Урочище Пустыня - Юрий Сысков

Конечно, надеяться на это было бы наивно. Как бы это ни тешило его мужское самолюбие. Трудно представить себе, чтобы женщина-экскурсовод, воспылав к нему внезапной страстью и забыв себя, бросилась в его объятия. Не тот темперамент. Да и воспитание не позволит. Алена? Слишком эмансипирована и самодостаточна. Принадлежит к тому типу людей, которые лет до ста катаются на скейтах и прыгают с парашютом, а потом начинают задумываться, не поря ли остепениться и слетать в космос. Всегда окружена толпами поклонников. Зачем ей отставной козы барабанщик? Юля? Эта может. Но слишком сложная для нее комбинация. Проще было бы под каким-нибудь пустяковым предлогом пригласить его в палатку. Остается Аля. Отвергнутая, но не отмщенная. По простоте душевной готовая выплеснуть на своего обидчика кастрюлю горячего борща. И что? Ей тем более незачем под покровом темноты тащиться в Пустыню. Все можно устроить и здесь.

А вдруг это крик о помощи? Точно, ему назначила свидание какая-то таинственная незнакомка. Отсюда и все эти меры предосторожности. Но как она могла пробраться сюда незамеченной? И почему хочет остаться неузнанной? Кто-то из деревни? Тоже маловероятно. Что-то связанное с исчезновением иконы блаженного Алексия? И, кстати, что искал в его багажнике застигнутый на месте преступления гитлерюгенд?

Однако, все это выглядело крайне неубедительно. Тут крылось что-то другое. Засада? Но кому он стал помехой и зачем придумывать такой примитивный способ выманить его из лагеря? Можно было просто подкараулить его возле джипа…

Если это Инженер, вызвавший его на поединок, то к чему такая секретность? На рыцаря тубуса и биты это как-то не похоже. С Полковником у него вечный мир. Что касается его подручных, то без ведома своего главаря они не сделают и шагу.

Тогда кто же?

В любом случае готовиться ему следовало не к алькову с деревенской периной и пирамидой пропахших нафталином подушек, а к контактному бою в замкнутом пространстве. К встрече без свидетелей. По невыясненному пока поводу и с неясной целью.

Но чем бы не была продиктована необходимость этой встречи — для него это был вызов. Самое благоразумное, что он мог сделать — не подвергать себя опасности и попросту уклониться от нее. Посмотреть, что будет дальше. Перспектива получить тяжелым тупым предметом по голове, попасть в скверную историю с криминальным подтекстом или провести ночь с особой неопределенных лет и уклончивой наружности, скрытой под непроницаемой вуалью ночи, выглядела малопривлекательной. Человеку немолодому, умудренному жизненным опытом и не отличающемуся крепким здоровьем не пристало ввязываться в такие авантюры. Да, не пристало. Себе, как говорится, дороже…

И потому он твердо решил, что пойдет.

Вечером, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, он обошел окрестности Пустыни. Вся женская половина в лагере Петровича, устав после долгого трудного дня, завалилась спать. Сам Петрович со товарищи пек в догорающем костре картошку и пил недопитый накануне самогон. В стане Полковника было непривычно тихо. Садовский видел, как нырнула в свою палатку Алена. Некоторое время спустя, выпорхнув из «буханки», за ней последовала Светлана-экскурсовод. После «совещания с руководством» разбрелись по стойбищу и остальные члены зондеркоманды. Судя по всему, никто никуда не собирался, все готовились к отбою.

На мгновение Садовский засомневался, стоит ли ему всерьез воспринимать историю с запиской. Если это чья-то глупая шутка, то тут без вопросов. Он и сам большой любитель розыгрышей. А если нет? Если кому-то понадобилось, чтобы именно в полночь он отсутствовал в лагере? Уж не задумал ли Полковник нападение на поисковиков? Перед отъездом он на всякий случай посоветовал Петровичу не терять бдительности и предупредил его о том, что собирается побывать в крайней избе на выезде из деревни.

— Так она вроде заброшена.

— Тогда познакомлюсь с привидениями, которые там обитают…

— Что-то не нравится мне все это, — нахмурился Петрович, но отговаривать не стал.

Садовский отогнал джип к дому бабы Любы и, выждав некоторое время, пешком вернулся к избушке на окраине Кузьминок. Выглядела она неказисто и мрачновато, словно в ней давно и прочно поселилась нечистая сила или чья-то заплутавшая смерть. Окна были наглухо заколочены, покосившаяся печная труба напоминала вывернутый с корнем пень. Особенно зловеще выглядела яблоня, расщепленная пополам, будто ударом молнии. Отсвет луны в дорожной колее, наполненной водой, казался почти багровым. И даже размытый узор на закрытых ставнях напоминал рисунок гюрзы и вызывал ощущение угрозы. Казалось, вот-вот с треском распахнутся и прозреют слепые оконца и в образовавшихся черных проемах запляшет вырвавшаяся на свободу нежить.

Он дважды обошел вокруг дома, пытаясь понять, есть ли там хоть одна живая душа и продумать пути отступления. Мало ли что. Даже попав в сказку, ты должен знать, где запасной выход. Вдруг, это страшная сказка.

«Куда тебя несет, старый черт? — ругал он себя. — Угомонись, наконец. Да, есть такое волшебное место, на которое мы всю жизнь ищем приключений. Там сначала играет детство, потом колобродит весна, а если доживешь до преклонных лет — хороводит геморрой…»

Он поднялся на крыльцо и осторожно приоткрыл дверь. Никаких растяжек. Значит, взрывать его, по крайней мере, сию минуту никто не собирался. Еще не поздно было повернуть обратно. Но желание разобраться во всей это чертовщине оказалось сильнее…

— Кто ты, добрый молодец или Идолище поганое? Если добрый молодец — давай потолкуем, а если Идолище поганое — выходи на честный бой! — вполголоса проговорил Садовский и шагнул в избу, как в портал, ведущий в другой мир или врата ада, с надеждой, трепетом и страхом, исполненный решимости отбить нападение врага или обнять друга.

— Ну, теперь главное не ударить харизмой в грязь… — прошептал он и внезапно, как это уже не раз бывало с ним в минуты опасности, успокоился.

Его встретил запах плесени, нежилого дома и едва различимая музыка — кажется, это был один известный итальянский певец; его можно было узнать по характерному тембру голоса, словно пел он с зажатым прищепкой носом.

Садовский подумал, что вместо ожидаемой драки с несколькими неизвестными его ждет вполне предсказуемый эрос с гнусавинкой. Трудно сказать, что бы он предпочел, если бы ему предоставился выбор.

— Кто ты, незнакомка, отзовись! — подал голос он.

Тут его губ коснулась чья-то легкая, очевидно, женская рука и вслед за этим он почувствовал, как она спускается к его рубашке, расстегивая одну за другой верхние пуговицы. По его груди скользнул долгий, жгучий, растянутый, как полыхающий хвост кометы, поцелуй. Он обвил талию женщины-невидимки руками и, испытывая легкое головокружение, подался вслед за ней в непроницаемую тьму. Вестибюлярный аппарат подсказывал ему, что он изменил