Современная индийская новелла - Амритрай

— Ладно, оставим это. Не надо было мне заводить такой разговор. Обидел я тебя, прости. Пока мы так любим друг друга, разве может судьба быть жестокой к нам? Вот увидишь, я добьюсь успеха, получу чин и вернусь. Тогда тебе эти страхи покажутся глупыми.

Они еще долго говорили и уснули только за полночь.

С того дня их дом словно погрузился во мрак. Мать то и дело задумывалась и тяжело вздыхала. У жены от непрерывных слез распухли веки. Рахиман, загнав тревогу внутрь и взяв себя в руки, молчал, стараясь не выдать затаенных мыслей, и лишь иногда нарушал молчание, чтобы успокоить или подбодрить мать и жену. И смеялся: мол, не о чем печалиться.

Наконец подошел день расставания. Мать и жена собрали вещи Рахимана, упаковали их. Унниса наготовила еды и дала ему с собой большой узелок. Карим вырезал и обстругал старшему брату палку на дорогу. Мать благословила сына. Рахиман заранее обдумал, что скажет при расставании. Но когда настало время уходить, спазмы сдавили горло и все слова вдруг вылетели из памяти. Он с трудом выдавил из себя: «До свидания!» Унниса тоже не могла произнести ни слова, только терла мокрые от слез глаза. Потом она кивнула головой и, отвернувшись, судорожно сжала губы. У Рахимана не было больше сил выносить эту сцену, и он торопливо зашагал прочь. «Что же я сделал? — думал он. — Ни слова не сказал в утешение. А сколько хотел сказать! Растаял — как масло на огне. Кого теперь попросить написать ей обо всем?»

Рахиман проходил подготовку в лагере для новобранцев в Бангалуре, а всеми своими помыслами был дома. Перед его глазами стоял образ заливающейся слезами жены, в сердце горьким упреком отдавались тяжелые вздохи матери. На душе у него было неспокойно. «Правильно ли я поступил? А может, вернуться, пока не поздно?» — терзали его сомнения. Он корил себя за то, что поторопился и не подумал как следует, прежде чем решиться на этот шаг. И тут же снова успокаивал себя: «Разве не сам я убеждал их в необходимости этого? А теперь казнюсь… Правильно я поступил или нет — дело сделано. Вернуться домой — просто стыдно!»

Прошло три месяца. Теперь Рахиман только и думал об отпуске. Когда он наконец сможет поехать домой, повидать своих? Да и жене уж подходит время родить… Как они там справятся без него? Только строгий режим в лагере и напряженная военная подготовка, отнимавшая почти все время, удерживали его от побега.

Человек предполагает, а бог располагает. Рахиман ждал отпуска, а судьба распорядилась по-своему. Япония вступила в войну. Рота, в которой служил Рахиман, получила приказ готовиться к выступлению. Рахиман умолял отпустить его хотя бы на один-два дня, но все отпуска были отменены. Их отправили в Мадрас и там погрузили на пароход. Новизна путешествия по морю, постоянный страх: вдруг нарвутся на японские корабли или налетят вражеские самолеты, паника вокруг, мысли о предстоящих боях, — все это отвлекало Рахимана от горьких раздумий. Но стоило ему остаться одному, как на него тяжестью наваливалась тоска.

Через несколько дней они прибыли в Рангун, а затем получили приказ двинуться в джунгли Малайи. Тяжелые переходы, военная подготовка… У Рахимана совсем не оставалось времени для мыслей о доме.

Прошло еще несколько месяцев. Японцы овладели Сингапуром и подходили к Рангуну. Рота Рахимана вела бои в болотистых джунглях Малайи. Сначала Рахиман посылал письма домой каждый месяц. Но непрерывные бои, спешные отступления, постоянная готовность к маршу, смертельная опасность на каждом шагу, голод и холод так изматывали солдат, что теперь он не мог просить товарищей писать его письма. Он только подал рапорт с просьбой пересылать жалованье семье.

В сражении у Мульмена Рахиман и его товарищи дрались до последнего патрона, но сила была на стороне японцев. В живых осталась горстка людей. Рахиман получил сильные ранения в этом бою. Здесь его, потерявшего сознание, и взяли в плен японцы.

Долго Рахиман оправлялся от ран. Голова, лицо, руки — все тело было забинтовано. Несколько месяцев ему пришлось проваляться в лазарете. В эти дни, когда он был предоставлен самому себе, больше, чем раны, терзали его беспрерывные видения родной деревни. Теперь он не мог даже приблизительно сказать, когда ему вновь доведется увидеть близких. Разрывал сердце призывный плач новорожденного, не давала покоя мысль: как они там? Но что он мог поделать? Как может пленник в чужой стране помышлять о возвращении на родину? Кто знает, сколько еще будет продолжаться война… Вся Бирма была уже в руках японцев. Рахиман не сомневался, что плен его продлится долго. Он потерял всякую надежду и только беззвучно плакал, уткнувшись лицом в подушку.

