Судья и палач - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я в теремок зашла. А там какой-то бомж, — заговорила Катя. — Я думала, он умер. А он жив. И лицо такое знакомое-знакомое. Ты мне фотографию показывал… Мне стало страшно, и я убежала. А он мне вслед выстрелил…
— Значит, ушел, гад…
— Ушел, — развел руками Эдик. — Всех на уши поставили, все дороги перекрыли. Но он как будто испарился…
— Достать его, ублюдка, надо… Как Болотов, как Люба?
— Да с ними все в порядке…
— Где Рома?
— Там, где и должен быть, — ответил Саня. — Он Меня сегодня в обед сменил…
— Как Сверчок?
— А что с ним, сидит на своем шестке, не дергается…
— Я его не сильно зашиб?
— Да нет, оклемался…
— На связь с Шилиным не выходил?
— Сам нет. А вот Шилин на него выходил. Вернее, не он сам, человек от него звонил. Интересовался, как дела с заказом…
— И что?
— Все в порядке. Сверчок ничего лишнего не ляпнул. Сказал, что девочка будет…
— А если девочка не хочет?.. — тихо проговорила Катя.
Она понимала, о чем и о ком разговор.
— Если девочка не хочет, заставлять ее никто не будет…
— Девочка не хочет, но она пойдет… А тебе нравится мое платье?
Она отстранилась от него, встала в проходе между кроватями, крутнулась вокруг своей оси, неумело, но живо присела в реверансе.
Только сейчас Степан заметил, что она во всем новом. Платье нарядное и дорогое. И сережки в ушах золотые, с драгоценными камнями. Чистая вся, свежая, красивая. Точно, сказочная Мальвина. И этот вонючий ублюдок по кличке Шило жаждет заполучить это прелестное дитя в свою постель.
Степан почувствовал, как внутри у него закипает злость.
— Откуда у тебя все это? — Впрочем, он и сам знал ответ.
Это все от Любы. И, возможно, от Болотова. Ведь, получается, Катя спасла ему жизнь. Шлыков не только со снайперской винтовкой Болотова поджидал. У него еще пульт дистанционного управления был. Но под руку ему Степан подвернулся…
— Тетя Люба купила, — просияла она. — С дядей Виталиком… Только я в этом платье к нехорошему человеку не поеду. Я не хочу, чтобы он лапал его своими грязными руками…
— А я тебя в этом платье к нему и не пущу… А где тетя Люба? И… гм… дядя Виталик?
— Сейчас будут, — ответил за нее Эдик.
— Они-то будут, только кто их здесь будет ждать…
Степан резко поднялся с кровати. Голова заболела сильней, каждая клеточка тела застонала от боли. А еще температура, как будто грипп у него. Но все это ерунда. Главное, руки и ноги слушаются его. Он может встать. И наверняка может ходить.
Он встал с кровати. Сделал несколько шагов по палате. Нормально, жить можно.
— Командир, ты чего? — озабоченно спросил Федот.
— А того! Делайте что хотите, но чтобы через пять минут здесь была моя одежда… С Шилиным я буду общаться лично. Или кто-то «против»?
— Да нет, все «за», — расплылся в довольной улыбке Комов. — Только зачем пять минут. Можно пять секунд…
Он похлопал по сумке, переброшенной через плечо
— Ну вот, а если бы был смертельно ранен?
— Да мы бы тебя, командир, и мертвого подняли…
— Хорош трепаться! Савельев и Кулик, перекрыть доступ в палату медперсоналу и посторонним лицам! Комов, доставайте одежду!..
Через десять минут Степан уже выходил из больницы. Его попытались остановить, когда он садился в «Волгу» Федота. Но было уже поздно.
Сначала заехали в отделение. Там их ждало сразу несколько дел.
Первое: микроавтобус с полудюжиной полностью экипированных омоновцев — это Федот постарался.
Второе: Степан и Кулик вынули из платяных шкафов и надели на себя милицейскую форму — брюки, кителя, рубахи с галстуками. Явление чрезвычайно редкое — посмотреть на них собралось чуть ли не все отделение. Включая начальника. Фразы типа «Степан Степаныч, вы же должны быть в больнице» Круча совершенно игнорировал.
И третье: был вытащен из камеры и брошен в машину к Эдику сутенер Толик. И уже с ним ментовская команда двинулась в сторону столицы. Две машины и микроавтобус. К этому эскорту должна была еще присоединиться машина Лозового.
В квартире Сверчка они были в семь часов.
— О, Катенька! — просиял ублюдок. — Какая ты прелесть…
Катя посмотрела на Федота — в квартиру вместе с ней поднялся только он и Эдик, прочие остались внизу. И хитро так ему улыбнулась.
— Можно?
— Что можно? — не понял он.
