Генрих Гиммлер - Роджер Мэнвэлл

*[94]

VI

Чудотворные руки[95]

Удивительные взаимоотношения Керстена с Гиммлером продолжались шесть лет, и фактически никто кроме Керстена не пользовался таким сильным влиянием на Гиммлера после смерти Гейдриха. Даже самый сильный человек, оказавшись на ответственном посту, обычно нуждается в советниках, ожидая от них подтверждения каждого сложившегося у него мнения. Некоторые люди, обретя власть, нуждаются в том, чтобы кто-то, кого они уважают, постоянно находился рядом и играл роль исповедника, помогающего очищать совесть, когда их собственная жестокость толкает их на действия, в которых они сомневаются или которых даже стыдятся.

Как мы уже видели, Керстену против своей воли пришлось стать не только исповедником Гиммлера, но и его массажистом. Вряд ли кто-то мог бы предвидеть, что между ними возникнут такие отношения. Биограф Керстена Йозеф Кессель описал его как «тактичного, с добрыми глазами и чувственным ртом человека, не чуждого наслаждениям». Именно в этой мягкости и скрывалась его великая сила: страдающим от боли пациентам он представлялся ангелом, посланным, чтобы облегчить их муки. Их благодарность была безграничной и увеличивалась по мере того, как лечение приносило плоды. Пациенты обожествляли Керстена, относились к нему как к святому, осыпая подарками и даря свою благосклонность.

Внезапно избавленный от боли пациент часто обращается к исцелившему его человеку с желанием излить душу. Следующее за сеансом состояние расслабления действует как катализатор исповеди. Керстен, хоть и был тактичен, казался Гиммлеру спасителем, незаменимым волшебником, которому он доверял и которого, в итоге, по-своему полюбил. Именно Керстен позволил Гиммлеру взвалить на себя тот невероятный груз, который, в конце концов, оказался ему не по силам.

Керстен сам очень точно описал эту ситуацию:

«В наши дни все, кто занимает ответственное положение, — в политике, в управлении, в промышленности или в любой другой сфере общественной жизни, — постоянно подвергается физическому и психическому стрессу, который не только непривычен, но, я бы даже сказал, неестественен. В результате наблюдается чудовищный рост болезней среди этих классов: даже изобрели специальный термин «профессиональное заболевание»… Тем не менее, многолетняя практика убеждает меня, что регулярная терапия способна поддержать здоровье и счастье в людях, вынужденных столь жестоко покушаться на собственное физическое и психическое состояние, и привести их возможности в соответствие с теми тяжелыми задачами, с которыми они постоянно вынуждены сталкиваться. Я всегда искренне желаю быть наготове и постоянно помогать и облегчать их страдания»[96].

Хотя Керстен, используя свое влияние на Гиммлера, спас тысячи жизней, служба предводителю СС и гестапо в худшие годы его преступной карьеры вызывала споры о нем и во время, и после войны. Керстен начал лечить Гиммлера не по своей воле; он, подобно многим, тревожился при одной лишь мысли о встрече с ним. Но потребность Гиммлера в лечении, в конце концов, победила антипатию Керстена, и почти в то же время он ощутил потребность Гиммлера в исповеднике. Как только он избавлял Гиммлера от боли, тот начинал изливать ему душу. Ему был нужен некто, с кем можно было бы поговорить. Кто был бы лучше этого финна из Голландии, который смотрел на него со спокойной уверенной улыбкой и выглядел мудрецом — «великим Буддой», как один раз назвал его сам Гиммлер? Рейхсфюрер очень стеснялся своей болезни, и тот факт, что лишь некоторые самые приближенные сотрудники знали о его страданиях, сразу же поставил Керстена в привилегированное положение.

Керстен записывал все, что происходило между ним и Гиммлером, а также свои разговоры с другими лидерами СС. Его основными союзниками были Брандт, секретарь Гитлера, и позже Вальтер Шелленберг. Читая мемуары Керстена, мы очень близко подходим к пониманию Гиммлера как человека и к оценке тех необычных взглядов, которые развились у него вследствие его образованности. Он обсуждал с Керстеном все, о чем думал. Если позволяло время, Гиммлер много читал, хотя, подобно Гитлеру, использовал книги лишь для подтверждения и развития своих предрассудков. Чтение не расширяло, а, скорее, сужало его кругозор. Он мнил себя учителем и реформатором, рожденным изменить мир.

Изучение его любимых разделов медицины было предметом постоянных обсуждений с Керстеном. Он был противником традиционных лекарств, производимых ради получения прибыли. Он верил в травы — порождение самой природы, и очень долго и серьезно изучал средневековое траволечение. Керстена, конечно, впечатляли его знания, но, далеко, не его выводы. Гиммлер воображал себя медицинским консультантом, и всегда был готов прописать какое-нибудь естественное средство, например, мог посоветовать приложить ко лбу мокрую холодную примочку от головной боли. Керстен не отрицал определенных медицинских познаний Гиммлера, но планируемые им послевоенные реформы, если бы им суждено было воплотиться, пошатнули бы устои медицины. Он намеревался завербовать в СС врачей, исповедующих гомеопатические методы, чтобы они образовали ударную группу, которая вынудила бы остальных медиков признать их правоту, в то время как немецкий народ занимался бы выращиванием собственных лекарств на собственных огородах. В то же время он, насколько ему это удавалось, экспериментировал с диетами и оздоровлением в СС и в движении Лебенсборн.

Для Гиммлера было вполне естественным смотреть на будущее общества с точки зрения людей избранной крови. Он считал, что самые здоровые, умные и трудолюбивые происходят от земли, и намеревался основать обширную европейскую систему государственного фермерства, которая обеспечила бы необходимую среду для аристократии будущего. Предполагалось, что политики, чиновники, ученые и производственники, все, помимо основной городской профессии, должны поддерживать тесный контакт с землей. «Их дети, — сказал он, — пойдут в деревню, как конь на пастбище». Керстен пытался возразить, сказав, что сельское хозяйство будет подорвано неумением этих дилетантов — фермеров выходного дня. Но Гиммлер надеялся решить эту проблему с помощью профессиональных управляющих, которые, в конечном итоге, будут отвечать за производительность фермы. Что же касается промышленных рабочих, им государство выделит участки, где они будут копать и процветать, а все солдаты автоматически получат статус крестьян. СС обо всем позаботится, сказал он. «Населенные вооруженными крестьянами деревни будут основными поселениями на Востоке, фундаментом европейской крепостной стены».