Добро пожаловать в мир, Малышка! - Фэнни Флэгг

Всю ночь она боролась с собой, искала какой-то компромисс, путь к спасению. Может, согласиться на работу? Может быть, она сумеет на него работать?

Но она знала, что, как бы ни уговаривала себя, как бы ни хотела, чтобы ее и мамино имя осталось незапятнанным, она не сможет на него работать. Не хотела она иметь отношение к той грязи, которую Сидни и Айра наверняка польют с экранов телевизоров, чтобы поднять свой рейтинг. Говард Кингсли предупреждал ее и был прав. Она не станет этого делать не только ради себя самой, но и ради Говарда. Он слишком в нее верил. Да и согласись она, Капелло всегда будет шантажировать ее. Он станет хозяином ее жизни. А этому она предпочтет смерть.

Когда Сэнди снова позвонил по приказу Капелло, Дена говорила с ним очень твердо. Она была безумно напугана, но все же упорно отвечала «нет».

За все приходится платить.

Нью-Йорк

1978

В понедельник утром уборщица пришла в квартиру Дены и остолбенела. Повсюду была кровь. На стенах, на полу, в коридоре. Как будто здесь совершили ритуальное убийство. Когда она увидела свою хозяйку, лежащую в проеме кухонной двери в луже высохшей крови, она выскочила из квартиры с криком:

— Мисс Нордстром убили!

Пробежала шесть пролетов вниз, вопя: «Убили! Убили!» Портье немедленно вызвал полицию. Сам он наверх идти побоялся, вдруг убийца еще там. Полиция прибыла с оружием наготове, но в квартире никого не было, кроме мертвого, по крайней мере на вид, тела. Однако, начав осматривать Дену, врач тут же сказал:

— Вызывайте «скорую». Девушка еще жива.

Пульс прощупывался, хоть и слабый. Ни пулевых, ни ножевых ранений не нашли. Дена потеряла столько крови, что врач-реаниматолог особых надежд не питал, но все же начал переливание. Позже обнаружили, что у нее открылась язва желудка. Дену срочно прооперировали.

Даже близость смерти не могла сравниться с тем, через что ей пришлось пройти.

Предыдущие два дня Дена старалась не думать о письме, но не думать не получалось. Она гадала, когда это может случиться, случится ли. Боялась выйти в магазин и увидеть свое лицо, глядящее со стойки с газетами. Может, она проснется однажды утром и все будет кончено? Ночью она не могла избавиться от мысли: а если все это правда? Столько вопросов осталось без ответа. Почему ее мать говорила по-немецки? Кто был тот человек, что приезжал в Элмвуд-Спрингс? Кто был человек в гостинице, которого так испугалась мама? Почему она никогда не позволяла себя фотографировать? Почему не говорила, что умеет играть на фортепьяно? Эти вопросы крутились и крутились в голове, как кинолента. Кинолента, которую она не могла остановить. Вдруг стало казаться, что все эти подробности о матери, которые она с таким трудом вспомнила, очень подозрительны. Она отменила все встречи, включая сеанс у доктора Диггерс. Заснуть она могла только напившись, доведя себя до алкогольного беспамятства. В четыре утра в понедельник ее начало рвать кровью. Она попыталась доползти до телефона, но потеряла сознание.

Несколько дней жизнь Дены висела на волоске. Она оставалась в реанимации, состояние ее было критическим. Врачи не знали, выкарабкается ли она, но реаниматолог говорил, что при такой потере крови чудо, что она вообще еще жива. И за Дену, которая не верила в Бога, а еще меньше в молитву, молились самые разные люди в самых разных уголках мира. Когда в новостях объявили, что ее увезли в больницу в тяжелом состоянии, Пэгги Гамильтон позвонила своему мужу, который в этот момент находился в России, совершая кругосветный поход в защиту мира. В эту ночь пять тысяч или больше россиян, которые едва говорили по-английски, склоняли головы в молитве за неведомую им женщину из Нью-Йорка. Элизабет Диггерс и все прихожане Африканской Методистско-епископальной церкви на Сто пятой улице произнесли за нее молитву. Сэнди Купер делал то, что делают многие люди из страха что-то потерять, — принялся давать клятвы и обещания сделать то-то и то-то, если она выживет. Когда Норма услышала новость, она так перепугалась, что совершенно забыла впасть в истерику. Она немедленно взяла трубку и позвонила священнику. В эту ночь во все три церкви Элмвуд-Спрингс люди пришли делать то единственное, что могли сделать. Они молились за нее. Горячая линия Объединения молящихся разрывалась от звонков. В Сельме, штат Алабама, Сьюки, которая была теперь на короткой ноге с Иисусом Христом, имела много чего сказать. И на всякий случай она попросила все клубы изучения Библии среди Капп всей страны помолиться за их сестру. Мать Сьюки, Ленора, проинструктировала всех членов правления местного отделения Международной коалиции христиан и иудеев. Они должны молиться сами и попросить молиться за Дену всех своих знакомых. А потом Ленора поразмыслила и решила обратиться прямо к бедному архиепископу Липскомбу, сказав Сьюки: «Дело слишком серьезно, с этим не шутят. Нужно идти на самый верх». На следующий день в Ватикан пришла телеграмма:

