Наваждение - Екатерина Мурашова

– А сколько ж там всего… ну мест? – уточнил Василий, снова ощущая щекотку между лопаток.

– Если эти уж не считать, то тринадцать осталось. В трех мы еще с Алешей успели разведку провести. Дело верное…

– Вот это да! – весело, по-мальчишески воскликнул Иван Притыков и, вскочив, ударил кулаком по ладони. Вопреки ожиданиям Василия, псина едва мазнула по Ивану взглядом, шумно повалилась набок, вытянула все четыре лапы и закрыла глаза. – Так и зачем нам тогда англичане? Вера Артемьевна?

– А пускай они все оплатят, – спокойно сказала Вера и по-купечески, из блюдца отхлебнула чай. – И развлекутся заодно до конца жизни. У них там в Европе скучно, наверное, коли за столько верст в Сибирь притащились… И к нам, пока мы не развернемся, уж никто из здешних с палкой в колесо не сунется, коли за нами британский капитал и всякие сэры с лордами стоять будут. Опасаться станут. Даже если и из столиц. Кто такие Ванька Притыков да Верка Михайлова? А? Где? Не видать… А тут – этот… как его… который сам-то на палку похож? А, – лорд Александер Лири Второй, прошу любить и жаловать… И ведь еще же Алтай есть, не забывайте… Что там у тебя, Ваня, – медь, цинк?

– Вера Артемьевна! – восхищенно воскликнул Василий Полушкин и не нашел дальше слов. Хандра, которая мучила его уж, почитай, больше года и делала окружающий мир каким-то тусклым и пыльным, вмиг куда-то отступила.

Божий мир снова окрасился в свой нормальный цвет. Цвет молодой радуги на ясном, только что промытом дождем небе.

«Пойду в собор и свечи поставлю! – внезапно подумал Василий. – За успех предприятия и вообще…»

– А теперь, стало быть, подробности… – произнесла между тем Вера Артемьевна и достала откуда-то перо и лист бумаги.

Глава 16

В которой Павлуша и Милочка приобретают всякие полезные вещи, Дашка становится двойным агентом, а «славянофилы мечтают об оккультном»

Помня, как понравились Милочке Масленичные гуляния, по дороге к Варваре Софи завезла обоих детей на Вербный базар, развернувшийся в преддверии Вербного воскресения на Малой Конюшенной улице. По обе стороны улицы красовались деревянные ларьки, украшенные кумачом с самыми разнообразными и в меру кривыми надписями: «Здесь вафли» «Яр-базар» «Чудеса». У ларьков толпились учащиеся младших классов реальных училищ в форменных фуражках, няньки с детьми, рабочая молодежь. С рук, из клеток торговали птичками разных пород, причем выкрашенные в желтую краску воробьи сходили за канареек. Повсюду продавались вербочки – пучки веточек ивы с пушистыми почками. Они украшались лентами, яркими бумажными цветами. Милочка тут же приклеилась к ларьку с особыми «вербными» чудесами: «пищалками», чертями, «тещиными языками», пучками крашенного ковыля. На выделенные Софи деньги Милочка быстро выбрала для себя «глазастое» павлинье перо, а на сдачу купила пищалку для Джонни. Павлуша, поколебавшись для вида, приобрел себе «американского жителя». Игрушка представляла собой пробирку с водой, затянутую сверху резиновой пленкой. Внутри на поверхности плавал маленький стеклянный чертик с рожками, хвостиком и выпученными глазками. Если нажать пальцем резиновую пленку, чертик, крутясь вокруг своей оси, опускался вниз, а потом снова поднимался.

Усевшись в экипаж, Милочка тут же стала просить у Павлуши поиграть «американского жителя» и расспрашивать, как и почему он устроен.

– Вот! – не преминул уколоть брат (игрушку, впрочем, отдал). – Твое перо яркое, да ни к чему, а моя вещь – познавательное значение имеет.

– Так красиво же… – попробовала оправдаться Милочка, пытаясь заглянуть в крошечные зеленые глазки снова утонувшего чертика. Павлуша в ответ только пожал плечами. Жест, по-видимому, означал: «О чем тут спорить, когда все и так очевидно…»

– О, это опять ты, Софи? Не нашла желающих на публичный дом и пришла снова мне сватать?

– Варвара! Прекрати сейчас! – Софи недовольно нахмурила ровные брови. – Со мной дети!

– О! – словно только что разглядев, сладко воскликнула остячка. – Павлуша! Милочка! Как выросли! Как похорошели! Совсем взрослые стали!

– Здравствуйте, Варвара Алексеевна!

Стеснительная Милочка зарделась, Павлуша презрительно фыркнул, однако, не насупился, как обычно, но с интересом оглядывался по сторонам.

– Варя! Не юродствуй! – строго произнесла Софи. – Я знаю, что ты детей не любишь, однако, это не повод…

– Да ну что ты! – отмахнулась Варвара. – Я на самом деле всех люблю… Или всех не люблю, что, впрочем, одно и то же… Однако, пусть они себе что-нибудь из игрушек подберут, в подарок от тети Вари… Павлуша, Милочка! Берите, что понравится…

– Игрушки, меня, простите, не интересуют, – заметил Павлуша.

– Что ж, ничего не глянется? – вроде бы искренне расстроилась Варвара. – А я так старалась…

– Напротив, – степенно ответил мальчик. – Я нахожу здесь множество преинтересных вещей… А оригинальность общего оформления делает честь вашему художественному вкусу, – добавил он, чуть помолчав.

Варвара расхохоталась, уперев руки в крутые бока. Софи вздохнула. Пикировка никому и ничего не спускающего сына и по-своему язвительной остячки могла затянуться надолго.

– А мы – с Вербного базара, заехали по случаю, – громко сказала Софи. – Павлуша, возьми Милочку и идите посмотрите все, раз Варвара Алексеевна разрешает. Только хрупкие вещи лучше руками не трогайте…

Павлуша укоризненно взглянул на мать и взял сестру за руку. Проявившаяся откуда-то Валерия Коврова тактично и незаметно увела детей вглубь салона.

– Варвара, я тебе книжки про индейцев привезла, – Софи выложила из ридикюля два весьма потрепанных томика с какими-то поистине зверскими рожами на обложках. – И вот еще одна – познавательная. Называется «Детство человечества». Здесь как раз про искусство есть и даже рисунки.

– Замечательно, спасибо тебе! – Варвара жадно схватила все три книжки разом и даже прижала их к груди. Софи порадовалась про себя, что странное увлечение Варвары еще не минуло, и она угадала с подарком.

– А теперь у меня к тебе две просьбы. Первая – для тебя обычная. Я хочу, чтобы ты помогла мне тот самый салон Саджун слегка переделать и подготовить к светскому приему. Так, чтобы и дух вроде сохранился, и комар носа не подточил. Понимаешь?

– Пожалуй, да, – усмехнулась Варвара. – Это, пожалуй, может быть интересно.

Софи нешуточно обрадовалась. В дикарски примитивном (если никому не льстить) мире остячки Варвары существовало всего три абстрактных градации отношения ко всем без исключения жизненным явлениям: «интересно» «все равно» и «не интересно». То, что было официально объявлено «неинтересным», Варвару нельзя было заставить сделать никакими силами.