Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Томас Шёберг

Харриет Андерссон было поручено заказать кровать в богатом универсальном магазине Весселя. Кровать имела размеры 180 х 205 см, и, по словам Андерссон, персонал мальмёского собрата копенгагенского “Магасен дю Нор” невероятно удивился, так как до сих пор кроватей такого размера никто не заказывал. Сущее мучение – тащить ее вверх по лестнице в квартиру, соседи удивлялись. “Настрой прямо как в цирке, к актерам тогда относились без особой симпатии, не то что сейчас. На нас смотрели как на сброд”, – рассказывает она в книге интервью о своей жизни.

Вероятно, покупка была ненужная. Совместная жизнь не требовала экстравагантностей, ведь Ингмар Бергман вскоре перебрался в кабинет и ночевал там, а исполинская кровать осталась целиком в распоряжении Харриет Андерссон.

Ларс-Леви Лестадиус, правнук и полный тезка известного церковного деятеля и проповедника, сменил Ингмара Бергмана на посту руководителя Хельсингборгским городским театром. Теперь он руководил Городским театром Мальмё и вполне логично привлек туда Бергмана.

Бергман уже ставил здесь спектакли как приглашенный режиссер. Теперь у него был совершенно иной статус и программа. Он имел свободу действий, а поскольку не занимал руководящего поста, административные обязанности начальника его не обременяли. Театр включал оперу, балет, оперетту и драму и имел две сцены, одну на 1700 мест, под названием Стура-Бу, и малую, на 200 мест, под названием Лилла-Пип. Бергман называл этот театр чудовищем с неразрешимыми акустическими проблемами. Однако годы в Мальмё оказались самыми счастливыми в его тогдашней профессиональной жизни.

Харриет Андерссон с самого начала была рядом с ним, и остальные актеры держались от любовницы режиссера на расстоянии. Она оказалась, так сказать, между двух огней. Коллеги опасались, что она будет доносить Бергману, что они о нем говорят, а она думала, он в свою очередь считает, что она рассказывает им, что он говорит о них. В результате Андерссон чувствовала, что ей не доверяют, первый год держалась особняком и больше помалкивала. Проблема разрешилась сама собой, когда коллеги со временем обнаружили, что она молчит и что режиссер не отдает ей предпочтения.

Актеры относились к художественному руководителю театра с каким-то испуганным восторгом. С одной стороны, считали его загадкой. Брали на заметку, как звучит его особенный смех и как он добивается успеха. Очевидные и не особенно интересные наблюдения почему-то вызывали удивление: “Он делал полукруглое движение правой ногой, нарушая ритм, и очень мягко ставил ноги на землю или на линолеум бесконечно длинного коридора”, – вспоминает Ингрид Тулин, работавшая в театре в 1956– 1960 годах.

С другой стороны, они могли сидеть “молчком, как перепуганные мыши”, когда Бергман стоял за дверью гримуборной. “Мы чувствовали угрызения совести, потому что громко разговаривали и смеялись и, наверно, мешали чьим-то репетициям”. Коллега Тулин, Гудрун Брост, сыгравшая одну из ролей в бергмановском “Вечере шутов”, называла его “игрушечным Иисусом”, что уж она имела в виду, неизвестно.

Ингмар Бергман, как пишет Тулин в “Моих знакомых”, не был обычным соблазнителем. Он и не помышлял присылать цветы, не приглашал на роскошные пирушки, в путешествия или на ночь в гостиницу. Не старался произвести впечатление элегантной одеждой, напротив, чуть ли не кокетничал лохмотьями. Нет, как она считала, больше всего притягивали черты его лица за секунду перед вспышкой ярости, когда “рот напрягался и обнажались хищные зубы”. Ей вспоминаются полуопущенные веки, гипнотический взгляд и “вампирский изгиб верхней губы”.

Мифологизация Бергмана у Ингрид Тулин ярко свидетельствует, как окружающие выискивают объяснения: каким образом ему удавалось очаровывать стольких женщин? Чего недостает их собственным мужчинам? “Можно было видеть себя в его глазах, словно в зеркале”, – пишет она. И вместе с тем ей хочется демистифицировать его. Один французский тележурналист очень хотел написать, что у Бергмана была “железная рука в бархатной перчатке”, и буквально требовал, чтобы Тулин согласилась с его формулировкой. Но она с легким вызовом опровергла этакую славу, когда люди, полагавшие, что им известно, каким был Бергман, спросили ее мнения. “Бергман демон? Он как младенец и шоколад”.

Критики с самого начала говорили о полной победе Ингмара Бергмана и Мальмёского городского театра. “Дагенс нюхетер” и датская “Берлингске тиднинген” расхваливали спектакль “Шесть персонажей в поисках автора”[27], премьера которого состоялась в ноябре 1953-го. Харриет Андерссон играла свою роль с непринужденным увлечением, пишет Хенрик Шёгрен в книге “Ингмар Бергман в театре”. За этой пьесой последовали “Замок” по роману Франца Кафки и “Соната призраков” Стриндберга. В бергмановской постановке “Дон Жуана” Мольера Харриет Андерссон и Гуннель Линдблум играли двух девушек, которые мыли полы на авансцене. “Мы тогда были слегка пухленькими и были одеты в блузки с большим вырезом, какие-то капюшоны и длинные парики. По-моему, в первых рядах зрителей на этом спектакле случилась потасовка. В ту пору в Мальмё были не избалованы такими вещами”, – рассказывает Андерссон в своей книге интервью.

Если работа в театре приносила один успех за другим, то за пределами сцены дело обстояло не столь благополучно. Кроме работы, времени ни на что не оставалось. В книге интервью Харриет Андерссон вспоминает, что ей вообще не удавалось подышать свежим воздухом, ведь она только и знай разъезжала между квартирой и театром, что по вторникам Бергман устраивал на квартире киносеансы, включал свой старый узкопленочный проектор, шумевший как паровоз, и что она засыпала, когда они ходили в кино. В общем, возлюбленный крепко держал ее в когтях, требуя постоянного присутствия в театре, даже когда она играла маленькие роли.

В то время Бергман был “чертовски хорош собой”. “Люди спрашивали, как он умудрялся заполучить всех этих молодых красоток. Но ведь он был интересный, выглядел очень здорово, на опасный манер. Красивый рот, удивительные глаза, но тем, кто видел его в старости, это в голову не приходило” – такой комментарий услышал от нее я.

Как-то раз Бергман спросил, не хочет ли она выйти за него. Андерссон вопрос удивил, но она пришла к выводу, что это скорее шальная мысль, а не обдуманное предложение: “Он сам толком не понял, что сказал”. Она ни секунды не думала принимать предложение. “Господи, какой ужас, он же был на четырнадцать лет старше меня!” К тому же он с большой вероятностью все равно бы ее бросил. “Несмотря ни на что, я никаких иллюзий не питала. Не знаю, все ли мы понимали, что он вроде как порхает с цветка на цветок. И о многих порханиях понятия не имели”.