Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У больницы Ванзаров сошел. Дом, похожий на крепость, вызывал не лучшие воспоминания. Калитку подпирал мужичок в теплой поддевке и овчинной шапке, который не мог оказаться никем, кроме дворника.
– С праздником, любезный, – сказал Ванзаров, нарочно копаясь в кармане пальто.
– Наше вам почтение, господин хороший, – ответил Парфен, предусмотрительно стягивая шапку и получая праздничный рубль. – Премного благодарен.
– Как у вас тут, порядок? Доктор Успенский на дежурстве?
Парфен многозначительно вздохнул.
– Трудится, сердешный, без отдыха. Впрочем, все слава Богу…
– Значит, и доктор Охчинский вернулся…
Господин говорил так, будто ему все известно. Видать, имеет на то право. Строжайшее указание Успенского ни с кем не болтать над ним не властно.
– Ну, уж и вернулся, – ответил Парфен.
– Вчера на извозчике привезли, – продолжил Ванзаров беззаботную болтовню.
– Оно так, да ссадили не по-человечески, будто куль швырнули. Умчались как оглашенные… Да вы-то по какому делу? Больного проведать?
– Меня доктор Успенский ожидает, – ответил Ванзаров, приподнял модную шапку в знак почтения и прошел в калитку без лишних приглашений.
Сидя в приемном отделении и не ожидая гостей, Сергей Николаевич бился над медицинской проблемой. В теории он был знаком с методом лечения гипнозом, присутствовал на сеансах и даже освоил несколько основных приемов. Однако не относился к гипнозу как к серьезной методике. Нечто вспомогательное, успокоить истерику или погрузить в сон, если лекарства не помогают. Первый раз доктор столкнулся с тем, чего не мог понять: явные последствия гипноза налицо, но вывести пациента из транса не получается, как ни пытался. Чего бы ни предпринимал Успенский, усилия разбивались о невидимую стену.
В дверь вежливо постучали. Гость был совсем не ко времени. Он разрешил войти.
– А, господин Ванзаров. Что-то срочное?
– Не так чтобы слишком, господин Успенский. Заехал узнать: отчего скрыли появление доктора Охчинского? Кажется, обещали немедленно дать знать.
Готовая ложь оказалась бесполезной. Сергей Николаевич непростительно растерялся.
– Откуда вы узнали? – пробормотал он. – Я же всем настрого приказал…
– Ваш приказ не был нарушен, – Ванзаров присел на смотровую кушетку. – Доктор Охчинский оказался там, где его не будут искать. Что логично.
– Почему же?
– Потому что труднее всего искать то, что находится на виду. Его привезли вчера, выбросив из пролетки?
Скрывать удивление Успенский умел. Больные научили не удивляться ничему.
– Это тоже логика вам подсказала?
Ванзаров не стал выдавать секретного помощника.
– Человек, который привез доктора, отъехал на Английский проспект, убил там извозчика ударом ножа в шею. Чтобы тот не смог рассказать, откуда забирал Охчинского.
– Какой ужас… Вы нашли убийцу?
– Нашли.
– Он во всем признался?
– С ним произошел несчастный случай.
Сергей Николаевич не хотел знать подробности. Ему хватало своих бед.
– Охчинский был в тулупе и шапке? – спросил Ванзаров.
– Да, как будто из лесу вышел… Где он пропадал все это время?
– Проживал на Никольском рынке, был членом воровской артели. Вы не ошиблись, увидев его на паперти Никольского собора. Сначала он занимался нищенством. Не слишком успешно. Потом начал лечить больных.
– Почему же Константин Владимирович не сбежал из рабства? – в отчаянии спросил доктор. – Неужели не мог обратиться за помощью к городовому?
– Доктор Охчинский был под сильнейшим гипнотическим внушением, – ответил Ванзаров. – Механически лечил, но в себя не приходил. Лечил хорошо, воры его уважали, присвоили почетную кличку Корпий.
Схватившись за голову, Успенский стал раскачиваться, как будто приемное отделение штормило.
– Доктор Охчинский, светило психиатрии – воровской лекарь Корпий… Какой позор… Какой ужас… Простите, Родион Георгиевич, я хотел ему помочь… Надеялся, что смогу вывести Константина Владимировича из кататонии… Привести в норму… У меня ничего не вышло… Я не способен… Это за пределами моих врачебных возможностей… У него нет повреждений головы и заживших ран, как у вас… Простите… Это какой-то чудовищный гипноз, сдерживаюсь, чтобы не сказать – колдовство… И такой большой срок…
– Есть свидетели, которые видели, как Охчинский стал прежним, веселым, общительным, гулял с дамой по Невскому. Ему на ухо было сказано слово, и он снова погрузился во мрак…
Сергей Николаевич развел руками.
– Ну, раз свидетели видели… В таком случае вынужден признать свою полную беспомощность… Надеюсь, мое признание останется между нами…
– Без сомнений, – ответил Ванзаров. – Кто из известных вам петербургских врачей обладает такими гипнотическими способностями?
