Трудная профессия: Смерть - Mirash

— К сожалению, у нас не предусмотрена возможность перевода на бюджетное отделение, — отбивалась она, — если только две сессии подряд не сданы на исключительно высшие баллы и даже тогда только по решению комиссии. У вашей сестры в последней сессии была одна четверка.

— У нас тяжелая ситуация в семье, как вы знаете, мы не можем себе позволить дальше оплачивать ее обучение. Но Катя хочет учиться и она хорошо учится, разве нет? — не сдавалась я.

— Да, но такая ситуация не предусмотрена!

— Я всего лишь прошу вас подсказать варианты. Подсказать, к кому пойти с этим вопросом.

— Разве что к кому-то из ректората!

— Подскажите, к кому конкретно, пожалуйста.

Инспектор со страдальческим вздохом написала мне на листочке несколько фамилий, указав должности и рабочие контакты. Кажется, она была очень рада, когда я, наконец, ушла. В ректорате я записалась на прием и поехала обратно в свой институт, так как отпросилась с работы всего на пару часов.

— Как дела? — спросил Некруев, когда я, запыхавшись, вбежала в лабораторию.

— Пока никак, у Катьки одна четверка в том семестре, на бесплатное отделение ее так просто не переведут. Попробую завтра помучить ректорат ее института, может что подскажут.

— Попробуй поговорить, что бы ей дали возможность пересдать экзамен, — посоветовал Некруев. — Если она пересдаст на отлично, появится официальное основание для перевода на бюджет.

— Спасибо, сделаю. Получилось бы. Хорошо хоть согласились дать отсрочку с оплатой, пока отчислить не грозятся.

— Хорошо. А сейчас сосредоточься на экзамене, тебе обязательно нужно его сдать.

Комиссия из пяти человек восседала напротив меня и за исключением Германовой состояла из незнакомых мне педагогов, представителей другого факультета. Мне повезло с билетом, на вопросы я ответила, хотя не слишком бодро. На дополнительных растерялась, но в итоге свою честную тройку получила.

— Ну как, сдала? — спросила Вересная, увидев меня выходящей с зачеткой из пыточной.

— Да.

— Хорошо. Теперь еще Подбельской?

— Угу. В среду. Как крестная?

— Пока все нормально. Сказали, это последствия первой неудачной операции, но теперь вроде все должно быть в порядке, не сглазить бы. А у тебя как?

— Сестре немного лучше, тетя без изменений.

— Сочувствую. В больницу сегодня поедешь?

— Нет, сегодня Лиза съездит. Старшая сестра, — пояснила я на вопросительный взгляд Вересной. — Жень, а… можно у тебя лекции сегодняшние отсканировать, я пропустила?

— Я все свои конспекты сразу сканирую и сохраняю в электронном виде, так что могу тебе отправить на почту.

— Здорово, давай, — я записала ей адрес своей электронной почты, мы разошлись по делам.

На следующий день я снова бегала как ошпаренная с работы до медико-биологического, с медико-биологического до занятий в своем институте, с занятий на хозяйственную базу, разбираться с сантехниками… с базы в больницу, откуда вышла в растрепанных чувствах, потому что наставнице опять стало хуже, но Джуремия на несколько минут открывала глаза… А затем снова в институт, а лабораторию, где сидели в подсобке Валентина Владимировна и Смоленская. Я торопливо поздоровалась и заметалась, разбирая вещи.

— Ксюша, ты хоть на минутку присядь, кофе выпей! — Набокова попыталась перегородить мне дорогу.

— Валентина Владимировна, некогда! У меня сейчас уборка и домой, там дел полно. А завтра экзамен, мне сегодня лечь бы пораньше. Да! Еще Виктору Андреевичу обещала позвонить, отчитаться… — я схватилась за телефон.

— Ксюша, слушаю тебя.

— Виктор Андреевич, все, я поговорила там с одним из проректоров, он обещал помочь. Катьке, наверное, на следующей неделе дадут возможность пересдать экзамен. Ну и тогда комиссия, решение вопроса о переводе на бюджет. В общем, появился шанс, что все получится. Спасибо огромное за подсказку.

— Отлично, будем надеяться, все пройдет гладко. Как тетя с сестрой?

— Женя открывала глаза сегодня, но вряд ли что осознавала. Врач говорит, что она сейчас быстро идет на поправку. А тетя… тете хуже.

— Ясно. Ксюш, сама как, держишься?

— Да, я в порядке. Передавайте привет своим!

— Обязательно. До завтра.

— До завтра, — я отключилась.

Валентина Владимировна настойчиво подсунула мне мою кружку, в которой уже находился горячий кофе.

— Ой, спасибо, ну зачем вы… не стоило.

— Садись и отдохни полчасика. Быстрее дела пойдут.

— Да, Ксюша, не нужно так себя выматывать, — присоединилась Смоленская.

— Я просто… мне не так легко справляться с этой работой.

— Ты замечательно справляешься, на тебя не нарадуются! Мне спасибо говорят, что я тебя им сосватала.

— Правда?.. — с робкой надеждой спросила я.

— Правда, правда. Садись, отдохни немного.

Наступила среда, десятое сентября и время пересдачи последнего несданного экзамена. Конечно, в мою честь снова была собрана предметная комиссия, что в этом конкретном случае меня даже радовало, так как повышало мои скромные шансы на успех. В комиссию входили сама Подбельская, Борисов, Топотова, Некруев и Стеклова.

Троих последних я не опасалась, так как с ними единственное, что имело значение — знания, а они у меня в этот раз были хорошими, я вызубрила учебник чуть не наизусть. Дело было за малым — разглядеть эти знания за моим невнятным мычанием, но этим навыком данная троица преподавателей уже овладела в совершенстве.

Борисов вроде не питал ко мне особо недобрых чувств, но и противоположных тоже. Ему нужно было еще доказать, что я что-то знаю, а у меня с этим были большие проблемы. И конечно, самым страшным было наличие в комиссии Подбельской. Ее я по-прежнему боялась до потери пульса, хотя направленный ей по почте итоговый вариант статьи она одобрила, он отправился в редакцию.

Но в целом наши отношения не особо пошли на лад. Лариса Степановна все также неодобрительно взирала на меня через очки и громким голосом стыдила на весь институт. Я все также отмалчивалась и смотрела исподлобья, что еще больше ее раздражало. Хорошо хоть в этом семестре она у меня ничего не вела. Хорошо и то, что она ничего не знала о положении дел в моей семье — уже весь институт был бы в курсе.

Я вошла в аудиторию, негромко поздоровалась с педагогами.

— Для начала мне бы хотелось, наконец, увидеть работы, — сказала Подбельская. — Как я уже говорила, допуска у Мягковой до сих пор нет.

«И не факт, что будет» — подумала я. Одногруппники помогли довести работы до ума, я не особо боялась, что они будут не приняты — все-таки Лариса Степановна не имела привычки предвзято относиться к работам неугодных студентов вроде меня, в этом я убедилась при работе со статьей. Но она имеет полное право не допустить меня на том основании, что за весь семестр я не произнесла на ее семинарах ни одного печатного слова.