Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

Гость, по обыкновению, притворялся спящим, и по обыкновению – неумело. (Будь с ним поласковее…)

Она присела на край лежанки и, придерживая на коленях чашу с отваром, стала внимательно вглядываться в лицо «спящего».

(А он… ничего. Только усталый. Не стар, а уже седина пробивается. И морщины.)

Дрогнули веки, шевельнулись усы. Что ж, она – дочь Дада, ее взгляд тяжел.

Протянула руку и легонько взъерошила его длинные, давно нечесаные волосы.

– Ну хватит притворяться. Глотни-ка вот этого…

2

Аймик вздрогнул и широко распахнул глаза в полном недоумении. Язык… Невозможно ошибиться: с ним заговорили на языке детей Волка! Стало быть, он и вправду уже ТАМ… У предков или в преддверии…

Женщина убрала руку с его лба, привычно помогла приподняться и поднесла к губам деревянную чашу со знакомым, кислым с горчинкой питьем. Напившись, Аймик вновь откинулся на шкуры. Это не было притворством: лежа, он чувствовал себя вполне бодрым, почти здоровым, но стоило только приподняться, начиналось сильное головокружение, тело охватывала слабость, даже тошнота подступала. Впрочем, этот напиток со странным привкусом бодрил; сегодня, пожалуй, больше, чем прежде.

Аймик уже достаточно хорошо изучил облик своей целительницы, но сейчас впервые смотрел на нее открыто, глаза в глаза. Взгляд ее глубоких черных глаз был не просто спокойным – отстраненным. Если он и впрямь уже по ТУ сторону, – наверное, так оно и должно быть.

– Кто ты?.. И где я? – проговорил Аймик и сам удивился тому, с каким трудом дались ему эти слова. (Ослаб, совсем ослаб! Или… уже мертв?) Женщина чуть улыбнулась:

– Я? Мада. Где ты? В нашем доме. Мы вдвоем тут живем: Дад и я.

(Все же люди.)

– Дад – это муж?

– Нет. Отец.

Словно легкое мимолетное облачко на мгновение скользнуло по ее лицу.

(Люди! Точно – люди! Живые! Значит, и он жив!) — А как я… попал?..

– Ого! – Мада подсела ближе. – Ты с такой высоты сверзился! Видел бы свой след в снегу! Мы с Дадом еле-еле тебя выкопали. И как только жив остался?..

Аймик слушал вполуха; навалилась слабость, даже на лежачего. Голову понемногу начал стягивать обруч боли… Спросил для чего-то, плохо понимая свои собственные слова:

– Так, значит… вдвоем… на самой Стене Мира? – «Стена Мира»? – Женщина искренне удивилась.

– О чем это ты? – Но, заметив его состояние, перебила сама себя: – Ну все, хватит, хватит для начала. Вот, глотни-ка еще – и спать, спать!

Аймик не заставил себя упрашивать.

3

Аймик беспробудно проспал до следующего утра и, очнувшись, почувствовал себя намного бодрее, чем прежде. Косой солнечный луч падал на его постель, и пылинки в этом свете плясали, словно бесчисленные духи. Женщины рядом не было (Мада. Кажется, так ее зовут); судя по звукам, она кормила очаг. А рядом с лежанкой непо– движно сидел мужчина и пристально смотрел на Аймика, очевидно поджидая его пробуждение. Заметив, что тот открыл глаза, пошевелился, растягивая рот в улыбке:

– Ну наконец-то! А то ты все с Духами общался; с людьми и поговорить не хочешь? Я Дад Одинокий. Отец Мады. Той, что тебя выходила. – Он слегка кивнул назад, в сторону очага.

– Аймик…

(Ах ты! Вчера-то даже имени своего не назвал. И ведь нужно рассказать как можно скорее, что он – Избранный, что привечать его небезопасно, что ему нужна тропа к Могучим…)

Дад поднял руку. Показалось: пылинки-духи, резвящиеся в солнечном свете, окружили его широкую короткопалую ладонь, выплясывая вокруг нее какой-то замысловатый танец.

– Знаю, знаю. Ты – Северный Посланец, идущий к Властителям. Что ж, ты дошел. Но об этом потом потолкуем, когда ты сил наберешься. А пока…

У губ вновь оказалась чаша. Аймик сделал два или три глотка чего-то смолистого, вяжущего рот, едко пахнущего, под монотонное бормотание старика («Старика»? Ой ли?) произносящего частой скороговоркой какие-то неведомые, скребущие слова…

(Странно – дневной свет словно слегка потускнел… Или это от слабости?)

– Пей-пей! Это силы дает, гонит всякую хворь.

Прищуренные, широко поставленные глаза смотрят цепко, но не зло. Скорее добродушно. И улыбка Аймику нравится. Но теплая тягучая жидкость словно застряла в горле. Сделав еще одну попытку глотнуть, Аймик отрицательно помотал головой.

– Ладно. После. Пока лежи, а сготовит Мада еду – встанешь. Пора уже, належался. Ходить, поди, заново будешь учиться.

Аймик молча наблюдал, как возится у огня Мада, как ловко и споро движется по жилищу ее отец. Действительно, какого возраста этот живчик? Огромная лысина, волосенки жиденькие и заплетены как-то по-чудному. Бородка длинная, но тощая, только на подбородке и растет, даже скул не прикрывает. Под глазами мешки, а глаза веселые, живые… И как не похожа на него долговязая, черноволосая дочь.

Когда все было готово, Мада без лишних слов помогла ему подняться, – и Аймик вынужден был всей своей тяжестью навалиться на ее плечо, чтобы справиться с головокружением. На заранее постеленную шкуру он едва не упал.

…Думал – и куска не проглотить. Но когда горячий мясной сок, брызнув из-под зубов, обжег небо, – Аймик почувствовал такой голод, которого, кажется, доселе еще ни разу не испытывал.

(И то! Сколько дней он вообще ничего не ел, только глотал понемногу подносимые Мадой отвары да бульоны.)

Дад, глядя, как жадно ест его нечаянный гость кусок за куском, прихихикивал и одобрительно кивал:

– Вот-вот! Молодец! Теперь видно – на поправку пошел. Давай-давай, а то тут кое-кто тебя заждался…

Аймик плохо понимал его слова, самому же говорить совсем не хотелось. А вскоре, осоловев от сытости, смог не столько сказать, сколько промычать что-то благодарственное.

– Давай, ложись пока; на сегодня хватит с тебя. Мада, помоги. Еще зелья моего хлебнешь перед сном, от него сразу на ноги встанешь…

Мада, ни слова не проронившая во время еды, так же молча подошла к Аймику и помогла ему добраться до лежанки.

С этого дня Аймик и впрямь быстро пошел на поправку.

4

Хижина, в которой жили Дад и его дочь Мада, была просторной, с односкатной крышей, опирающейся на довольно толстые вкопанные жерди: выше человеческого роста в передней части, пониже в задней. Ее стены были сплетены из прутьев и покрыты шкурами. Шкуры покрывали и пол в задней части жилища, где находились лежанки. Обложенный камнями очаг располагался ближе к входу. Осмотревшись, Аймик отметил с недоумением, что его лежанка находится, по-видимому, на женской половине: рядом с постелью Мады, но ближе к задней стене. Дад один занимал большую часть жилища: всю левую от входа половину. Еще больше он был удивлен, когда обнаружил, что сама хижина сооружена не под открытым небом, а в горе, в глубине грота. Широкий вход пропускал достаточно света, и Аймик узнал, что они живут под защитой каменных стен и потолка, лишь тогда, когда, опираясь на плечо Мады, впервые покинул жилище.