— Ну скажи «можно»! — все с той же улыбкой потребовала она.
— Ну можно…
— Спасибо! — кивнула Катя. И подошла к Сверчку.
— И вам, Михаил Евдокимович, спасибо. За все спасибо!
И в тот же миг Сверчок согнулся в три погибели. С неожиданной резкостью Катя ударила его кулаком в пах. От такого удара и Федот бы загнулся.
— Пожалуйста, Катюша, — превозмогая боль, прохрипел Сверчок.
— А он еще юморист… — ехидно хмыкнул Комов. И Лозовому: — Давай, Рома, собирайся. Поедем…
— А этого? — тот показал на Сверчка.
— Рот зашпаклевать, наручниками к батарее.
Иван Геннадьевич заказывал девочку на девять вечера. К ужину, как молочного поросенка, подать… Мразь!
* * *Герман был не в духе. Еще бы, провалить такую операцию.
Алла его поняла, не осудила. Да и не до этого было. Пришла весточка от шефа. Назван был объект ликвидации. Филиппов Валерий Борисович. Был получен полный пакет информации о нем.
И сейчас в тесноте однокомнатной квартиры Герман ломал голову, как подобраться к этому олигарху.
— Чего ты мучаешься? — спросила Алла.
— Да вот, ребус. Думаю, как к Филиппову подобраться. В машину мину поставить — слишком хлопотно, большой риск «засветиться». О доме и офисе говорить нечего. Служба безопасности у него на высоте, иначе просто быть не может. Со спецтехникой у них никаких проблем….
— Дорогой, ты зациклился на своих «адских машинах»…
— Думаешь, его можно свалить пулей?
— А разве нет других способов ликвидировать жертву?
На ее губах застыла змеиная улыбка. И взгляд холодный, недвижный, как у рептилии. Наверняка в ее мозгу рождался план.
— Неужели ты забыл, как мы работали вместе… Надо просто тряхнуть стариной. И мне развеяться не помешало бы… У тебя, дорогой, сегодня был тяжелый день.. Приляг, отдохни, а я подумаю…
Она отобрала у Германа стопку листов, распечатку с принтера. И углубилась в их изучение. Через полчаса она стала собираться.
Алла ушла, через пару часов вернулась с ворохом новой одежды и косметики. Оказывается, она сходила в дорогой магазин. И теперь вот начала прихорашиваться. Герман с ревностью следил за тем, как она надевает новое кружевное белье.
— Ты собираешься с ним спать?
— С кем?
— С Филипповым!
— Вряд ли я успею залезть к нему в постель сегодня. Хотя, дорогой, все возможно. Насколько я поняла, он большой бабник…
Германа душила ревность. Но он не останавливал Аллу. Он был почему-то уверен, что она переспит с Филипповым. И именно сегодня.
Если Алла чего-то хочет, она обязательно этого добьется.
Успокаивало одно — после встречи с Аллой Филиппову уже не жить.
* * *До Успенской, где в своем домике ждал Катю Шилин, ехали больше часа. И потом внимательно присматривались к аккуратному — десять на десять метров — домику. Вроде ничего подозрительного. Банька топится, какой-то невзрачный мужичок старается. Этот помехой не будет.
Ровно в восемь к дому подъехал джип «Ленд Крузер». Ну вот и хозяин дома пожаловал.
Из машины выскочили два крепыша, открыли ворота. Значит, в доме, кроме истопника, нет никого, кто мог бы это сделать. Это хорошо. С двумя телохранителями и водителем возни будет немного.
— Ты мне скажи, Толик, на зону годков эдак на дцать хочешь? — спросил у сутенера Федот.
— Да еще плюс западло за «решками». К каким-нибудь отморозкам беспредельным бросим, — добавил жару Кулик. — А они тебя парашу языком заставят вылизать…
— Нет… — испуганно покачал головой тот.
— Тогда сейчас возьмешь Катю, подъедешь с ней к своему сраному клиенту. Сдашь ее, пожелаешь ему веселой ночки и как ни в чем не бывало уедешь…
Что ему делать, Толик знал и без того Но дело важное, и Степан должен был заинструктировать его до слез. Чтобы ненароком чего-нибудь не напутал. А то потом ведь плакать крокодильими слезами будет, говорить, что не так понял.
— В общем, если вспугнешь клиента, тебе ад раем покажется. Понятно, щенок?
— Да понял, понял…
— А ты, Катя, не бойся, в обиду мы тебя не дадим… Степану не хотелось бросать девочку в объятия извращенца, но приходилось.
Она поехала к дому вместе с сутенером.
— А что у тебя за тачка? — услышал Степан. — И черт какой-то за рулем…
Это телохранитель Шилина обращался к Толику. Через подслушивающее устройство Степан и его опера контролировали каждый звук.