Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вышел на улицу и тут же, у дверей, увидел нищих. Подошел и присел возле чисто выбритого мужчины без ноги. Он поморщился: «Фу, как воняет, пошел отсюда», – и ткнул меня в плечо концом костыля. Я понял, что это вонь от гнилых шкур. Промолчал, поднялся и как только присел шагах в пяти от него, мимо меня прошли мужчина и женщина в дорогих шубах. Мужчина бросил мне к ногам три рубля, и они пошли дальше. Я обрадовался, схватил деньги, тут нищие подняли хай: «Не сиди тут – это наша территория».
– Что соберу – поделим, – предложил я.
– Ладно, со мной будешь иметь дело, – согласился мужчина с костылем. Встал и подошел ко мне: – Дай-ка мне эти три рубля.
Я отдал, он вернул мне полтора и сказал:
– Меня Сильвером зовут.
– Очень приятно.
– «Остров сокровищ» читал? – спросил он.
– Нет.
– Там у пиратов одноногий капитан, его тоже Сильвером зовут. Хорошая книга.
За три часа я насобирал семь рублей, вдвое больше, чем остальные, вместе взятые. Их было пятеро: две женщины и трое мужчин. Одноногий был удивлен.
– Удачливый ты, – сказал он и вернул мне три рубля пятьдесят копеек.
Около здания вокзала стояла длинная скамейка, там он и считал деньги вместе с остальными. Теперь я уже мог купить себе еды, но этого не понадобилось. Подошли еще двое нищих, принесли сумку со старым хлебом, сыром и вареной картошкой. Оказывается, они целый день ходили по городским ресторанам и кафе и собирали остатки. Мужчина с костылем распределил еду, позвал и меня:
– Давай, и тебе полагается.
Я решил прибиться к ним, там дальше – видно будет.
– Где вы ночуете? – спросил я.
– Тут, недалеко, в подвале рядом с котельной. Там так тепло, в кальсонах ходим.
– Для меня найдется место? – спросил я.
Он кивнул:
– Там места на целый полк.
– Большое спасибо, – обрадовался я.
– Мы – профессиональные нищие, я над ними – староста.
– Я понял.
– Ты почему так воняешь? – спросил он.
Шкур не было видно, ватник у меня был застегнут, я расстегнул и показал.
– Если собираешься с нами оставаться, эти шкуры выбросишь.
– Выброшу, – и опять застегнулся.
– Если замерзнешь, зайдешь в зал погреться.
Я кивнул.
– А сюда как попал?
– Не знаю, устроился на каком-то товарном поезде. Сколько себя помню – все так бродяжничаю.
В это время я увидел, что к нам подходит милиционер, и в испуге отпрянул назад. Но тот даже не взглянул на меня, мужчина с костылем отдал ему три рубля, и он ушел.
– Не помню от них ничего хорошего, – оправдывался я.
– Здесь нормальные легавые. Платим три рубля в день, и нас не трогают.
Я прислонился к дереву и тяжело вздохнул.
– У тебя документы есть? – спросил я.
– Нет.
– У меня тоже нет.
Покончив с едой, я направился к залу ожидания. Из зала я собирался выйти на перрон и там, в туалете, выбросить лисьи шкуры. Но, войдя, я услышал звуки музыки и остановился. Недалеко от буфета уличный гармонист играл на своей гармони, пестрая собачонка с оттяпанным ухом плясала на задник лапках. Собралось человек тридцать, они весело глядели на них. Та уборщица тоже была тут. Общее веселье передалось и мне, я и не заметил, как оказался близко от собачонки, всего в каких-то трех метрах. Собачонка смешно перебирала поднятыми вверх лапками, и правда, хорошее было зрелище.
Неожиданно она повернула ко мне голову, оскалилась, опустилась на все четыре лапы и залаяла. Я понял, что это из-за шкур, она учуяла запах зверя. Повернулся и пошел к двери. Она не отставала, бежала за мной, злобно лая. Хозяин попытался ее поймать, а она лаяла и прыгала вокруг меня, не давая мне уйти. В это время подошли два милиционера, они удивленно смотрели на меня. Один из них был тот, которому одноногий дал три рубля. Другой спросил:
– Чего это она на тебя взъелась? Эта собака здесь уже неделю, такого еще не случалось. В чем дело?
– Не знаю. Что, мне вместо нее ответить?
Хозяин собаки наконец изловчился надеть на нее поводок и пытался ее утащить, но та упрямилась и упиралась.
Худой мужчина в очках и белом полушубке прошел мимо зевак и остановился перед милиционерами. Те встали по стойке «смирно», и я понял, эта сука была не из простых. У него были холодные бесчувственные глаза. Уголовники и легавые одинаково безразличны к насилию и злу и по большей части отличаются друг от друга только позицией.
– Расстегни ватник, – приказал он, у него был тонкий голос.
Я расстегнул, и он засмеялся, понял, в чем дело было, пощупал шкуру рукой.
– Это что, новая лисья шкура? – у него заблестели глаза.
– Не такая уж и новая, сгнила, вон как воняет.
– Документы есть?
– Нет, и никогда не было.
Он глядел на меня и явно чему-то радовался.
– Если хотите, подарю эти шкуры, – сказал я.
Он снова засмеялся, повернулся к милиционерам и приказал: «Увести». Те тут же скрутили мне руки. Не было смысла сопротивляться, от слабости у меня подкашивались колени.
– Боже, в чем же я провинился? – взмолился я.
В милиции меня обыскали, шкуры разложили на столе и тщательно осмотрели.
– Таких лисиц здесь, в степи, не сыщешь, это таежные лисы, – заключил пожилой мужчина с коротко остриженными волосами, тоже одетый в штатское.
– Что тебе нужно было в тайге? – спросил меня очкастый, он сидел на стуле, не снимая полушубка.
– Я там не бывал, – ответил я.
– А шкуры у тебя откуда?
– Отнял две недели назад у такого же бродяги, как я.
Больше он ничего не спросил, движением головы указал милиционеру, и тот отвел меня в камеру. Ночь я провел там. На другое утро у меня взяли отпечатки пальцев, потом спросили имя и фамилию. «Не помню, что хотите, то и пишите», – ответил я. Мне сбрили бороду и волосы на голове, сфотографировали. Наконец меня накормили и отвезли во временный изолятор.
38
Там я провел два месяца, никто не вспоминал обо мне. Наконец меня вызвали: «Выходи!» Надели на меня наручники, двое милиционеров – по бокам, и пешком повели в серое здание прокуратуры, это было недалеко. Меня встретил тот очкастый сучара, горло у него было обмотано шарфом, он хрипло кашлял.
– Садись, – указал он на стул и подождал, пока милиционеры сняли с меня наручники и вышли.
Потом сел по другую сторону стола
