись спиной к кровати и задумчиво глядя на огонь. Ингрэм, в смокинге и накрахмаленной рубашке, которые его неизменно заставляла надевать Майра, выглядел на общем фоне нелепым диссонансом. Он сидел в глубоком кресле, вытянув хромую ногу и плотно сомкнув кисти рук. Барт, засунув руки в карманы, прислонился к лакированному шкафчику. Прямо над ним горели свечи, и в их колеблющемся свете лицо его приобрело какое-то дьявольское выражение, что, по мнению Фейт, не соответствовало его натуре. Тяжелый запах сигар, которые курили Пенхаллоу и Рэймонд, перебивал едкий дымок дешевых сигарет, какими травили себя близнецы. Фейт ужаснулась: как можно спать в таком прокуренном помещении? В комнате было жарко, в мерцании свечей красный китайский шкафчик казался объятым пламенем, на темных лицах Пенхаллоу и его сыновей плясали зловещие тени. Внутренне содрогнувшись, Фейт снова склонилась над вышиванием, размышляя, сколько еще подобных вечеров ей предстоит пережить и как спасти Клэя от чуждого для него окружения.

– Ревновать Ублюдка Джимми! – подал голос Ингрэм. – Это уже слишком, сэр!

– Он хороший парень, – возразил Пенхаллоу. – Будь я проклят, если не расщедрюсь для него.

– Если уж решили расщедриться, почему бы вам не порадовать кого-нибудь из ваших законных детей? – бросила через плечо Вивьен.

– Твоего драгоценного муженька, что ли? – язвительно спросил Пенхаллоу.

– Почему бы и нет?

– Потому что не хочу!

– Вы несправедливы! Привечаете этого мерзкого Джимми только потому, что все остальные его ненавидят!

Юджин протянул длинную руку и пощекотал ей шею, там, где золотились короткие завитки волос. В его прикосновении ощущались поддержка и стремление успокоить. Вивьен вспыхнула и передвинула свой стул поближе к дивану, чтобы прильнуть к обнявшему ее мужу.

– Послушай, отец! – сказал Конрад, поднимая подбородок от спинки стула. – Никто не возражает, чтобы ты брал в услужение плоды своих маленьких грехов, но пусть знают свое место! Если Джимми и дальше будет хамить, дело закончится смертоубийством!

– И пусть кто-нибудь научит его чистить мои ботинки, – мягко добавил Юджин.

– Он нахамил тебе, Кон? – ухмыльнулся Пенхаллоу. – Да, Джимми парень с характером, черт возьми!

– С характером? – крикнул Барт. – Жалкий подлиза, который втерся к тебе в доверие. Он тут крутится, болтается постоянно, но если бы ты увидел, что он творит в доме, ты бы тут же дал ему пинка под зад!

– Верно, – поддержала Клара. – Джимми всех допек. Тебе не следует возить его к приличным людям, Адам, представляя как своего сына. Неудивительно, что парень вообразил о себе бог знает что.

– Старуха Венгрин уже успела нажаловаться? – усмехнулся Пенхаллоу. – От этой поездки мне было больше пользы, чем от десятка микстур, которыми меня пичкает Лифтон. Я чуть не лопнул от смеха, глядя, как старая индюшка кулдыкает и топорщит перья!

Близнецы, услышавшие эту историю впервые, взорвались хохотом, но Ингрэм был слегка шокирован и укоризненно произнес: