Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин

— Вы не правы, ваше императорское величество. Разговоры идут о государственном перевороте. Если не принять мер сейчас, то в дальнейшем их разговоры выльются в революцию, которая расколет Россию надвое, сведя русский народ в братоубийственной войне.

— Это должно произойти в восемнадцатом году?! — вмешалась в разговор Александра Федоровна.

— Раньше, ваше императорское величество. Все начнется в 1917 году.

— Так скоро? — императрица растерянно и тревожно посмотрела на мужа. — Надо что-то делать! Прямо сейчас!

— Успокойся, дорогая. У нас есть время. Поверь мне, мы обязательно что-нибудь придумаем! А сейчас, пожалуйста, иди к сыну.

Императрица бросила сначала взгляд на мужа, потом на меня и тихо сказала: — Я верю вам, Сергей Александрович. Не бросайте нас на произвол судьбы.

После того как за ней закрылась дверь, император сердито заявил: — Зачем вы лишнее говорите?! Она и так вся на нервах! У сына снова…

Он раздраженно махнул рукой и замолчал.

— Извините меня, ваше императорское величество.

Какое-то время стояла тишина, пока император не прервал затянувшуюся паузу: — Что будет с великими князьями и их семьями?

— За исключением одного, кто придет в Думу и тем самым спасет себе жизнь, все остальные великие князья с семьями будут расстреляны. Чтобы предварить ваши очередные вопросы сразу скажу: союзники вам не помогут. Когда наступит сложное для вас и вашей семьи время, ни французское правительство, ни ваш двоюродный брат Георг V не протянут вам руку помощи. Более того, английский король откажет вам в приюте на своей земле, когда над вами нависнет смертельная опасность.

Император замер, глядя на меня. В глазах неверие и испуг.

— Нет. Нет! Я не могу подобному верить! Ваше провидение неверно, поручик! — и он бросил на меня взгляд. В нем читался страх, недоверие, сомнение и еще… надежда. Императору очень хотелось, чтобы я как-то смягчил свое предсказание, сделал его расплывчато — туманным, чтобы можно было и дальше верить тому, что его царственный кузен — благородный рыцарь без страха и упрека. Я же просто промолчал.

"Хватит строить воздушные замки, господин Романов. Принимай все как есть, или оставайся наедине со своей судьбой!".

Судя по неприязненному взгляду императора, ему очень хотелось сказать нечто жесткое и нелицеприятное в отношении меня, но он сдержался. Взял папиросу, поднес спичку, потом подойдя к окну, какое-то время сосредоточенно курил, глядя куда-то вдаль.

— Если все так, как вы говорите, то кому тогда вообще можно верить?! — так же продолжая стоять ко мне спиной, резко и отрывисто, бросил мне царь.

— Людям, с которыми вы будете связаны одной идеей, одной целью, ваше императорское высочество.

— Как тогда жить, если не верить людям? — словно не слыша меня, задал новый вопрос, император.

Посчитав этот вопрос риторическим, я предоставил ему самому отвечать на него, может хоть так правильные выводы для себя сделает. После еще нескольких минут молчания, царь отвернулся от окна, подошел к столу, аккуратно положил затухшую папиросу в пепельницу, и только потом снова посмотрел на меня.

— Кто еще меня предаст?

— Государственная дума. Генералы. Ваш двор. Интеллигенция. И, наконец, народ.

— Не понимаю. Просто не понимаю. Россию и людей, которых, мне казалось, знал… — голос императора стал глухим и усталым, а в глазах тоска. — Вдруг все разом стали для меня непонятны. За что? Ведь я всего себя отдавал, полностью и без остатка, выполняя свой священный долг перед народом русским и богом. Не понимаю.

— А вы уверены, ваше императорское величество, что действительно знаете Россию?

Ответом на мой вопрос стал гневный огонек в глазах царя. Он был готов обрушить на мою голову гром и молнию, но в последнее мгновение сдержался и после длинной и тяжелой паузы спросил:

— Кто из великих князей,… придет в Думу?

— Ваш двоюродный брат, великий князь Кирилл Владимирович, с царскими вензелями на погонах и красным бантом на плече, явится 1 марта в Государственную Думу, чтобы предложить свои услуги новому правительству.

— Он останется жив?

— Да.

— Никогда вас не спрашивал… Мое отречение… пройдет добровольно?

— Можно сказать и так, ваше императорское величество.

Подробности я не стал рассказывать, чтобы не растравлять и без того расстроенного государя. Император повернулся ко мне. У него было лицо уставшего, измученного человека. Он будто разом постарел на десяток лет.