Наступил день, когда повязку с лица Рахимана сняли. Он впервые после ранения увидел себя в зеркале — перед ним стоял совсем другой человек. Он просто не мог узнать себя: так обезображено было его лицо. Он снова взглянул в зеркало. Узнают ли теперь его близкие? Вряд ли. Ведь даже ему самому его лицо кажется чужим. Как расстроится мать, увидев его! Как будет убиваться Унниса! О злая судьба!..

После выписки из лазарета Рахимана отправили на строительство бирманско-сиамской железной дороги. Каторжная работа, недоедание, жестокость охранников и надсмотрщиков совсем сломили его. Не узнать теперь в этом тощем — кожа да кости — уродливом человеке прежнего красавца Рахимана.

Прошло три года с тех пор, как Рахиман оставил родную деревню. В редкие минуты, когда он оставался один, он задумывался на тем, как ему вырваться из плена. И отчаянье сменилось бледной тенью надежды.

Мысли о доме преследовали его не только наяву, но и в снах. Чаще всего он сидел рядом с матерью и спрашивал, спрашивал… Мать что-то вязала и, ласково улыбаясь, отвечала. Жена стояла в дверях кухни и тоже радостно и счастливо улыбалась. В другой раз он обедал в кухне. Жена подавала на стол, они говорили и не могли наговориться. Он досыта наедался, и вдруг у него начинались рези в животе. Он просыпался… в лагере для военнопленных… терзаемый голодом.

Как-то был такой сон: он только что вернулся домой. Родные столпились вокруг. Все рады его возвращению. Мать щелкает пальцами от сглазу. Он кланяется матери в ноги. У жены глаза сияют от счастья, щеки алеют. На руках у нее ребенок. А какой хорошенький! Он не знает отца и пугается. У него круглое, как у матери, лицо, такие же, как у нее, светлые курчавые волосы. Да, он похож на нее. Вот разве глаза… Только глаза отцовские. Он нежно гладит малыша по пухлым щечкам. Карим приносит его вещи. Рахиман торопливо развязывает мешок, достает разную снедь, игрушки, вручает подарки матери, жене, брату. Родные не спускают с него глаз. Но вот они с женой одни в кухне. Он берет у нее ребенка и, быстро оглянувшись — не видит ли кто, — крепко обнимает ее. Он снова дома, снова счастлив. Все в нем ликует. И тут кто-то барабанит в дверь и громко кричит. Он в испуге отпрянул от жены… И пробуждение: он в лагере… рассвело… пора идти на работу… Охранники, грубо ругаясь, будят пленных. Рахиман поднимается.

Был и такой сон. Он сбежал, добрался до дому и затаился там. Родные не нарадуются. И в то же время боятся — вдруг, кто пронюхает. Думали, думали и решили: уходить ему нужно в такое место, где никто его не знает. А тут откуда ни возьмись полиция. Он забился в темный угол — авось пронесет. Начался обыск. Нашли все-таки! «Лучше убейте меня, но в армию больше не отправляйте!» И весь затрясся. Полицейские, злобно усмехаясь, повели его. Он упал на колени: «Молю вас, не разлучайте меня с ними! Отпустите, век буду бога молить за вас!» Полицейские только засмеялись в ответ. Рахиман проснулся. В бараке темно. Соседи по нарам покатываются со смеху. Это они его разбудили.

— Чего это ты визжал, словно тебя режут? — спросили его.

— Просто что-то приснилось, — ответил он.

Шли дни, а тоска Рахимана по дому все росла.

Он все чаще и чаще стал задумываться: не отважиться ли ему на побег? Но охранники — что звери. Чуть шагни в сторону — палят, ни во что не ставят жизнь человека. И Рахиман решил дождаться удобного момента.

И такой момент наконец наступил. Однажды вечером, когда пленные работали на строительстве железной дороги, в небе появилось несколько самолетов. Сыпались бомбы, грохотали взрывы, кричали охранники, стонали раненые. В этой суматохе никто и не заметил, как Рахиман пустился что было духу к находившемуся неподалеку лесу. На поверке, которая проводилась перед тем как вести пленных в лагерь, исчезновение Рахимана было обнаружено и в погоню послали группу солдат. Рахиман шел, стараясь держаться леса или кустарника. Раза два, когда он лежал затаившись, совсем рядом послышались шаги солдат. Но его не заметили. В постоянной тревоге и опасности прошло три дня. Днем Рахиман лежал в лесу или кустарнике, а ночью шел. Спасаясь от хищных зверей, забирался на дерево. С неделю перебивался фруктами, клубнями и корешками.