– Никто, – решительно ответил доктор. – Это редчайший дар. Чудовищный, но уникальный… Ваш знакомый, доктор Погорельский Мессель Викентьевич, способный гипнотист, но такое и ему не под силу…
– Пробовали назвать Охчинскому мою фамилию?
Судя по печальной улыбке, доктор пробовал не раз.
– Понимаю, что хотите навестить Константина Владимировича, но он не реагирует… Даже жену его не стал пока вызывать… Остается надеяться на чудо… За ним круглосуточный уход…
В этом Ванзаров не сомневался.
– Позвольте отнять у вас немного времени, – попросил он.
– Что уж… Теперь спешить некуда…
– Вы рассказывали о приятеле доктора Котта, неком Чухонцеве…
– Да, да, «Чухонский Кот», – Сергей Николаевич печально усмехнулся.
– Прошу пояснить.
– Мы их так называли… Они были неразлучными приятелями и полными тезками: оба Николаи Петровичи. Ничего удивительного: два самых частых имени. Оба развивали глупейшие теории про ясновидение и телепатию. Чухонцев занимался ясновидением…
– Вы говорили, что темой Чухонцева была телепатия? – спросил Ванзаров, надеясь, что доктор не держит в голове ненужный мусор.
– Нет-нет, именно ясновидением. Я это прекрасно помню, спорил с ним на эту тему… Телепатией занимался Котт, издал брошюру за свой счет… Полная глупость… Ну так вот, года три они занимались врачебной практикой, а втайне – своими теориями. А потом случилось несчастье…
– Общаясь с больными, доктор Чухонцев не заметил, как сам ушел во тьму? – спросил Ванзаров. – Он стал пациентом?
– Вашей памяти можно позавидовать, Родион Георгиевич… Процитировали меня… Только причина была иная: на глазах Чухонцева погибла молодая жена, утонула, катаясь на яхте в Финском заливе… Демоны, что дремали в глубинах его сознания, вырвались…
– Как имя-отчество мадам Чухонцевой?
– Простите, не знаю. Спросите доктора Котта, они наверняка поддерживают связь.
– В чем заключалась… – Ванзаров подбирал слова, – болезнь Чухонцева?
– Это должен помнить его лечащий врач.
– Могу с ним побеседовать?
Сергей Николаевич глянул особенным докторским взглядом, каким изучают пациентов.
– А в чем ваш интерес? Зачем вам понадобился Чухонцев?
– Проверяю некоторые факты, – ответил Ванзаров. – Кто был его врач?
– Его вел тогда молодой, но очень талантливый доктор Охчинский, Константин Владимирович, – Успенский хотел насладиться эффектом.
Эффект не слишком удался. Ванзаров остался невозмутим. Будто знал ответ.
– Больничная карточка Чухонцева сохранилась? – спросил он.
– Несколько лет назад был ремонт, старые документы пропали… Но если бы лежали в архиве, простите, Родион Георгиевич, врачебную тайну никто не отменял… В одном могу заверить: Чухонцев не показывался у нас со времен выписки. Никаких сведений о нем у меня нет.
Ванзаров собрался отдать поклон, но дверь приемного покоя опередила. Могучий санитар попросил доктора Успенского срочно пройти в палату номер семь. Причина была неожиданной.
65
Ожидание затягивалось. Санитар прикрывал собой дверь. Он был выше и шире в плечах. На любительском ринге Ванзаров и не таких заваливал. Устраивать поединок в больничном коридоре было не слишком вежливо.
– Как внезапно Константин Владимирович очнулся, – сказал он, будто у них врачебная конференция. – Столько времени в кататонии и вдруг пришел в себя.
Ванзаров покачал головой, добавив что-то вроде «ай-яй-яй» или «ой-ей-ей».
Санитар сомневался, можно ли говорить с посторонним, но благостный вид и какая-то особая уверенность, исходившая от господина, убедила.
– Закричал так, я чуть с табурета не свалился, – доверительно сообщил он.
– Что вы говорите, коллега? Ну надо же… Трудно поверить, – сообщил Ванзаров, будто близкому приятелю. – А мы как раз с Сергеем Николаевичем обсуждали: как доктор Охчинский может побороть недуг. К нему кто-то заходил?
– Посещения доктор Успенский строжайше запретил. Да и я на сестринском посту дежурил.
– Но ведь медицинская сестра заходила с уколом? – наугад спросил Ванзаров, не вполне представляя, что дают больным по утрам. Его общение с психиатрией напоминало беспощадный бой.
Санитар мотнул головой, похожей на чугунное ядро.
– Доктор Успенский назначения отменил. Потребовал полный покой.
– Завтраком хоть Константина Владимировича накормили?
– Сергей Николаевич сам с ложечки бульоном кормит, не доверяет, – печально добавил санитар.
– Да, коллега, методика верная, – сказал Ванзаров, подумав, что быть доктором не слишком сложно: главное назваться. Немного уверенности, спокойствия и многозначительный вид. Остальное больные сами додумают. – Что же доктор Охчинский закричал? Как обычно?
– Как сказать, – санитар замялся,
