Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

– Ваши власти знают об этом, – сказала она. – Пожалуйста, как можно скорее сообщите им в Гримсби, что я задержана. Это все, что я могу вам сказать.

Инспектор Симпсон позвонил в специальный отдел Скотленд-Ярда, откуда за ней приехали, чтобы она смогла, как лорд Джоуитт позднее написал, «оказаться полезной нашим властям».

Три дамы майора Риттера считаются образцом того, что на жаргоне спецслужб называется «внедрением». Вскоре после того, как Леди Мей согласилась работать на абвер, был разработан параллельный план шпионской игры.

Вернувшись с континента в декабре 1937 года, миссис Эриксон рассказала своему нанимателю капитану морской авиации о том, что произошло в Гамбурге, а тот сообщил властям. Затем все было очень просто.

Миссис Эриксон попросили принять предложение Риттера и занятся также и вербовкой. Для этой цели была избрана «герцогиня». Она была ветераном-оперативником британской секретной службы еще со времен Первой мировой войны. Была подготовлена и легенда – итальянский аристократ и перезаложенное баварское поместье.

Далее все развивалось в соответствии с двумя планами.

Вера также играла свою роль.

Когда в 1938–1939 годах она жила в Лондоне и работала на Диркса, на нее вышли британские спецслужбы, и она легко согласилась работать и на них под своей антикоминтерновской крышей.

Однако ее всеохватывающая страсть к Гансу Дирксу все изменила. Она оставалась беззаветно верной ему как в личных, так и в профессиональных отношениях – вплоть до того дня в ее квартире в Гамбурге, когда Диркс сказал, что сделал выбор между ней и абвером и решил прекратить их связь.

Но после попытки самоубийства и выздоровления она изменила свое мнение.

Таким образом, когда Графиня пришла в Скотленд-Ярд, Вера вернулась домой.

Глава 24

ОБХОД С СОБАКАМИ

Ханс Хансен никогда не учился в вузе и, хотя мечтал стать инженером, вполне удовлетворился должностью чертежника. Он обладал природным умом, был сообразительным и начитанным, а также смелым и честным в своих убеждениях.

В Дании Ханс стал национал-социалистом, когда это считалось отклонением. В своей родной Ютландии он стал штурмовиком, работая на партию, совершил множество незаконных действий, за которые привлекался к суду, и был вынужден бежать в Германию.

Теперь, когда Дания была оккупирована, он смог вернуться в свой родной городок Скербек, где мог торжествовать и чваниться вместе с остальными датскими национал-социалистами. Но главные сражения этой войны были еще впереди, на очереди стояла попытка завоевания Англии, и он решил участвовать в этой войне в качестве немецкого шпиона, отправившись вместо вермахта в Англию.

Ханс Хансен могло и не быть его настоящим именем. В судебных материалах он именовался «Шмидт-Хансен» и «Шмидт», но это могли быть и псевдонимы. В этой игре трудно отличить подлинные паспорта от фальшивых и настоящие имена от вымышленных. Он запомнился под двумя нестандартными обозначениями: первое– это лишь номер 3725, под которым он числился в абвере, второе – его кличка Тейт, под которой его знали англичане.

Его нашел доктор Преториус в ходе прочесывания в Шлезвиг-Гольштейне лагерей для перемещенных лиц из Скандинавии в целях сбора зерна для немецкой шпионской мельницы. Еще один отобранный Дудочником кандидат, не то швед, не то финн, фигурировал как Йорген Бьорнсон или как Аксель Хилберг. В абвере его номером был 3727, а англичане называли его Саммер. На самом деле это был швед Густав Кароли.

Отец Хансена и мать Кароли были этническими немцами. Их сыновья выбрали в качестве родины Германию, когда в этой стране к власти пришли нацисты и подобное предпочтение стало вопросом эмоционального выбора, а не национальной реальности. О них мало известно. Хансену было двадцать шесть лет, он был худощавый шатен, крепкого сложения и, как отмечалось в документах абвера, «энергичный и располагающий к себе, его внешность и манеры говорили о хорошем воспитании». Кароли, по профессии механик, был на год старше и немного выше ростом, с грубоватым лицом и широким длинным носом. У него были «ясные, смеющиеся глаза», как отметил его абверовский биограф, «вызывающие доверие».

Преториус не собирался проверять дальше. Ему было достаточно, что они надежны, здоровы и, похоже, не из робкого десятка. Его приятно поразило, что они оба свободно говорили по-английски. Они были тактичны и не любили рассказывать о своем прошлом, возможно не желая огорчать своих родителей, которые не разделяли их безусловную преданность Гитлеру.

