Трудная профессия: Смерть - Mirash

Парни почему-то вопросительно переглянулись, но спрашивать ничего не стали, пошли по своим делам, оставив меня с инвентарем и улучшившимся настроением. На эмоциональном подъеме я быстро домыла полы, убрала все на место, немного привела себя в порядок, выпила кофе и пошла на пару.

Аудитория была заполнена, после летних каникул все активно обменивались впечатлениями. Пока меня никто не заметил, я тихонько проскользнула на место в углу. Первую пару в семестре вела Германова, это была вводная лекция, на которой она заодно распределяла нас на учебные подгруппы для лабораторных занятий. Мое распределение вызвало сильное возмущение со стороны пострадавших:

— А нельзя Мягкову к кому-нибудь еще определить? У нас с ней никто не хочет работать.

Я стиснула зубы, Германова открыла рот, что бы ответить на поступившие возражения. Но тут неожиданно выступил Бабушкин, в своей обычной ироничной манере:

— А можно Мягкову к нам определить? У нас с ней все хотят работать.

Видимо, они действительно успели обсудить этот вопрос, потому что в отличие от всех остальных остолбеневших, включая меня и преподавателя, эта подгруппа в полном составе веселилась, взирая на окружающих. Первой сориентировалась Германова.

— Мягкова, вас такой вариант устраивает? — я кивнула, на всякий случай два раза. — Тогда будем считать вопрос решенным. Сейчас небольшой перерыв, а затем кратко разберем основные разделы, из которых будет состоять данный курс.

Вересная привстала, повернулась ко мне и махнула рукой «иди сюда». Чего она от меня хочет? Я спустилась на первый ряд, поздоровалась с ребятами.

— Ксеня, мы тут немного раскомандовались, ты точно не против с нами в группе быть?

Дожили…

— Да, конечно, — пожала я плечами. — Только… в общем, надо поговорить бы.

— О чем?

— Не здесь.

— Ладно, — не стала возражать Женя. — А ты, наверное, садись к нам, так удобнее будет.

Я сходила за тетрадкой, примостилась с краю, рядом с Аней Ворониной. Краем глаза глянула в ее записи — вот как она так может? Аккуратно, подробно, да еще и цветными ручками кое-что выделяет, с ума можно сойти. Из моих конспектов вся полезная информация, которую потом удается извлечь — имя преподавателя и название курса.

После лекции я подошла к Германовой, уточнила список работ, которые мне еще нужно выполнить для допуска и время пересдачи. Пересдачи теперь предстояло сдавать предметным комиссиям, ну да мне не привыкать. Допуски бы получить, особенно у Подбельской. Если Германовой я задолжала всего две работы, то Подбельской нужно было отчитываться за весь семестр — все работы начаты, и не одна не сдана. Это не считая отсутствия хотя бы одного ответа на семинарах.

Собственно это я и хотела обсудить со своей подгруппой. Очень мило с их стороны, что они меня пожалели, — ну или тех, кому на голову я могла свалиться, — но они должны понимать, что через неделю-другую меня весьма вероятно отчислят, и у них будет на одну боевую единицу меньше.

Поговорить бы я предпочла с кем-нибудь одним, с той же Женей или Колей, но мне не оставили выбора, плотно обступив всей группой и требуя объяснить, в чем дело. В ответ на объяснения Регина закатила глаза, а Лабутчер фыркнула:

— Так ты не отчисляйся и всех проблем.

— Это не от меня зависит, — попыталась объяснить я.

— А от кого, Ксеня? — спокойно спросила Вересная.

— Лучше вам пойти к Германовой и сказать, что вы передумали, — мрачно сказала я вместо ответа.

— Это ты сейчас передумаешь, — жизнерадостно улыбаясь сообщил Игорь. — Сколько у тебя долгов?

— Твоя какая печаль?

— Товарищ Мягкова, отвечай на поставленный вопрос!

— Твою мать, Игорь, достал! Две последние работы Германовой, все работы у Подбельской, соответственно эти два экзамена и еще защита курсовой.

— А курсовая в каком состоянии? — деловито спросила Лера.

— В завершенном.

— Тогда считай, проблемы нет, защитить только. А что там за работы германовские, напомни? — я послушно напомнила, потому что противостоять их натиску было бессмысленно, это я уже знала по опыту летней практики.

— И чего ты на них застряла? Там все элементарно, — удивился Коля.

И тут же театрально добавил:

— Товарищи, минуточку внимания! Эту задачу предлагаю доверить мне, — ребята засмеялись, Коля повернулся. — Ксеня, я серьезно, притаскивай работы в институт, за часок доделаем.

— Они у меня и так здесь, в лаборатории.

— Еще лучше, пойдем прямо сейчас в библиотеку.

— Лучше в столовую, там тоже столы удобные, но еще кормят, — веско заметил Игорь.

— Принято, идем!

Моим мнением вообще никто не интересуется! Может, оно и к лучшему? Я сходила в лабораторию, взяла свои недоделки, мы направились в столовую, сдвинули пару столов в углу — время наплыва посетителей уже прошло и мы никому не мешали. Коля преувеличил насчет часа — хватило и половины. Остальные тем временем самозабвенно копались в тех работах, которые я должна была сдать Подбельской. Кажется, им пришлось по душе развлечение «поможем отстающим товарищам».

— Мягкова, ты это левой задней ногой рисовала? — прокомментировала Регина одну из них и, не дав мне возможности недостойно ответить, резюмировала:

— Сразу на переделку, а вот эту можно поправить. Что еще есть, Жень?

— Две требуют совсем небольшой правки, а вот здесь все критично, надо переделывать. Так… эту тоже поправим… Ань, ты чего скажешь?

— Эти нормальные, — обычным тихим голосом сказала Воронина, — только тут в расчетах ошибка арифметическая и еще размерность по осям не указана.

— Итого шесть исправимы, две нужно сначала начинать. Давайте, что ли, с исправимых начнем, что бы в копилке появились законченные работы?..

Глава 23

В субботу на работе у меня был выходной, также я не пошла на пары. Это был очень важный и пугающий нас день — сегодня должны были в первый раз пытаться вывести из искусственной комы Джуремию. Врач объяснил, что не нужно ждать от этого дня слишком многого, процесс займет длительное время.

Джури вовсе не спрыгнет с кровати здоровой. Сначала она лишь понемногу начнет реагировать на раздражители, потом к ней медленно будут возвращаться память, речь, движения… Процесс полной реабилитации вообще займет около года, это при хорошем раскладе. Однако мы вчетвером, полные надежд, с раннего утра стояли у дверей палаты в ожидании новостей и вердикта врача.

Я думала о том, как сильно поменялось мое отношение к Джуремии за этот страшный месяц. Мы всегда слишком по-разному смотрели на вещи и абсолютно не были похожи по поведению. Джури гордилась нашей работой и тем, что она смерть, я это ненавидела. Она отлично училась, я не училась вовсе. Она занималась спортом, я пила. Джури прекрасно выглядела, я была похожа на чучело неопределенного пола. Думаю, даже когда мы учились ползать, мы выбирали противоположные направления.