Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай подошел к нему и взял за шею.
— Я избавлю тебя от всего этого, — проговорил в слезах.
Первое, что ощутили Натан и Нейт… было человеческим безумием. Большие руки обхватили горло и начали душить. Нейтану уже какое-то время не вкалывали тактильный подавитель, поэтому он начинал чувствовать.
«Что происходит?»
«Это боль! Мы чувствуем боль! Мы можем чувствовать! — кричал Натан в своём сознании.
«Но мы же так умрём… умрем? Это значит?..»
«Да-да! Это значит, мы жили! Жили! Представляешь?!»
Пока разум торжествовал, тело увядало. Воздух не поступал в лёгкие. Глаза бродяги покраснели и были готовы выскочить от давления. Они до сих ничего не видели, им нужно было какое-то время, чтобы привыкнуть к свету. Если бы не терапии Гильмеша, то он никогда бы не смог видеть вовсе. Но сейчас это было вопросом времени.
— ГИЛЬМЕШ, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?! — воскликнул Гамлет и оттащил его от Нейта.
— Я-я… я… я….
— Какой ужас… Вы чуть не убили его. Вы что совсем обезумили?! — ругался он.
«Это люди?»
«Видимо, так и есть»
«Мы только начали жить, мы не можем умереть…»
«Я этого не позволю. Уж поверь».
Гамлет освободил Нейта, снял с него смирительную рубашку и вытащил ополоумевшего ученого из камеры.
— Я больше так не могу, Гамлет… не могу, — проговаривал в слезах.
Секретарь вколол ему успокоительное. Вслед вышел и Нейт. Свет электрической лампы ослепил его. Шаг его был неровный, неуверенный, но его ноги быстро вспомнили, как ходить.
— Подожди тут, я сейчас приду, — обратился к нему секретарь.
Нейт, вернее Натан, с презрением кинул взор на Николая, оглядывая его тощую фигуру. Злость кипела в нём. Злость, которая взращивалась всё это время, наконец нашла путь наружу. Его зубы клокотали, а руки были настолько сильно сдавлены, что ногти прорезали кожу. Медленно он подошёл к нему, привыкая к новым ощущениям. И стоило начать принимать своё тело, как Натан кинулся на Гильмеша и голыми руками забил его насмерть. А он даже не сопротивлялся, напротив, происходящее было для него сродни искуплению.
— Вот и моё наказание… спасибо и прости меня… прости. Умоляю, — говорил он, пока Натан превращает его лицо в кашу.
Тут парень остановился и взглянул на него. В его взгляде отчетливо читался вопрос.
— Не знаю о чём ты… Не знаю, за что просишь прощение. Да и плевать. Я просто хочу убить тебя. Бесит твоя заплаканная рожа. Особенно эти глаза… не смотри на меня так… НЕ СМОТРИ!!
Сочувствующий взор Гильмеша, только сильнее пробуждал в нём гнев. Натан воткнул ногти ему в глаза, и ученый закричал. Руками он выдрал глаза и бросил в угол.
В ответ на такое зверство, Натан засмеялся. Все руки были в крови, даже лицо измазалось. А его это только веселило. Смех парня не отличался своим безумием от Гильмеша. Натан был сокрытой частью Нейта, жестокой, садистской частью, выращенной Гильмешем.
На крики прибежал Гамлет. Картина парня в чужой крови приводила в ужас.
«Так вот, что должно следовать за наши проступки», — подумал, завидев сумасшедшие глаза.
Но не успел опомниться, как Натан бросился и на него. Он повалил Гамлета на кафель, принявшись душить. Постепенно жизнь в нём угасала, всё вокруг темнело, в какой-то момент он перестал видеть.
«Всё это время Нейт ощущал это, так? Ужасно… за такое я точно заслужил подобную смерть»
— Натаниэль, — промолвил он из последних сил, держась за медальон.
Давлением рук бродяга сломал ему шею. Так жизнь Гамлета оборвалась.
А Натан залился смехом, буйство накрыло его с головой. В порыве этого чувства он совершил с мёртвыми телами страшное. Разрезал на части, что-то выкинул, смыл в унитаз, засунул в холодильник. После зверств он принялся разрушать то, что попадалось ему на глаза. По всей лаборатории остались его отпечатки, но так как для всех Нейтан давно мёртв, то его данные удалили из картотеки.
Первым их воспоминанием стала смерть. И она навсегда оставила свой след на их психике.
***
Наше время.
— Скажи, Нейт, ты ненавидишь меня за то, что я сделал? — спросил Натан, прижавшись к мягкой стене.
«Раньше ненавидел. Но хватит этого. Хватит думать, что мы с тобой две разные личности. Всё, что сделал ты, сделал и я. Это наша общая память».
— Может, ты и прав. Может, пора убрать эту стену между нами. Ответь мне, Нейтан… Я существую? — пробубнил он, плача.
«Да. Вы оба существуете», — ответил третий голос.
Стоило ему появиться, как личности растворились друг в друге. Они не исчезли, а стали поистине одним целым. Две крайности обрели мир, и нечто захотело жить.
— Наконец я вернулся, — сказал, наблюдая рассвет.
Глава восьмая: Григорий Кол Галланд
I
«Наше прошлое несомненно определяет наше настоящее, а настоящее в свою очередь определяет будущее. Но будущий «Я» никак не зависит от прошлого «Я», жившего до настоящего «Я»», — Откровение человеческое от Григория.
Фарль заехал в поместье Бен Кильмани, отдать переделанные договоры с заводами Кома. В это время Пьер был дома один. Эдмунд отправился в Центральный район на открытие университета имени Николая Флок Гильмеша, которое сам и организовал. Данное заведение ориентировалось на изучение культуры довоенного времени, а именно религиозных и философских воззрений. Открытие подобного заведения было частью программы Эдмунда по «просвещению и знакомству с миром прошлого». Именно в такой формулировке создавался грант, в который вложились несколько аристократов, в том числе и Фарль с Гришей. Последний предоставил юному Бен Кильмани некоторую информацию для музея и университета из своих научных работ.
— Хм-м, — задумчиво издал Пьер, читая документы. — Правки разумные. Ком — важная стратегическая точка, такая тщательная придирка к деталям здравый подход, — добавил, отложив кипу бумаг. — Я передам их мировой палате Кома на одобрение сразу после собрания, а копии вышлю руководству завода этим вечером. Кстати, а Роза уже вернулась?
— Ещё нет. Переговоры затянулись, но секта А̀нима приняла наши условия, правда, пришлось немного подстроить доктрину. Однако ортодоксальная группа Григорианцев отказала посланникам, отправленным в Фетру. Секта «Добродетели» и культ «Церковь новой утопии» в Нортграде согласились на объединение. Дополнительное финансирование было для них заманчиво. Если всё пройдёт гладко, то ряды теистической общины заметно пополнятся.
— Использование религии в политики для меня всегда было дикостью. Особенно такой специфичной, — пытался аккуратно выразиться Пьер.
— Вы так и не поняли сути нашей веры?
— Понять, то понял. Но принять, к сожалению, не могу. Моя покойная жена — Александра — верила только в
