Бродяга, Плутовка и Аристократ - Александр Фарсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Утром 13 числа месяца Иноры были найдены мертвыми Николай Флок Гильмеш и его секретарь Гамлет Шамиль. Обстоятельства ситуации неизвестны. Расследование ведёт контора. Убедительная просьба не разглашать эту информацию в СМИ. Уполномоченное управляющее бюро… Что?.. Какова?.. ГИЛЬМЕШ МЁРТВ?!!
— Не меньше твоего удивлен. Я уже созвонился с главами всех семей высшей палаты. Все… поражены, — подобрал культурное слово. — Это если мягко выразиться. Уже было решено объявить траур на одну неделю для Аристократии, прекратить все заседания совета и совместно провести похороны. Естественно, ты приглашён. Я договорился.
— Спасибо… но это так… неожиданно. Моё утро столь бодро ещё не начиналось.
— Поверь, моё тоже. Глава семьи Зайн Такира — Такеда — сказал, что это убийство. Их тела были порублены в кашу. Не все конечности ещё даже нашли.
— Но я не видел в сводках СОГа известий о маньяке в Аристократии.
— В это время Гильмеш был в резиденции Рабочего района. Но ты прав, маньяков такого характера там тоже не водится. Контора сама в замешательстве.
— И когда похороны?
— Послезавтра. Я приказал приготовить костюм. И-и подготовь речь, думаю, тебя как молодого ученого попросят выступить. Ты же знаешь, какой она должна быть?
— Конечно, отец, — кивнул Гриша.
Через день прошли похороны в Церкви Аристократии, где собрались все представители благородных семей. Сатори пришёл вместе со своим отцом Такедой — престарелым мужчиной с плохим здоровьем. Такеда разговаривал с Пьером, почесывая свою ухоженную козлиную бородку. Они были уже давно знакомы, и оба считались близкими друзьями Гильмеша. Только к словам их двоих он прислушивался. Рядом с ними тихонько стоял и Эдмунд, которого во всю окучивала Натали. Та с подростковых лет крутилась вокруг парня, пытаясь поставить очередную галочку, но безуспешно. То ли в силу скромности, то ли от знания натуры девушки. Так или иначе Эдмунду она была безынтересна. Симон и Гриша были особняком от них. Их разговоры внезапно прекратились, когда прах Гильмеша вынесли из покойной комнаты. Его несли двое молодых священников на специальных носилках, а вслед за ними шёл Архиепископ Феодор и Епископ Северной Церкви Лукьян. Позади них шли ещё по одному священнику низшего порядка. Они несли концы их белых мантий.
Как только прах установили на стойку, Феодор принялся читать Пурус — длинную молитву, восхваляющую чистоту души покойного. А затем прочитал Виртус — молитву о добродетели умершего. Ритуал закончился молитвой Отиум, призванной упокоить душу и призвать следовать общему потоку в Единстве. Каждая из молитв сопровождалась цитатой из Откровения человеческого или некоторых иных сочинений пророка. Даже сама их структура была вычленена из писания. После соблюдения всех формальностей Феодор передал прах Лукьяну, чтобы он увез его в Северную Церковь и положил в усыпальницу семьи Гильмеш.
— Это очень печальное событие, друзья мои, — заговорил Феодор. — Даже не представляю, насколько должна быть скверной душа, совершившего такое.
— Я соглашусь, — добавил Лукьян. — Северная Церковь многие поколения благоволила Гильмешам. Они все были достойными членами общества, пусть и с причудами. Но заповедям добродетели следовали неукоснительно.
— Это грустно, — произнёс хриплым, старческим голосом Такеда. — Грустно, когда великий человек уходит, оставив после себя только духовное наследие. А вот наследие крови увы утрачено… Кха-кха.
— Отец, — возник Сатори, — не перетруждайся. Пойдем в Атмос, а то тебе может стать хуже.
— Хватит бегать за мной, как за младенцем! У меня друг умер, и я хочу оплакивать его смерть семь дней и семь ночей! Здесь в Церкви. Вы позволите, Феодор?
— Конечно. Не беспокойся, Сатори, — проговорил нежным голосом. — Мы дадим тщательный уход господину Такеде.
— Но, отец…
— Успокойся, — встрял Лукьян. — Если уж господин Такеда что-то решил, то его не переубедить. Ты же знаешь.
«Наконец-то он сдох, — обрадовался про себя Гриша. — Этот ублюдок… ублюдок, убивший Нейта… наконец…»
— А Вы молодой человек, — обратился к Грише Лукьян. — Кем будете? Я Вас не припомню.
— Григорий Кол Галланд.
— Это мой сын, — вступил Симон. — Он ученый, уже кандидат наук. Поэтому я решил пригласить его.
— И как ты относился к покойному?
— Восхищался, — ответил Гриша, так словно тех мыслей и не было. — С детства Николай Флок Гильмеш был моим кумиром. Я стал учёным, пойдя по его стопам. Моей мечтой было когда-нибудь выступить с ним на одной конференции и услышать от него вопросы… но, к сожалению, этого уже никогда не случится.
— Уверен, ему было бы приятно такое слышать.
Когда религиозные похороны закончились, аристократы перешли к светской части в более уютной обстановке — в здании совета. Там отводилось специальное помещение для мероприятий. Похороны были веселыми, как того предписывали нормы.
«Скорбите об утрате, но идите дальше навстречу рассвету, как того хотели бы любящие вас», — так гласило Откровение человеческое от Григория. Поэтому сейчас аристократы упивались вином и танцевали, чтобы показать своё принятие смерти и готовность не останавливаться даже после утраты дорогого им человека. Гриша произнёс заготовленную речь, чем затронул всех присутствующих. Ораторское искусство всегда было его коньком, ловким языком он добивался всего, чего только хотел. И им он в этот вечер воспользовался, общаясь с пьяным Сатори.
— Гриша… ты даже не представляешь, какой это был человек, — пролепетал Зайн Такира, будучи в стельку. — Угрюмый, холодный и серьёзный, словно меч над ним висит. Прям, как ты, — такая своеобразная похвала не обрадовала парня. — Совету его будет недоставать. Он был голосом разума, мог разрешить даже самый сложный вопрос. Вот возьмёт он наши этические нормы, развернет, как пергамент, и выдаст точный ответ. При этом вечно приговаривая: нет никакой проблемы, которую нельзя было решить, используя разум. Ах, а как он цитировал пророка. Скажет, аж за душу берет: «Мир, общество, человек — всё это, как суп».
Гриша помял переносицу, прекрасно понимая, что сейчас Сатори процитировал вовсе не пророка, а другого философа, отличавшегося эксцентричностью поведения. Аристократ даже точно мог назвать книгу, где звучала такая фраза: «Первая и единственная философия».
— Сатори… это не пророк Григорий, это Дильма из Боско. Да, они жили в одно время, но путать их, это уже святотатство…
Выслушав все его пьяные речи, он выведал у Зайн Такира, где именно нашли тело Гильмеша. Как только получил желаемое, он, сославшись на усталость, удалился, сам при этом поехав в Рабочий район.
Не без труда, но он нашёл подпольную лабораторию. И увиденное там повергло его в ужас. Серые коридоры, мерцание лампы, холод и стойкое чувство сумасшествия, которым было пропитано всё здание. Он прошёлся по этим тонким туннелям и вышел в комнату, где держали Нейта. Ещё не убрали все ошметки мяса и пятна крови. Стояла