Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда где он сам… или хотя бы его тело?
— Не знаю. Числа как раз разбираются с этим.
— Если это так, то это просто ужасно… и это объясняет почему, — она остановилась, задумавшись.
— Почему, что?
— Ничего. Просто мысли в слух. Спасибо, что рассказал, Гриш. Я буду ждать твоего визита. Ну, то есть не только я… мама, Эли и все остальные тоже.
— Рад это слышать, — с улыбкой ответил он. — Может, пожелаешь мне удачи на собрании?
— Не дождёшься. Ты же как-никак оппонент Фарля.
— И то верно. До встречи, Лотти, — сбросил трубку.
Лотти отдала гарнитуру с задумчивым видом.
— Почему ты ему ничего не рассказала? — возмутилась Диш.
— Не хотела тревожить, пока ничего неясно. Ему сейчас другое важнее, — оправдалась она.
— Ты так говоришь, потому что заботишься о нём, или потому что не хочешь, чтобы он успокоился и сосредоточился на собрании?
— Что за глупости?! Конечно, потому что забочусь, — недовольным голосом. — Хватит нести бред. Иди лучше последи, как дети готовят ужин.
«Девочка выросла и научилась командовать, — подумала Эли. — Надо же. А была такой скромницей».
Роза в это время уже подъезжала к Кому. Её целью было объединиться с одной из сект Церкви Единства — А̀нима. Их вероучение предполагало веру в наличие сознания у Великой Души, которое определяло индивидуальную цель души, что отделилась от неё. Они были фаталистами, верящими что всякий шаг человека определяется волей Сознания. Церковь не пресекала инакомыслия в своих рядах, если оно не отрицало главную заповедь добродетели. Однако всё равно отделила секту от своей конфессии уже давно. А̀нима была многочисленной общиной и мирно сосуществовала с Церковью. Роза планировала адаптировать своё теистическое учение, чтобы склонить сектантов на свою сторону, тем самым увеличив количество последователей. Переговоры шли гладко. Розалия уже давно занималась вопросами подобного рода и подготовила необходимую теологическую базу не только для верующих теистов, но и для апологетики и схоластического дискурса. Роза была очень образованным человеком, она превосходно смыслила в анималогии, что не только позволило ей сконструировать новое учение теистов, но и заполнить в нём множество брешей. Сейчас она собиралась представить Бога как Единое Сознание, а их пророков и Иисуса как особых душ, являющихся предтечью пророка Григория. Таким образом, Роза стремилась показать отсутствие существенной разницы между двумя религиями. Проблемным вопросом было лидерство в объеденной общине. Здесь Розалия поставила условие, с которым пришлось мириться главе секты. Правда, исполнение этого условия целиком и полностью зависело от Фарля и предстоящего собрания совета.
Натан весь день просидел на диване, поджав колени к груди. Пребывая в размышлениях, он пытался найти ответ на вопрос: «Чей это был голос?». Он беспокоил его, само наличие неизвестного в своём разуме выводило его из себя. Так прошло два дня. Дети постоянно одолевали его, прося поиграть. Сначала он огрызался, но стоило об этом попросить Лотти, как он соглашался. Такой опыт был ему в новинку. Он даже улыбался изредка. Дети по просьбе Шарлотты называли его Натан, что не могло его не радовать. От этого он чувствовал себя настоящим.
Но каждую ночь, каждую свободную минуту он погружался в себя. И этой ночью ничего не изменилось.
«Натан, как думаешь, что мы делали в том месте?»
— Не знаю, — сухо ответил он.
«Ты преобразился. Стал таким спокойным, даже не оскалишься».
— Захлопнись, — сказал и перевернулся на другой бок.
«У нас было прошлое, значит, мы существовали. Разве тебя это не радует?»
— Это не наше прошлое. Оно принадлежит владельцу тела. У нас ничего не поменялось. Мы также никто и звать нас никак.
«Может пора изменить это».
— В каком это смысле?
Он привстал с кровати, заинтересовавшись разговором.
«Давай вернемся туда, где всё началось».
— Что ты несёшь? Раньше ты был в ужасе от одного упоминания этого места.
«Я тоже изменился. Обрел новые воспоминания и убедился, что существую. Теперь мне не страшно возвращаться к истокам. Я уверен, что там мы не станем заложником той тьмы. Мир, где мы живем, больше не иллюзия, Натан. И я хочу, чтобы и ты в этом убедился. В эти дни я не меньше твоего размышлял о нас. И я пришёл к мысли, что страх, рожденный тем местом, может стать ответом на наши вопросы».
— Ха. Ты больше не дрожишь от всякого шороха. Даже пытаешься бороться со мной. Может, ты на этот раз и прав. Может, стоит уже познать свою историю.
На этих словах Натан тайком выбрался из приюта. Слоняясь по пустым улицам под светом ламп, он пришёл к той самой лаборатории. Дорогу к ней он запомнил отчётливо, а ещё он запомнил тот трепет, который испытывал, убегая от неё. Её длинные коридоры заставляли сердце Натана стонать от боли, кровь стыть в жилах, а колени подкашиваться. Темное помещение душило его. Шрам на шее, словно горел, пульсировал, как и укусы на руках. Но он продолжал идти, следуя своей памяти. И вот он в той комнате перед камерой сенсорной депривации. Всё было, как в первый раз. Абсолютно тихо. Темно. И страшно. Натан зашёл в камеру и закрыл за собой дверь.
VIII
Чуть больше года назад.
Прошло три месяца с тех пор, как Нейтан оказался заложником пустоты. Пусть сознание его не покинуло, но оно уже начало разрушаться, дробиться на мелкие осколки. Несколько раз память его стиралась, а после восстанавливалась вновь. В надежде почувствовать хоть что-то бродяга искусал себе все руки аж до мяса. Но эта больная попытка была бесполезна. Боли он не ощущал. О стены биться было тоже тщетно. Они оказались покрыты мягким и воздушным материалом. В ту пору, когда его охватывало безумие, он начинал ударять себя по голове. Так у него появилась внушительная гематому. Тогда на него впервые одели смирительную рубашку, чтобы он не мог себе навредить. Даже еда не доставляла ему удовольствия. Он не чувствовал вкуса, да и кормили его чем-то жидким и вязким. В попытках прекратить такое существование он устраивал голодовку, но в камеру начали пускать усыпляющий газ. И как только Нейтан засыпал, ему прокапывали все нужные вещества напрямую.
В эти месяца он «был». Только это слово способно описать его состояние. Всё внутри смешалось, и бродяга постепенно запутывался в воспоминаниях. Он терял связь с настоящим.
Гамлет и Гильмеш ежесекундно наблюдали за ним, сверяли данные приборов и вслушивались в каждую его фразу. Когда ему становилось плохо, они опять же просто пускали
