Нефертити - Мишель Моран

Ипу вручила мне наряд для вечернего празднества.

— Давай собираться, — подбодрила меня она. — А потом я прослежу, чтобы твои вещи перенесли во дворец.

— Я хочу сперва повидаться с матерью. Сходи за ней.

Ипу на миг застыла, размышляя над моим намерением, потом тихо кивнула и вышла.

Я надела длинное платье и золотой пояс, потом застегнула на шее ожерелье из бус, повторяя про себя, что я скажу матери. Ее единственная дочь. Единственный ребенок, которого Таварет сочла уместным ниспослать ей. Я посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на меня взглянула молодая девушка с темными волосами и большими зелеными глазами. Кто она, эта девушка, позволившая себе понести ребенка от военачальника? Я медленно выдохнула и увидела, что у меня дрожат руки.

— Мутноджмет! — Мать неодобрительно оглядела мой шатер. — Мутноджмет, почему ты не собираешься? Мы переезжаем сегодня вечером.

— Ипу сказала, что она все сделает, пока меня не будет.

Я подошла к обитой кожей скамье, чтобы мать могла сесть рядом со мной.

— Но сперва присядь, пожалуйста, сюда. — Я заколебалась. — Потому что… потому что я должна тебе кое-что сказать прямо сейчас.

Мать все поняла, прежде чем я сказала хоть слово. Взгляд ее метнулся к моему животу, и она прикрыла рот ладонью:

— Ты беременна!

Я кивнула, и глаза мои наполнились слезами.

— Да, мават.

Мать застыла недвижно — как перед этим Нефертити, — и я было подумала, что она собирается меня ударить, впервые в жизни.

— Ты спала с этим военачальником, — ровным тоном произнесла она.

Я поняла, что сейчас заплачу.

— Мы хотим пожениться, — сказала я, но мать меня не слушала.

— Каждый вечер я видела, как он входит в лагерь, и думала, что это Эхнатон вызывает его. Мне следовало бы догадаться. Когда это фараона интересовало войско? — Мать внимательно взглянула мне в лицо. — Так значит, стражники отворачивались ради тебя?

Я покраснела от стыда.

— Это случилось бы и без них. Мы любим друг друга…

— Любите? Это простолюдины женятся по любви! И так же быстро разводятся! Ты — сестра главной жены царя! Мы выдали бы тебя замуж за царевича! За царевича, Мутноджмет! Ты могла бы быть царевной Египта!

— Но я не хочу быть царевной! — Слезы хлынули у меня из глаз. — Это мечта Нефертити, а вовсе не моя. Я беременна, мават. Я ношу твоего внука, а человек, которого я люблю, хочет жениться на мне и на руках внести в свой дом.

Я посмотрела на мать.

— Разве ты ни капли не рада этому?

Она сжала губы, но потом ее решимость рухнула, и мать обняла меня.

— Ах, Мутноджмет, маленькая моя Мутноджмет! Моя малышка — мать… — Она заплакала. — Но что же это будет за ребенок?

— Любимый ребенок.

— Он будет внушать страх фараону и вызывать гнев у твоей сестры. Нефертити никогда не примет его.

— Ей придется, — твердо сказала я, отстраняясь. — Я — женщина. Я имею право выбрать себе мужа. Если это все еще Египет…

— Но это — Египет Эхнатона. Возможно, если бы ты жила в Ахмиме… — Мать развела руками. — Но это — город царя. Здесь выбирает он.

— И Нефертити, — подчеркнула я. — К тому времени, как отец приедет, особняки уже будут достроены. Нефертити может убедить Эхнатона позволить нам жить там.

— Она будет гневаться.

— Значит, ей придется с этим смириться.

Мать взяла меня за руку.

— Твой отец будет потрясен, когда вернется. Две дочери, и обе беременны.

— Он будет счастлив. Обе его дочери способны давать жизнь.

Мать улыбнулась, но в улыбке ее сквозила горечь.

— Он был бы более счастлив, если бы ты вышла замуж за царевича.

Тем вечером празднество шло по всему новому городу Амарне. Отовсюду слышался смех, и я, помогая матери забраться в колесницу, подумала: «Нефертити сделала это нарочно. Она сказала, что даст мне ответ сегодня вечером, в надежде, что я до нее не доберусь через эти толпы».

Дворики у дворца кишели слугами, носившими блюда с орехами в меду, инжиром и гранатами. Тысячи солдат пили на улицах, позабыв обо всем, и распевали песни о войне и занятиях любовью. Когда мы вошли во дворец, я принялась искать Нахтмина, выглядывая в толпе его широкие плечи и светлые волосы.

— Его здесь нет, — сказала мать. — Он должен быть со Своими людьми.

Я покраснела, поняв, что все мои мысли так явственно написаны у меня на лице. Слуга провел нас в Большой зал. Там стояло множество столов, а за ними сидели пирующие визири и флиртующие дочери богачей; все они, подражая моей сестре, дружно вырядились в тончайший лен и накрасили хной ладони, ступни и груди. Но оба трона Гора на помосте были пусты.

— А где царица? — опешив, спросила я.

— На улицах, госпожа! — крикнул в ответ пробегающий мимо слуга. — Они бросают золото! — Он заулыбался. — Всем!

Мать взяла меня за руку:

— Идем.

Я прошла следом за ней к столу для почетных гостей, стоящему прямо у помоста. Там восседали Панахеси с Кийей. Там же были и скульптор Тутмос, и зодчий Майя. Интересно, когда это они успели сделаться членами семьи? Какой-то старик с пальцами, унизанными золотыми кольцами, окликнул мать с другого конца зала, и она изменила направление, чтобы подойти к нему. Слуга отодвинул для меня кресло с подлокотниками. Дамы Кийи уставились на меня из-под париков с безмолвной угрозой. Когда я уселась, Кийя весело заявила:

— Ах, госпожа Мутноджмет, как приятно тебя видеть! Я думала, ты пропустишь празднество!

— С чего бы это вдруг? — спросила я.

— Мы думали, ты плохо себя чувствуешь.

Кровь отхлынула от моего лица, а визири обменялись вопросительными взглядами.

— Ой, ну зачем же скромничать! Ты должна поделиться хорошей новостью со всеми.

И Кийя объявила на весь стол:

— Госпожа Мутноджмет беременна от военачальника!

Время словно бы остановилось. Две дюжины лиц повернулись ко мне, а у скульптора Тутмоса глаза сделались огромными, словно блюдца.

— Это правда? — спросил он.

Я улыбнулась и вскинула голову.

— Да.

Какое-то мгновение визири потрясенно молчали, а потом принялись лихорадочно перешептываться.

Кийя, сидящая напротив меня, самодовольно улыбнулась.

— Сестры беременны одновременно! Интересно, — она подалась вперед, — а что сказал фараон?

Я не ответила.

— Он что, не знает? — ахнула Кийя.

— Я уверен, что фараон будет счастлив, — вмешался Тутмос.

— Счастлив?! — вскричала Кийя, позабыв про внешние приличия. — Она легла в постель с военачальником! С военачальником! — взвизгнула она.

— Я бы сказал, что фараон будет доволен, — сказал Тутмос. — Это прекрасная возможность добиться от военачальника преданности его делу, ведь всем известно, что душою Нахтмин далек от строительства.