Шаги в темноте. Убийство Адама Пенхаллоу (сборник) - Джорджетт Хейер

Она представила Клэя среди бушующих родственников. Чувствительный, как мать, боящийся отца и братьев, вздрагивающий от крика, он, если и не сойдет с ума в Тревеллине, так уж точно подорвет нервную систему. Ему придется делать все то, чем занимаются его крепкие братья, хотя бы из страха заслужить их презрение, а значит, жизнь для Клэя превратится в нескончаемое страдание.

В своем последнем письме сын объявил, что намерен ослушаться отца и поискать работу в Лондоне, но Фейт понимала, что это лишь пустая бравада, предназначенная исключительно для нее. В конце семестра он приедет домой, обиженный, но не смеющий возразить отцу. Все свои обиды Клэй будет изливать матери, надеясь, что она защитит его, и не понимая или не желая понимать, что в железных тисках Пенхаллоу она столь же беспомощна, как и он. Фейт не винила сына: она сознавала, что обязана помочь ему, и была готова на все, чтобы спасти мальчика от тирании отца. Но Фейт была совершенно бессильна что-либо изменить – все ее мольбы были тщетны, а собственных средств она не имела.

Фейт попыталась объяснить все это Клэю, когда он в начале июня вернулся в Тревеллин, но тот, как и мать, был не склонен воспринимать вещи в истинном свете, предпочитая рассуждать и сокрушаться, вместо того чтобы искать реальный выход из положения.

Фейт поехала встречать его в своем старом лимузине и была несколько разочарована сыновним приветствием.

– Ах, мама, как это ужасно! – воскликнул Клэй, торопливо подходя к ней. – Неужели ты ничего не можешь сделать?

Смотреть правде в глаза было не в характере Фейт, поэтому разговор повелся в сослагательном наклонении.

– Если бы только у Клифа хватило мужества отказать твоему отцу, – запричитала она. – Если бы только у меня были деньги! Если бы я могла убедить твоего отца, что тебе нечего делать в конторе у Клифа!

– Но ты же должна иметь хоть какое-то влияние на него!

В подобной бесплодной дискуссии прошел весь путь до Тревеллина, и к старому серому замку мать и сын подъехали уже взвинченными. У Фейт разболелась голова, а у Клэя засосало под ложечкой, как это всегда случалось перед встречей с отцом.

Юноша был не слишком похож на своих родителей. Масть у него была какая-то неопределенная, скорее светлая, чем темная, а глаза не голубые, как у Фейт, а серые, хотя и имели схожее выражение. У него был орлиный профиль, как у всех Пенхаллоу, но губы были пухлыми, а подбородок безвольным, как у матери. При довольно высоком росте он был худосочен и физически неразвит. Суетливые жесты выдавали в нем неврастеника – Клэй постоянно приглаживал волосы и теребил узел галстука. Из-за бесконечных нападок братьев он был постоянно настороже и, будучи в компании, часто напускал на себя развязность, чтобы скрыть застенчивость. К тому же он часто обижался и вскидывался на братьев. Желая произвести на них впечатление, рассказывал неубедительные истории о своих стычках с классными руководителями, деканами и надзирателями, и никакие насмешки не могли заставить его отказаться от жалкого хвастовства.

В доме Клэя встретил Барт, который добродушно приветствовал его:

– Привет, малыш! А я и забыл, что сегодня ты к нам нагрянешь. Такой же тощий, как раньше. – Повернувшись к выходящему из библиотеки Юджину, он воскликнул: – Юджин! К нам пожаловал будущий адвокат!

Клэй сразу же ощетинился и фальцетом произнес:

– Уж не думаете ли вы, что я пойду в контору к Клифу? Могу вас заверить: мне есть что сказать отцу!

Барт ухмыльнулся.

– Разумеется! Я так и слышу, как ты долдонишь: «Да, отец! Нет, отец! Как скажете, отец!»

Фейт бросилась на защиту сына:

– Неужели нельзя обойтись без ваших вечных насмешек? Вы три месяца не виделись, могли бы сказать ему что-нибудь приятное!

– Поцелуй братика, Барт! – укоризненно произнес Юджин. – Итак, Клэй, ты готов принять наш поздравительный адрес?

– Заткнись! – бросил тот. – Не смешно!

– Милый, ты, наверное, хочешь принять ванну после этой ужасной поездки? – сказала Фейт, не обращая внимания на Юджина. – Я велела Сибилле как следует нагреть воду. Пойдем наверх.

Ласково сжав руку сына, она повела его по лестнице. Барт, скорчив гримасу, поинтересовался у Юджина, не знает ли тот, за каким дьяволом отцу понадобилось тащить в загон жалкого заморыша, поскольку сам он понять этого не в состоянии.

