Альма - Сергей Ченнык

Остановить этот сумасшедший бег не могло ничто и никто. Потери среди офицеров, старавшихся личным примером остановить солдат, были огромны. В бригаде Кодрингтона было убито и ранено более 50% командного состава.

В числе наиболее пострадавших был 23-й полк, где из всех офицеров уцелел невредимым только капитан Эдвард Белл, по приказу генерала Брауна временно принявший командование полком. После сражения, оставшись с последним из офицеров, 23-й был вынужден принять троих лейтенантов из 88-го, почти не пострадавшего в бою полка. Командование полком принял майор Лайсонс, офицер полка, бывший до этого адъютантом генерала Брауна.{744}

Аналогичная ситуация сложилась и в 7-м Королевском фузилерном полку, куда после сражения из-за потери большей части офицеров пришлось перевести офицеров из 77-го полка.

В неудачном исходе первой атаки британской пехоты часто винят, ссылаясь на очевидцев сражения, неизвестного офицера, приказавшего подать сигнал к отступлению.

Вторым оправданием служит то, что якобы атакующая русская пехота была принята за французов. Тоже сомнительно, так как за девять месяцев совместного нахождения в Турции, Болгарии и Крыму любой английский солдат мог без особого труда отличить серые шинели русских от сине-красных французских мундиров. Однако эта точка зрения оказалась такой популярной (или спасительной, оправдательной?), что в некоторых случаях призрачный штаб-офицер представлялся уже зловещим русским шпионом, своей коварностью поставившим в очередной раз англичан на грань поражения. Как это по-английски: найти виновных среди кого угодно, только не себя!

Даже генерал Колин Кемпбел, который находился более чем в километре от происходящего, утешил после боя самолюбие лорда Раглана, доверительно сообщив после сражения, что через грохот боя сумел услышать (!) и даже увидеть (!) этого «русского злодея», но не поверил ему.

Однако современные британские исследователи Крымской войны, достаточно хорошо изучившие материалы и документы, связанные с этим эпизодом Альминского сражения, единодушно утверждают (не соглашаясь, кстати, с Кинглейком), что все это не может быть правдой, именуя неизвестного офицера не иначе как «призрак».

Спустя много лет после окончания Крымской войны в далеком селе Соловецком Орловского уезда Тверской губернии отставной ветеран Владимирского пехотного полка с интересом узнавал все, что было связано с шедшей в это время войной в Южной Африке, где буры отчаянно сражались с британцами. Нужно сказать, что эта война очень интересовала крестьян, особенно отставных солдат и молодежь. Газета «Свет» с известиями о сражениях в Южной Африке была нарасхват. Так этот старик-севастополец каждое воскресенье приходил в библиотеку, чтобы справиться, «как воюет англичанка», и радовался малейшему успеху буров. Выслушав новости, он непременно рассказывал, как славный Владимирский полк, в котором он служил во время Крымской войны, «носил на штыках» тех самых англичан. Пожалуй, старик был прав. Ему было чем гордиться, ибо он был одним из тех, о ком Николай I говорил: «С тех пор, как в России существуют регулярные войска, и, полагаю, с тех пор, как вообще существуют в мире солдаты, никогда не было видано что-нибудь более прекрасное, совершенное, могучее…».{745}

Слава им….

ВТОРАЯ АТАКА БРИТАНЦЕВ: ГВАРДИЮ — В ОГОНЬ!

«Победа должна доставаться «малой кровью». Для этого мы и получаем военное образование».

Легкая дивизия, огрызаясь выстрелами и отбиваясь штыками, уходила под прикрытие Гвардейской бригады. Фузилерам гвардии неприятности доставили не столько упорно атакующие владимирцы, сколько фузилеры 23-го полка. Унося ноги от русских штыков, они сначала проскочили через гвардейцев, едва не смяв их (британцы считают этот момент самым критическим для них), однако затем часть остановилась. Остальные устремились значительно дальше, и некоторых мы обнаруживаем пристроившимися на фланги и даже в тылу гвардейских гренадеров, находившихся не менее чем в 300 метрах от шотландцев.{746}