— Я бы уехал. Отрекся, забрал семью и уехал. Но как бросить Россию в такой момент?

Идет война, а впереди грядет, как вы говорите, революция, которая зальет кровью страну. Ведь я не просто русский человек, я самодержец российский, не просто отвечающий перед богом за свой народ, но и готовый разделить его судьбу, какой бы она не была.

— Вы правы, ваше императорское величество, но сейчас речь идет не о вашей жертве на благо родины, а о возможности изменить судьбу. Как свою, так и России.

— Во всем да будет воля Божья, и противопоставлять ей себя великий грех, — после того как я ничего не ответил, государь очевидно принял мое молчание как немое отрицание своим словам и поэтому спросил: — Вы атеист, Сергей Александрович?

— Не верю в бога в обычном понимании этого образа, но что помимо нас существует какая-то мощная, непознаваемая и необъяснимая сила — допускаю. За примером далеко ходить не нужно, взять хотя бы мои сны — предсказания.

— Хм! Значит, вы признаете, что дар вам дан свыше, а бога не желаете признавать. Вы сами себе противоречите, Сергей Александрович.

— Нет, ваше императорское величество. Просто мы верим по — разному. В первую очередь, я верю в человека, в его волю и разум, а вы в неведомую мощную силу, которая направляет вас по жизненному пути. Чувствуете разницу?

— Если так, как вы говорите, то почему мы живем по законам божьим, а не людским? — при этом он бросил на меня быстрый, острый и вопрошающий взгляд.

— А вы не задумывались над тем, что все законы божьи писаны человеческой рукой, а не ангельским пером? — я сделал короткую паузу. — Извините, ваше императорское величество, но давайте больше не будем говорить на эту тему, ведь как бы, не закончился этот спор, каждый из нас все равно останется при своем мнении.

— Жаль. Но, наверно, вы правы. Изложите ваши мысли, как вы понимаете, что надо сделать, чтобы изменить… — он запнулся, а потом продолжил, — жизнь Российского государства.

— Основную угрозу для власти на данный момент представляют различные революционные движения. Их представители, свободно и открыто, начиная от Думы и кончая агитаторами — революционерами в рабочих бараках, болтают о свержении самодержавия, тем самым развращая человеческие умы. Их лозунги, в отличие от речей ваших министров, просты и понятны простому человеку. Власть — народу. Заводы — рабочим. Землю — крестьянам. К сожалению, эта агитация уже сделала свое черное дело и всплеск народного гнева рано или поздно произойдет, но у вас, ваше императорское величество, сейчас появилась возможность повлиять на него, уменьшить его силу, — я сделал паузу, дав царю освоить сказанное мною. — Для этого надо прямо сейчас дать больше прав Отдельному корпусу жандармов. Одновременно предельно ужесточить ряд законов, касающихся наказаний социал — демократов и радикалов всех толков. Сформировать, в первую очередь, в Москве и Петербурге, а так же в ряде крупных промышленных городов, отдельные воинские части под командованием надежных офицеров, своего рода штурмовые отряды, которые можно будет бросить на подавление любого мятежа. Одновременно с этими мерами приложить максимум усилий, для того чтобы заключить сепаратный мир с Германией.

— Я не сторонник жестоких мер, несмотря на данное мне прозвище "Николай кровавый", но если сделать все то, что вы предлагаете, думаю, они придадут ему истинное значение.

— Бунты и мятежи усмиряются не уступками, а вооруженной силой. Решить на это нужно прямо сейчас, а в дальнейшем не отступать ни на шаг. Впрочем, решать только вам, ваше императорское величество.

— Как часто я слышу эту фразу! От министров, генералов, думы! Все почему-то думают, что только мне под силу решить все проблемы и ответить на все вопросы. Но я лишь только человек! Понимаете, Сергей Александрович, человек! Мне трудно, но я честно стараюсь нести груз ответственности на своих плечах! Честно! Я… — тут он оборвал сам себя, шагнул к столу, взял новую папиросу, прикурил. Сделав несколько быстрых затяжек, стряхнул пепел в пепельницу, снова повернулся ко мне. — Извините меня за эту вспышку. Устал. Очень хочу на море поехать. Просто сидеть, смотреть на синие волны и на своих детей, играющих на песке.

Наступило молчание. Император смотрел куда-то в пространство. Судя по отсутствующему выражению его лица, он ничего перед собой не видел, полностью уйдя в себя. Я тоже стоял и думал о том, что государь, похоже, так и не воспринял величину опасности, нависшую над страной. Прошла минута, другая, папироса дотлела, и столбик пепла упал на пушистый ковер, только тогда государь очнулся и бросил на меня устало — виноватый взгляд.