Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

А потом случилось самое страшное и самое удивительное.

Просветлело окончательно. Аймик собирал целые стрелы, выдергивая их из мертвых тел. Оставалось совсем немного; он уже подходил к самому крупному из самцов, рухнувшему одним из первых, и успел подумать с досадой, что вот, стрелы не видно, стало быть, она под этой тушей и наверняка сломана… И вдруг эта туша, казавшаяся безжизненной, как все остальные, с неожиданным проворством оказалась на ногах. Коварный самец не был даже ранен и, тихо рыча, смотрел на своего от шившего врага с нескрываемым торжеством.

Аймик понял, что погиб. Лук там, и копье (эх, дурен; дурень!), а за кинжал и схватиться не успеет, и голым руками против этого чудовища… ВСЕ. КОНЕЦ. Но тут произошло то… …что уже произошло однажды…

(…Нагу Сучонок был медведем, и его окружили, подня ли из берлоги, и конечно же герой Крепыш, Первый Охотник всех Родов, должен был нанести решающий удар…

…И что-то происходит. Что-то такое, отчего не победимый герой, задом от него отползая, бормочет в смертельном ужасе: «Ты че, Волчонок, слышь, ну ты че?..»

…Все еще надеясь, но уже почти не веря, что перед ним не настоящий медведь, а всего-навсего его собствен ный малолетний дядя, всеми гонимый Нагу Сучонок!..)

…И победное торжество, предвкушение легкой добычи сменяется в этих злобных глазах, не человеческих и не звериных, вначале недоумением, а затем – паническим ужасом. Еще бы. Это не детская игра, а смертельная схватка, и перед ЛАШИИ – не лесной сладкоежка, а громадный горный ВУРР, их древний враг…

Добытчик в ужасе отпрянул, едва не задев ногой колдовской лук чужака. Конечно, если он все еще хотел убить этого… приблудного, лук подошел бы как нельзя лучше. Но ни за что на свете он не смог бы заставить себя прикоснуться к ЭТОМУ луку… Да и стрел не было.

Ель догорала. Но в сером рассветном свете балочка просматривалась как на ладони. Туши убитых… Подумать только: никто не ушел! Ни один… Но что же делать теперь? Напасть, пока чужак занят сбором стрел?..

Когда неподвижно лежащий самец внезапно вскочил и, рыча, двинулся на безоружного чужака, у Добытчика от радости перехватило дыхание. Вот и все! Все решится как нельзя лучше. Сейчас эти волосатые лапы разорвут горло тому, кто накликал беду на два Рода, кто погубил его невесту. А потом он, Добытчик, сам убьет эту горную нелюдь. Один на один.

Но тут… Воздух задрожал, фигуры заколебались, и… Охотник не мог поверить своим глазам. Не чужак – громадный черный медведь, намного больше поднятого из берлоги, надвигался на рыжеволосое существо, вдруг завизжавшее в смертельном ужасе. Удар могучей лапы, и половина черепа нелюди превратилась в кровавое месиво. Второй удар располосовал ему брюхо, да так, что внутренности вывалились на снег…

Добытчик, забыв о своем копье, в ужасе зажмурил веки и зажал ладонями уши, чтобы не слышать звуков, доносившихся с места последней схватки. Оборотня с горной нелюдью. Сколько это длилось?.. Вновь приоткрыв глаза, он увидел, что чужак стоит возле растерзанных остатков рыжеволосой твари и смотрит на свои руки, красные от крови.

Не помышляя больше ни о чем, подобрав свое копье, Добытчик бросился бежать туда, где его поджидали сородичи, так и не сдвинувшиеся с места.

…Аймик, ничего не понимая, смотрит на поверженного врага, мертвого, растерзанного. Голова почти оторвана, из горла хлещет кровь; внутренности вывалились из разорванного брюха… Аймик медленно подносит к глазам свои окровавленные руки и тупо рассматривает их, пытаясь что-то понять… вспомнить…

Качает головой, падает на колени, погружает руки по локти в сугроб и трет, трет… Потом подбирает рассыпавшиеся стрелы и медленно, словно под непосильной ношей, бредет туда, где остались лук и копье.

На краю поляны он видит следы. Пятеро. Мужчины. Он изучает их, стараясь отвлечься от того, что только что произошло (или этого не было?), и неожиданно понимает, что следы эти говорят ему слишком много. Больше, чем они могли бы рассказать даже самому опытному охотнику…

6

Сейчас, вспомнив все это, Аймик так же качает головой и выкладывает следующий камешек. И еще один. Годыбез приключений, без стычек, без событий. Годы без встреч, кроме мимолетных, не оставляющих следа на сердце. Годы пути к одной-единственной цели: к Стене Мира, к обители Могучих Духов.

Да, после схватки с горной нелюдью, с лашии (так называли «лесную нелюдь» дети Волка), Аймик убедился: его невозможная, невероятная победа – это окончательный Знак… Да и не его эта победа, вовсе не его, – зачем обманываться? День за днем шел он бок о бок со стаей этих пронырливых, безжалостных тварей и не был выслежен, не был растерзан и съеден. Еще бы. Все духи леса, земли и воздуха помогали ему: ветер относил в сторону его запах, снег не скрипел под ногами, тени от облаков и ветвей скрывали его движение. А последняя схватка… Что тут говорить: Могучие Духи не оставили Избранного, сошедшего с тропы, и теперь он должен вернуться на свою одинокую тропу и уж более с нее не сворачивать. Пока не достигнет цели.

И он шел и шел – через долины, через горы. Переправлялся через реки (жаль, что ни одна из них не текла в нужном направлении). Шел, озабоченный лишь одним: как можно скорее попасть туда, где Могучие Духи ожидают своего Избранного. И узнать в конце концов: зачем он понадобился им, всесильным? И выполнить их волю.

Аймик чувствовал, что теперь он гордится своим Избранничеством. После победы над лашии он уверился: Могучие Духи оберегают своего Избранного, и в беду попасть он не может. И то сказать: за все эти годы он и впрямь ни разу не столкнулся с настоящей опасностью – ни от непогоды, ни от зверя, ни от человека. Последнее особенно удивляло и заставляло еще больше гордиться собой и своей Тропой: вот что значит Избранник Могучих. Ведь проходил-то он через чужие земли, обжитые совсем иными, совсем незнакомыми. А он, Аймик, шел себе и шел, словно по земле своего Рода. Да еще принимал дары.

Весть об Избранном, идущем к Стене Мира, опережала его на всем пути. И люди, носящие разные одежды и украшения, говорящие на разных языках, вели себя, в общем-то, одинаково: выносили Северному Посланцу дары – еду, одежду, шкуры, кремень, кость. Неизменно желали доброй охоты и легкой тропы. Отвечали на вопросы Избранного. Но лишь очень немногие САМИ предлагали ему разделить кров, хотя были и такие, кто, как дети Сайги и дети Бизона, даже приглашали остаться на зимовье.

Но теперь Аймика не смущали скрытые намеки на то, что, мол, не худо бы Избранному поскорее взять все, что ему нужно, да и идти себе восвояси – поближе к тем, кто его избрал, подальше от людей; не соблазняло дружество тех, кто готов был разделить с ним кров и даже скоротать зиму. Теперь он слишком хорошо знал, какую беду может принести самым дружелюбным, самым гостеприимным. И уходил не колеблясь. И не осуждал тех, кто стремился как можно скорее избавиться от непрошеного гостя. Понимал: они правы. И ночевал всегда один, в стороне от человеческих стойбищ. И зимовал один. Подальше от людей. И одиночество его не тяготило, как прежде.