Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

Сначала картина Евтифеева произвела в школе настоящий фурор: на переменах вокруг нее толпились. Смотреть на картину ходили целыми классами: пирожковую тележку знали все и персонажей картины узнавали. Володька в одночасье стал знаменитостью и гордостью школы. Однако известность художника часто бывает чревата осложнениями, так же как резкие взлеты — крутыми падениями. Не стал исключением и Володька.

В один из дней по вызову директора, случилось посетить школу высокопоставленному папаше нерадивого оболтуса по кличке Червонец. Разговор состоялся нелицеприятный, стороны обвиняли друг друга во невнимании к воспитанию великовозрастного ребенка, обретшего привычки, которые и во взрослой среде считаются вредными, а уж в школьной — и вообще нетерпимы. Расстались директор с родителем взаимно неудовлетворенными друг другом. Директор пригрозил родителю педсоветом и исключением, а родитель строгими мерами, сам не зная какими. И вдруг, при прохождении школьного коридора ему попало на глаза Володькино панно: «Ленинским курсом…» «Да это же политическая незрелость! — обрадовался папаша. — За карикатуру на советскую действительность по голове не погладят. Ну, держись теперь, директор!» И, пользуясь служебным положением и домашним телефоном, немедленно просигналил по всем доступным инстанциям о недостатках политического воспитания в некогда образцовой школе. Телефонное право сработало, и машина просвещения закрутилась. Первым делом в школу явились двое в серых пальто, сняли со стены антисоветский плакат «Очередь за ливерными пирожками» и оформили протокол изъятия. Вслед за этим состоялось партийное собрание школы, на котором старшую пионервожатую и завуча школы исключили из партии (за этим подразумевалось и увольнение с работы), а директору объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Горком решение собрания утвердил. За этим последовал педагогический совет школы, на котором рассматривался вопрос «О состоянии воспитательной работы в школе» и об исключении из школы Евтифеева и Червонца за антиобщественное поведение и моральное разложение. Мудрые педагоги Червонца исключили без долгих разговоров, а Евтифеева захотели выслушать. Уже зная об исключении Червонца, из глупой юношеской солидарности Володька на педсовете уперся, заблуждений своих не признал, более того: допустил ряд неосторожных антиобщественных высказываний, которые тут же учли и занесли в протокол. После этого педсовету не оставалось ничего иного, как исключить и его. С этого судьбоносного решения и пошли они с Червонцем по тюрьмам. Ну, допустим, Червонец к этой романтике сам стремился, а Владимир с детства мечтал о другом и собирал все красивое. На чем погорел во второй раз. Посадили его не сразу, а дали расслабиться, чтобы установить его антисоветские связи, если удастся — группу. Чтобы потом задержать всех разом. По стране такие случаи уже были не раз зафиксированы. И отличившиеся чекисты получили достойные их награды. Поэтому в окружение Малого (так его условно назвали чекисты) внедрили сексота и установили за Владимиром наблюдение. Но парнишка ничем антиобщественным себя не проявлял, а все старался устроиться на работу: то в типографию, то театральным осветителем. Разумеется, не без участия КГБ, безрезультатно. Наконец, долговременная и безуспешная слежка принесла ожидаемые результаты: паренек променял свой старый велосипед «ЗИЧ» со сломанной передней вилкой, не поддававшейся ремонту, на такой же неисправный старинный кремневый пистолет, без кремней, но с великолепно инкрустированной перламутром рукояткой. «ЗИЧ» для всех друзей Малого был предметом зависти, и каждый пацан мечтал иметь такой многоскоростной, легкий, дюралевый, пусть даже неисправный, но с перспективой на ремонт в отдаленном будущем, когда научатся сваривать дюралюминий. Состоявшийся обмен вызвал среди подростков много толков и весть о нем дошла и до ушей КГБ, который не замедлил прореагировать. Приобретение раритета там расценили не иначе, как возможную подготовку к террористическому акту, жертвами которого могли стать директор школы, секретарь школьной парторганизации и другие облеченные властью должностные лица, даже назвать которых — и то боязно.

При аресте Евтифеев, он же Малый, оказал упорное сопротивление и пытался скрыться в соседских дровяниках, но был разыскан ищейками, которые больно пацана покусали. Сотрудники изъяли: старинный кремневый пистолет в непригодном для стрельбы состоянии, рисунки и дневник Малого, в который по велению души заносил свои мысли, сомнения, наблюдения и огорчения. В результате прочтения и анализа дневника раскрылась антисоветская, диссидентская сущность недоросля, который сомневался в справедливости распределения материальных благ на примере своих одноклассников, и в необходимости поддерживать мировой пролетариат, в то время когда свой рабочий живет впроголодь и ходит в ватнике в будни и праздники. Вот из таких, сомневающихся и вырастают потом диссиденты, готовые выйти даже и на Красную площадь, чтобы демонстрировать свое несогласие с действиями Правительства, пусть это будет даже ввод наших войск в бунтующую Прагу. Хватит демократии: Хрущева нет, оттепель закончилась и форточка захлопнута — дышите со всеми вместе, как велено. Оружейные эксперты признали пистолет условно пригодным для стрельбы, ценным антикварным произведением искусства и собственностью государства, якобы похищенной или утерянной из музея еще в 1943 году. Характеристику из школы Володе дали тоже неважную: учился с ленцой, не вступал в комсомол и не ходил на праздничные демонстрации. Это означало, что тюрьмы Малому не избежать уже не только за хранение огнестрельного оружия, но и за скупку краденого государственного имущества в особо крупных размерах. За все заслуги по совокупности, дали Малому пять лет общего режима, и, говорят, еще мало — могли бы больше. Недосягаемовкусные ливерные пирожки теперь снились ему по ночам на тюремной койке. Из детской колонии Малого перевели во взрослую, где его уже знали как одаренного художника по телу и доверяли делать наколки особо заслуженным. К числу последних неожиданно причислили и Колонтайца.

Ни на руках, ни на груди Колонтаец колоть себя не дал — постеснялся. Татуировку ему сделали на бедре, чтобы прикрывалась трусами. Картинка получилась великолепная — Малый как следует постарался, и все жалел, что она для всеобщего обозрения оказалась труднодоступна. Ворона такого решения тоже не одобрил: авторитетные воры так не делают. Но, что сделано — то уже сделано и не исправить никогда. К тому же неумолимая судьба их с Колонтайцем развела уже вскоре. Каждому — свой этап, своя судьба и свои наколки.

По наколке и с учетом образования, блатной, смотрящий в зоне, определил Колонтайца на легкую работу: точить пильные цепи к бензопилам — это теплее и безопаснее, чем в лесосеке. Цепи тупились быстро и работы пилоточам всегда было больше, чем достаточно. Сами бензопилы тоже часто выходили из строя, чем доставляли массу неприятностей техноруку леспромхоза — полноватому лейтенанту средних лет с бегающими глазками. Бензопилы считались большим дефицитом и поступали в леспромхоз строго