Глава 9

Встреча Клэя с отцом произошла после ужина, когда вся семья была в сборе. Увидев сына, Пенхаллоу грозно спросил, почему тот не явился к нему сразу же по прибытии. Побледнев, Клэй начал бессвязно объяснять, что не хотел тревожить отца. В ответ Пенхаллоу произнес обличительную речь, стыдя сына за отсутствие уважения к родителю, причем таким громовым голосом, что бедняга Клэй затрясся от ужаса и залепетал извинения. Эта трусливая покорность всколыхнула в старике все самое дурное, и он устроил сыну разнос, заставляя отвечать на самые невероятные вопросы и провоцируя его на вынужденную дерзость. Фейт, едва сдерживая слезы, бросилась на помощь сыну, причем так успешно, что вся ярость Пенхаллоу моментально обратилась на ее персону. Клэй отступил в тень, пытаясь сделать вид, будто все эти крики и оскорбления его нисколько не задевают. Конрад, случайно увидевший, как Барт целуется с Лавди, и весьма раздосадованный этой сценой, стал измываться над сводным братом с такой злостью, что Барту пришлось вступиться за несчастного. Он был человеком незлым, хотя в гневе мог побить всякого, кто имел неосторожность разъярить его. Но своим заступничеством он оказал Клэю медвежью услугу – оно лишь разожгло ревность Конрада, который терпеть не мог, когда брат-близнец выказывал симпатию кому-нибудь, кроме него. Рэймонд, не разговаривавший с отцом после стычки из-за Джимми, не принимал участия в общей перепалке. Он мрачно смотрел на огонь, изредка перебрасываясь парой слов с сидящей рядом теткой. Порой презрительно поглядывал на Клэя, уползшего в самый дальний угол, одобрительно улыбаясь шпилькам, которые вставлял тому Конрад.

Разрядившись, Пенхаллоу перешел к хозяйственным темам, подробно обсуждая с сыновьями, что делается на конюшнях, фермах и вообще по всей округе. Клэй, как и мать, не принимавший участие в оживленной беседе, сидел, стиснув зубы и мучительно прикидывая, какое из зол предпочесть – сидеть целый вечер, выслушивая подобные разговоры, или ретироваться, рискуя навлечь на себя гнев отца. Когда Рубен и Джимми принесли напитки, ему пришлось разливать их вместе с близнецами. Поднося Вивьен стакан виски с содовой, он вполголоса заметил, что выносить все это выше его сил.

Она пожала плечами:

– А куда ты денешься? Станешь сидеть здесь как миленький!

Вспыхнув, Клэй ответил чуть громче, чем было нужно:

– Нет, не стану. Я уже не ребенок, и чем раньше здесь это поймут, тем лучше для них!

Услышав его слова, Конрад воскликнул:

– Вы только послушайте, что говорит наш малыш Клэй! Оказывается, он уже не ребенок! Вот что значит университетское образование! Чему же тебя научили в Кембридже? Нам-то не удалось научить тебя ничему путному – даже скакать через барьер!

– Или не втыкаться в забор, – сухо добавил Рэймонд. – Если ты намерен здесь жить, тебе следует научиться ездить верхом.

Клэй не посмел заявить, что не собирается тут жить, хотя с каждой минутой, проведенной в семье, его решимость покинуть это место возрастала. Однако он проявил так мало интереса к вопросу о том, на каких лошадях будет ездить в наступающем сезоне, что даже Юджин меланхолично отметил, что в юноше нет ничего от настоящего Пенхаллоу. К счастью, глава семьи был слишком поглощен беседой с Бартом о жеребенке Демоне, и это замечание прошло незамеченным. Поскольку в обсуждение Демона обычно включалось все семейство, Клэю удалось ускользнуть незамеченным. Вскоре за ним последовала и мать, и они вместе поднялись в ее спальню, где Клэй стал высказывать обиды, меряя шагами комнату и хватая все, что попадалось под руку. Вследствие этого внимание Фейт в какой-то степени раздвоилось: пытаясь слушать то, что говорил сын, она была вынуждена несколько раз перебить его, умоляя не крутить крышку пудреницы, быть осторожнее со стулом, поскольку у него сломана ножка, и не размахивать шнуром от жалюзи, а то у нее от мелькания кружится голова.

– Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета, насколько все это гнусно, – мрачно произнес Клэй.

– Как ты можешь так говорить? – упрекнула Фейт.

– Ты, вероятно, к этому привыкла. И просто не замечаешь, как здесь мерзко! Но я-то уже отвык. И после жизни среди культурных людей, в цивилизованном окружении, вернуться в этот вертеп! Я просто не смогу все это вынести, даже не надейся. Просто перережу себе горло. Иного мне не остается!

Этот вопль души лишь укрепил Фейт во мнении, что сын совершенно непригоден к физическому труду или конторской рутине.

– А что мы можем сделать? Я пыталась убедить твоего отца, но ты же его знаешь. Были бы у тебя получше оценки, тогда еще можно было на что-то надеяться…