Охваченные паникой пехотинцы с такой скоростью и с такой силой врезались в плотный строй гвардейцев, что от удара при столкновении поломали нескольким из них ребра. И лишь проскочив сквозь строй, почувствовав себя в относительной безопасности, они стали более или менее управляемыми. Офицерам и сержантам удалось придать остаткам полков вид некоторого боевого порядка. Отдельные взводы вместе с одиночными пехотинцами заняли места в строю Гвардейской бригады. Фредерик Стефенс упоминает об оказавшихся в строю гвардейцев одиночных солдатах из 7-го и 33-го полков.{747}

Хладнокровные фузилеры гвардии, ставшие единственным полком, готовым в тот момент отбить атаку, пропустив через свои ряды уцелевших солдат Легкой дивизии, на некоторое время разрушивших их строй, встретили владимирцев огнем с места, нанеся им огромные потери. Вновь технический прогресс доказал свое неоспоримое превосходство над доблестью.

С короткой дистанции, местами не превышавшей 100 метров, пули британских «Энфилдов» вырывали целые ряды русских пехотинцев. Может быть, если бы противниками англичан были солдаты какой-либо другой европейской страны, на этом всё было бы кончено, но только не с русскими, которые, по свидетельству противника, проявили в этот день настоящий героизм.{748} Три пули (в бок, руку и ногу) досталось Квицинскому.

«В эту самую минуту, в дыму, сквозь неприятельский фронт, сверкнуло, как зарница, да трах в наши ряды, так и хряснуло. Господи!.. Несколько человек и Селищева скосило, а капитана кровью и мозгом всего обрызгало… Опять нагнали неприятеля, наперли, опять лязгнули штыки… Глядим, Блесин упал. Сердце засверипело у всех; а тут опять: «Вперед!» — кричит Орешников… Они отступают и врукопашку не идут;уж мы приперли их к самой почти реке…».{749}

Досадно, но в момент, который мог если не дать победу русским, то по крайней мере задержать неприятеля, действия двух русских полков не были поддержаны. «Продолжать наступление с Владимирским полком я не решился, не имея близко резерва, на который в случае неудачи мог бы опереться», — вспоминал позднее генерал Квицинский.{750} А ведь безучастно наблюдавший за происходящим Углицкий полк находился совсем рядом! Формальное оправдание этому, конечно, есть: он, как и Владимирский, составлял вторую линию дивизии.

Квицинский понимал, что сделанное будет иметь смысл только в случае подкрепления. А ведь действительно: еще один полк, и этот поток мог вполне снести и «тонкие красные линии» гвардейской бригады, рассеять еще не рассеянные остатки «зеленых курток» и попутно разметать всё, что находилось за ней, у Раглана. И тогда исход сражения вполне мог измениться. Но случай или совпадение обстоятельств не дали этому состояться.

Попробуем разобраться и с этим эпизодом, главный вопрос которого — почему никто не поддержал атаку Владимирского полка? Итак, генерал Квицинский, поняв, что полк теряет инерцию удара, а бой распадается на отдельные схватки, одновременно становясь всё менее и менее управляемым, принял решение о подкреплении атаки еще одним из полков, остававшимся у него, — Углицким.

Владимирцы были на пределе своих сил. Командир полка, полковник Селезнев, и оба батальонных командира были убиты; большая часть офицеров и нижних чинов выбыла из фронта; остатки батальонов, оставшись без своих начальников, отступали в беспорядке…

Едва начавшись, атака владимирцев теряла ту самую инерцию, по воле которой она должна была, по замыслу и разумению лиц ее затеявших, паровым катком раскатать англичан. Первым это понял командир дивизии, который тоже был ранен и выносился солдатами с поля боя:

«В это время мимо меня несли раненого нашего начальника 16-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Квицинского. Подозвав меня к себе, генерал приказал мне передать, чтобы войска, стоявшие во второй линии, немедленно наступали и поддержали молодцов владимирцев; но не успел еще генерал окончить этих слов, как новая пуля поразила его в ту же раненую ногу».{751}.

Итак, командир дивизии хотя и ранен, понимает, что нужно делать, и принимает совершено правильное решение — усилить владимирцев. Он отправляет батальонного адъютанта (хотя в это время, по логике, рядом с ним должен был находиться как минимум один из его адъютантов) в полк второй линии. Таких полков два: Владимирский (само собой разумеется, уже в бою) и Углицкий (совсем рядом, совсем свежий!).

Поручик Горбунов выполняет приказ, о чем говорит сам: «…исполнив поручение, я возвратился к остаткам полка».{752}