ДОРОГОЕ ВАШЕ СВЯТЕЙШЕСТВО,

МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВЫ ПОМОЛИЛИСЬ ЗА НАШЕГО ДРУГА, КОТОРЫЙ СМЕРТЕЛЬНО БОЛЕН. ЕЕ ЗОВУТ ДЕНА НОРДСТРОМ, И МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВЫ ЗАНЯЛИСЬ ЭТИМ НЕМЕДЛЕННО, ЕСЛИ НЕ ЕЩЕ СКОРЕЕ. ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРЮ.

МИССИС ЛЕНОРА СИММОНС КРАКЕНБЕРИ,

СЕЛЬМА, ШТАТ АЛАБАМА

Если Господь слушал, то, вероятно, самая действенная молитва поступила от тети Элнер, общающейся с Богом каждый день. Она вышла в сад, поглядела наверх и сказала:

— Пожалуйста, не забирай ее сейчас, Господи. Малышка только начинает жить, а перенесла уже столько ударов от судьбы. Но если тебе нужен член нашей семьи, приходи и возьми меня. Я прямо сгораю от любопытства тебя увидеть, и в планах у меня, в сущности, нет ничего кроме как закрутить еще пару банок с пекановым вареньем. А в остальном я свободна как птичка и с радостью вознесусь.

Через три дня имя Дены исчезло из списка больных в критическом состоянии. Молитвы тут сыграли роль или опыт и старания врачей — судить трудно. Но, говоря словами тети Элнер, «это ей, без сомнений, не повредило».

За эти долгие дни произошло много чего такого, о чем Дена и не догадывалась. Посетители приходили и уходили. Репортеры и поклонники пытались проникнуть к ней, но никого не пускали. Как обычно, когда знаменитость попадает в больницу, поползли слухи, что она пыталась покончить с собой, что была передозировка наркотиков, что у нее нервный срыв, что Джулиан застукал ее с другим и стрелял. Полная чушь, конечно, но зато сплетникам — как профессионалам, так и любителям — есть обо что почесать языки.

Джулиан Амзли несколько раз звонил и прислал цветы и даже как-то заехал. Зато Джерри О'Мэлли каждый день сидел в коридоре у двери в палату Дены, и однажды туда вошел интерн, которого он раньше не видел. Джерри подумал: что он тут делает? — но, увидев отсвет вспышки, все понял. «Интерн» вышел и заспешил прочь по коридору, к лестнице, но не успел поставить ногу на первую ступеньку, как Джерри подскочил и схватил его за рукав. Тихо, чтобы не потревожить других пациентов, он сказал:

— А ну, приятель, отдай-ка мне фотоаппарат.

— Да пошел ты! — бросил парень и рванулся дальше.

Джерри стащил его за шкирку вниз, и проходящая мимо медсестра услышала громкий хруст, как будто наступили на ветку. Через минуту Джерри вернулся в коридор с камерой в руке, и сел на свое место.

Пять минут спустя фальшивому интерну, лишенному приличного куша, который он мог сорвать за снимок, сообщили, что у него сломана рука. Парню повезло. Если ты учишься в военной школе, как Джерри, тебе прививают кое-какие навыки. Сукин сын должен радоваться, что это рука, а не шея.

А Дена так и не узнала, что Джерри был в больнице.

Нью-Йорк

1978

Очнувшись, Дена не поняла, где она. Никак не могла сообразить. Потом услышала знакомый голос:

— Ну, здравствуйте, мисс Крепкий Орешек. — Доктор Диггерс сидела в своем кресле у постели. Она улыбалась. — Вы чертовски перепугали уйму народу.

— Правда? — Дена была как пьяная.

— Да уж. Вы помните, что случилось?

— Нет… вроде бы… Нет.

— У вас открылась язва, и вы потеряли сознание. Помните?

Ничего она не помнила.

— Ладно, отдыхайте, спите дальше. Все будет хорошо.

Мак и Норма сидели на чемоданах и ждали, что врач позволит им приехать, но он просил немного подождать, пока Дена не окрепнет. Зато Сьюки плевать хотела на врача. На следующий же день Бак доставил ее на самолете в Нью-Йорк, и, войдя в палату, она разрыдалась. Дена была похожа на привидение. За последние несколько дней она потеряла пятнадцать фунтов. Потом, немного справившись с собой, Сьюки села у постели.

— Дена, ты поправишься. Если ты мне тут помрешь после того, как мне пришлось пересечь линию Мейсона — Диксона, чтобы тебя увидеть, я страшно разозлюсь!