После включения в списки абвера их поселили в пансионе «Клопсток», принадлежавшем фрейлейн Фриде, и они стали проходить курс обучения под руководством добродушного капитана Бёкеля. В «Клопстоке» жили не только они, но к Хансену и Кароли было особое отношение. По всем данным: внешности, старательности, увлеченности, терпеливости – они были лучшими из всех, кого поймал в свою ловушку доктор Преториус.

Они входили в группу «команды Лены», предназначенную для работы в треугольнике Бирмингем – Лондон – Бристоль. Их должны были сбросить с парашютами в точку, выбранную майором Риттером, отвечавшим за заброску шпионов с воздуха. Хотя предполагалось, что агенты будут одиночками, Риттер решил отправить датчанина и шведа в паре, чтобы они работали в качестве самостоятельной группы «команды Лены». Они стали неразлучны. Было ясно, что у Хансена есть мозги, а у Кароли мускулы – идеальное сочетание.

Был конец июля. «Морской лев» был назначен на 5 сентября. Адмирал Канарис сообщил, что Риттер будет назначен главой вновь организуемого отделения абвера в Англии, как во время вторжения, так и после оккупации. На 6 сентября была намечена вторая засылка агентов для руководства и координации действий таких, как Хансен и Кароли.

Напряженная подготовка завершилась, и их прощальная вечеринка была гораздо веселее, чем у других групп. После того как капитан Бёкель провел последние занятия, Риттер совершил с ними большое турне, главным пунктом назначения которого стал Париж. Там он поселил их в отеле «Лютеция», новой штаб-квартире абвера в большом здании в стиле барокко с балконами на углу бульвара Распель и улицы Севр на левом берегу Сены.

Наутро они поднялись на крышу и потренировались в работе на рации, связавшись с Вольдорфом. Вечером Риттер позволил им хорошенько кутнуть в «Сфинксе», самом шикарном борделе города на улице Блондель, в котором развлекались завоеватели и les poules[108]. Затем они отправились в Брюссель, где остановились в «Метрополе» для получения последнего инструктажа полковника Дишлера и майора Лебеволя, и, наконец, на аэродром в Ренне, где их ждал капитан Гартенфельд на своем «хейнкеле», окрашенном в черный цвет. Отсюда они отправились в рейс.

Было 3 сентября 1940 года. Самое главное задание абвера, к которому шли пять лет, началось. Хансена и Кароли сбросили неподалеку от Солсбери, у небольшого городка Уилтшир с собором XIII века, шпиль которого послужил ориентиром для капитана Гартенфельда. Их заброска была омрачена неудачей. Приземляясь, Хансен сломал лодыжку, но находчивый Кароли сумел отыскать доктора, наложившего гипс, и, таким образом, начало выполнения задания задержалось лишь ненадолго.

Хансен вскоре отправился в путь, не обращая внимания на сломанную лодыжку. Через три дня после приземления он отправил свое первое радиосообщение:

«Дороги заполнены беженцами. Большинство похожи на евреев».

Его история излагается в более чем тысяче радиограмм, отправленных им в абвер за время войны. Из них формируются и его мемуары за эти годы, его откровения – не совсем пристойные, деловые послания, содержащие только грубые факты, где разведывательные данные смешивались время от времени с биографическими сведениями, случайными замечаниями и немецкими эквивалентами английских четырехбуквенных слов (одним из его любимых выражений было Scheisse[109]), когда абвер тянул с отправкой ему денег или давал ему «бессмысленные задания».

Деловые: «Личные наблюдения: новые заградительные аэростаты между Ньюпортом и Кардиффом и около Питерборо для защиты фабрики Уайтхед, производящей дизельные двигатели для подводных лодок».

Раздраженные: «Вы никогда не сообщаете, как оцениваете мою работу. Я буду рад любому одобрительному слову. В конце концов, я всего лишь человек».

Личные: «Я только что стал отцом семифунтового мальчика».

Возмущенные (когда из абвера сделали запрос о качестве, цене и вкусе буханки хлеба): «Вам больше не о чем спрашивать? Вкус нормальный».

Яростные: «Почему задерживается связник с обещанными деньгами? Я начинаю думать, что вы полное дерьмо».

В своей регулярной передаче от 21 сентября 1944 года, которая стала для него юбилейной, этот отчаянный молодой человек вдруг показался необычайно сентиментальным и высокопарным: