Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Томас Шёберг

Лето выдалось восхитительное, и Ингмар Бергман наслаждался вовсю. Жили они в пансионе Юлии Лундгрен, и меж тем как Андерссон каждый день спешила на пляж и в скалы, купалась и загорала, Бергман оставался в пансионе, в башенной комнатке, где валялся на спине и читал книги либо сидел и писал сценарий будущего “Урока любви”. Или, как он говорит в книге интервью “Бергман о Бергмане”: “Как бы то ни было, я главным образом развлечения ради начал писать сцены, сцены из супружеской жизни”.

Письма к родителям дышат гармонией. Он случайно познакомился с Бруно Фернстрёмом и его женой Турой, у которых в Арильде был дом, и с удовольствием с ними общался. Как выяснилось, Бруно Фернстрём работал главным врачом в больнице Хернёсанда и там свел знакомство с епископом Турстеном Булином, одним из ближайших друзей Эрика и Карин Бергман. Фернстрёмы считали епископа чуть ли не святым, что весьма растрогало Ингмара Бергмана.

Помимо работы над сценарием беззаботная жизнь в Арильде включала долгий утренний сон, прогулки по берегу моря и посиделки возле камина у супругов Фернстрём. Бергман не испытывал ни тревог, ни терзаний, ни страхов, и желудок не бунтовал. Он хорошо питался, чувствовал себя отлично, хотя однажды случилась легкая диарея, но все быстро прошло.

Погода здесь чудесная – солнце, ветер и ни малейшей духоты. Каждое утро купаемся, загораем, спим да едим. Именно в этом я и нуждался. В конце июля снова позовет долг и придется возвращаться в город, —

писал он родителям. Сообщал также, что работает над очередным фильмом, и подчеркивал, что это будет “симпатичная комедия”.

У Вильгота Шёмана поездка Бергмана и Андерссон в Арильд вызвала немалый интерес. В книге “Мой именной указатель. Избранное ‘98” он рассказывает, как складывались их взаимоотношения с окружающими, но впечатления не его собственные, а составленные со слов его друзей, которые тем летом общались с Фернстрёмами. Этот рассказ дает любопытное представление о манере Бергмана обращаться со своим окружением, однако не следует огульно принимать его на веру. Хотя, как указывает Шёман, основой послужили письма, присланные тем летом, в ходе общения, учительницей и писательницей Хиллеви Паулин, выпускницей университета и большой любительницей театра.

Мы узнаём, что Ингмар Бергман и Бруно Фернстрём совпали в этаком мистико-религиозном взгляде на мир и временами вели серьезные беседы. А муж Хиллеви Паулин подробно обсуждал с Бергманом ее профессора литературы, Мартина Ламма. Бергман, судя по всему, испытывал интеллектуальный голод и держался очень непринужденно. Но потом спор коснулся “Лета с Моникой”, и господин Паулин рискнул сделать несколько критических замечаний.

Тут в нем проснулся лев, он стал кричать, ругаться, чертыхаться, сыпать оскорблениями. Я прямо сказал, что не знал, что он настолько уязвим и не уверен в своем деле. Харриет и Фернстрёмы слушали, до смерти перепуганные. А он тотчас сник, обнял меня за шею и заверил в своей симпатии, даже согласился со мной по ряду пунктов. Я потрепал его по щекам, как маленького ребенка – ведь во многом он и есть ребенок, несмотря на свои 35 лет… но абсолютный гений. […] После всего этого он подошел ко мне, взял меня за плечи и сказал: давай сохраним контакт, который мы оба чувствовали.

Хиллеви Паулин поделилась с Шёманом своими впечатлениями от Харриет Андерссон: “Умная и добрая девочка, по-девчоночьи кокетливая, но в остальном невероятно дремучая. Возможно, менталитет дитяти природы придает очарования, но что будет дальше, если учесть эту культурную пропасть между ними. Я не понимаю”. Когда Бергман разговаривал с Хиллеви Паулин, Харриет Андерссон бросила в него гвоздику и “состроила глазки”. “Он поднял гвоздику и бросил ей. продолжая непринужденно о ней говорить. наверно, он поступит, как ему вздумается. Но меня тревожит культурная пропасть между ними и то, как он изголодался по душевному контакту с женщинами”, – писала госпожа Паулин Вильготу Шёману, а в заключение констатировала, что Ингмар Бергман страдал “ужасным комплексом неполноценности”. По словам Паулин, вдобавок у него были большие проблемы с новым фильмом, он никак не мог придумать удачный финал. Устал, пал духом и чувствовал себя несчастным.

Совершенно иную картину пребывания в Арильде нарисовал сам Бергман в письмах к родителям. В “Бергман о Бергмане” он утверждает, что за неделю завершил сценарий, что шеф “Свенск фильминдустри” Карл Андерс Дюмлинг быстро прочитал его, а через две недели начались съемки, закончившиеся в середине сентября. Съемочная группа разъезжала между Арильдом, Рамлёсой, Хельсингборгом, Поласкугом, Мьёльбу, Стокгольмом, Сальтшёбаденом и Копенгагеном, но, по словам Бергмана, фильм был весьма легкомысленный, и для него потребовалось десять дней подготовки и шесть недель съемок.

Однако эти две картины вполне могут сосуществовать. Что же до отношений между Бергманом и Андерссон, то, как он говорил, они ухудшились еще до поездки в Арильд. Их отравили демоны его ревности к прошлому, пишет он в “Волшебном фонаре”.

“Он сказал только, что теперь мы переедем в Мальмё. И я согласилась”, – рассказывает Харриет Андерссон Яну Лумхольдту. Бесспорно, так оно и кажется. Бергман стерег свою возлюбленную, как собака кость, – собака, которая толком не знает, что делать с этой костью, но тем не менее ее стережет. На съемках “Вечера шутов” он держал ее под строжайшим надзором, точно так же было и на съемках “Урока любви”, где она играла дочь главных героев. Некоторые сцены снимались в Копенгагене, точнее в Нюхавне, и она покорно поехала туда, хотя не участвовала в снимаемых эпизодах. Бергман не хотел оставлять ее в Арильде одну.

Итак, когда в конце лета 1953 года они приехали в Мальмё, страсть поблекла, но, пожалуй, это не имело большого значения. “О, как замечательно снова очутиться в театре”, – писал Бергман родителям. Андерссон же никогда надолго не выезжала из Стокгольма, и терять ей было нечего. Так или иначе, она находила все весьма увлекательным, а кроме того, входила в труппу. Но, как упомянуто, страсть между ними угасала. Теперь ожидала довольно заурядная совместная жизнь без огонька.

Они поселились на Эрикслуствеген в трехкомнатной квартире, принадлежавшей театру, в новом, знаменитом, похожем на соты, так называемом звездном доме, построенном по проекту архитекторов Свена Бакстрёма и Лейфа Рейниуса. Расположение удачное, неподалеку от обширного пляжа Риберсборгсстранден и красивого холодного плавательного бассейна.

Харриет Андерссон было поручено заказать кровать в богатом универсальном магазине Весселя. Кровать имела размеры 180 х 205 см, и, по словам Андерссон, персонал мальмёского собрата копенгагенского “Магасен дю Нор” невероятно удивился, так как до сих пор кроватей такого размера никто не заказывал. Сущее мучение – тащить ее вверх по лестнице в квартиру, соседи удивлялись. “Настрой прямо как в цирке, к актерам тогда относились без особой симпатии, не то что сейчас. На нас смотрели как на сброд”, – рассказывает она в книге интервью о своей жизни.