Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк - Станислав Лем

Комната девять тысяч сто двадцать девять находилась на девятом этаже. Я вошел туда без стука.

Одна из секретарш вязала на спицах, другая ела бутерброд с ветчиной и помешивала чай. Я поискал глазами следующую дверь, в кабинет шефа, но здесь не было видно никаких других дверей. Это меня шокировало.

— К майору Эрмсу, со специальной миссией, — объявил я.

Секретарши словно бы и не слышали. Та, которая вязала, сосредоточенно считала петли.

"Может, нужен какой-то пароль?" — мелькнуло у меня в голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той девушки, которая ела.

Она посмотрела на нее, продолжая жевать. Над зубами у нее розовели десны. Затем мизинцем отодвинула салфетку, в которую был завернут хлеб, но так, что часть его осталась выдвинутой за край бумаги.

Я подошел к полке и в глубине ячейки заметил за ней что-то белое — поверхность двери.

Она была загорожена полками. Без раздумий я ухватился за секцию и стал ее отодвигать. Вертикальные пластины, делящие полки на ячейки, угрожающе зашелестели.

— Шестнадцать, семнадцать… — считала зловещим шепотом секретарша, — девятнадцать…

Полки за что-то зацепились. Дверь освободилась лишь наполовину. Я заметил, что она отворялась в ту сторону, нажал на ручку и протиснулся между косяком и боковиной секции полок.

4

— Наконец-то вы изволили явиться! — приветствовал меня юношеский голос.

Из-за письменного стола красного дерева поднялся офицер со светлыми, как лен, волосами, без кителя, в одной рубашке. В комнате было очень жарко. Из ящика стола он достал маленькую щеточку.

— Вы запачкались о стенку.

Он чистил мне рукав и в то же время говорил:

— Я ждал вас со вчерашнего дня. Надеюсь, вы провели ночь не наихудшим образом? Работа не позволяла мне сегодня отойти, но я этому даже рад, ибо из-за этого мы не могли разминуться. Минуточку, вот тут еще немного известки. Однако, я уже настолько глубоко вошел в ваше дело, что отношусь к вам, как к старому знакомому, а ведь мы, собственно, еще ни разу не виделись. Я — Эрмс, да вы, впрочем, знаете.

— Да, знаю, — сказал я. — Благодарю вас, не утруждайте себя, господин майор, это пустяк. У вас есть для меня инструкция?

— Ясное дело, иначе зачем бы я сидел здесь? Чаю?

— Да, пожалуйста.

Он пододвинул ко мне стакан, спрятал щетку в стол и сел. При этом он все время улыбался. У него была обаятельная наружность светловолосого мальчишки, хотя, присмотревшись к нему поближе, я обнаружил вокруг его смеющихся голубых глаз морщинки, однако это были морщинки смеха. Зубы у него были как у молодого пса.

— Ну, к делу, мой дорогой. Инструкция… Где же это она у меня была, эта инструкция…

— Только не говорите, что вам надо за ней выйти, — заметил я.

Я слабо усмехнулся. Он залился таким неудержимым смехом, что у него даже слезы выступили на глазах. Поправляя развязавшийся галстук, он сквозь смех проговорил:

— Ну и шутник же вы! Нет, не нужно мне никуда выходить, она у меня здесь.

Он показал рукой в сторону. Из бледно-голубой стены выступала стальная оболочка небольшого сейфа. Он подошел к нему, покрутил кодовые диски так, что сейф аж завибрировал, извлек из его недр толстую пачку бумаг, перевязанную шнурком, бросил ее на стол и, опершись на нее сильными большими руками, сказал:

— Ничего не скажешь, задал вам наш старик задачу. Крепкий орешек! Придется попотеть. Для вас это, наверное, впервые?

— В общем, да, — сказал я.

Поскольку он смотрел на меня одобряюще, я добавил:

— Если бы я пробыл здесь подольше, то сделался бы, наверное, первоклассным специалистом даже без всяких там миссий. У вас тут помимо воли пропитываешься этим…

Я не мог подыскать слова.

— Этим колоритом! — воскликнул он. И снова рассмеялся. Вместе с ним смеялся и я. Мне было легко и хорошо.

Мне вовсе не пришлось превозмогать себя, чтобы помешать чай. Было даже странно подумать, с чем это совсем недавно у меня ассоциировалось.

— Я могу с этим познакомиться? — спросил я, указывая на перевязанную пачку бумаг.

— Это уж как вам будет угодно.

Он передал мне через стол сверток, оказавшийся довольно увесистым.

— Прошу вас.

Однако его тихий, полный настойчивости голос препятствовал мне взглянуть на бумаги.

— Может, сначала мы все же наведем порядок в отношении некоторых… недоразумений — таким неблагозвучным служебным термином это у нас определяется. Вы мне поможете, не так ли?

— Да? — пробормотал я одними губами, ставшими вдруг какими-то чужими и непослушными.

— Может, нужно куда-нибудь позвонить? — подсказал он, деликатно опуская глаза.

— Верно! Я совсем забыл! Священнику из Теологического Отдела. Я совершенно о нем забыл! Я могу отсюда позвонить?

— Ах, я даже это за вас сделаю.

— Вы? Но как… откуда…

— Да пустяки. Не оставалась ли еще какая-нибудь мелочь?

— Даже не знаю… А что мне следует делать? Может, рассказать вам?

— Я не настаиваю.

— Это все было испытанием, господин майор, да? Меня подвергали испытанию?

— Что вы понимаете под испытанием?

— Ну, не знаю, что-то вроде предварительного изучения. Я понимаю, что пригодность кого-то, кто в какой-то мере является новичком, может быть поставлена под сомнение, и поэтому ему подсовывают…

— Минуточку… Прошу прощения… — Он был возмущен и огорчен. — Сомнения? Изучение? Подсовывание? Как вы могли допустить что-либо подобное? Я имел в виду, что вы… ну же!.. Взяли там — ведь так? — намереваясь вручить мне… Какой же вы забывчивый!

Он улыбнулся, видя мою беспомощность.

— Ну же!.. Там, в часовне… Это у вас сейчас с собой, наверное, в кармане, ведь так?

— А-а!

Я вытащил фальшивый палец и подал его майору.

— Спасибо, — сказал он. — Я приобщу это к делу. Это должно основательно усугубить его вину.

— Там есть что-нибудь внутри? — спросил я, глядя на сморщенный палец, который он положил перед собой.

— Нет, откуда?..

Он поднял розовую колбаску так, чтобы я мог видеть ее на свет. Палец был прозрачен и пуст.

— Просто будет фигурировать в деле, как свидетельство демонстративности. Ему от этого еще больше не поздоровится.

— Старику?

— Ну да.

— Но он же мертв.

— Ну и что? Это был враждебный акт. Вы ведь видели, как он из-под флага, того…