Урочище Пустыня - Юрий Сысков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мучительно хочется курить, — выдавил он из себя. И получил символическую пощечину, означавшую — «нет».
Как странно, думал Садовский, оказаться в этом невозможном, сотворенном каким-то неведомым магом срубе, в который проваливаешься, будто в бездонный колодец и летишь, потеряв счет часам и минутам до полного своего исчезновения. И тем более удивительно, непостижимо, что в этом гиблом, замороченном, кем-то проклятом месте, несмотря на все видимые страхи и опасения правит любовь. Ее незримое присутствие выдает лишь легчайшее, как дуновение ветерка, дыхание и игра чутких, почти благоговейных прикосновений. И это вовсе не иллюзия, не сон и не бред одинокого, истосковавшегося по женской ласке мужчины, понимающего, что даже самые сильные из нас, вдосталь побитые жизненными ветрами, огрубевшие и одичавшие нуждаются в подпитке нежностью любящей женщины. Принимая столь щедрый дар, он молил лишь об одном — чтобы это длилось как можно дольше. И было неважно, что за этим последует — горечь прощального поцелуя, возмездие Венеры или тупое вероломство зазубренного кухонного ножа. Мгновение за мгновением кто-то продолжал гладить и ерошить его волосы, ласкать губами, сжимать и покусывать плоть, словно возвращая его себе после долгой разлуки и пытаясь запечатлеть в тактильной памяти таким, каким он был здесь и сейчас — надолго, навсегда. А он лежал с воображаемой сигаретой во рту, наблюдал за поднимающимся к потолку воображаемым дымом и гадал, кто же та, что находится рядом, прижавшись к нему всем своим податливым, текучим, удивительно нежным, не имеющим четких границ телом. И что будет дальше.
А потом до его слуха донеся едва различимый, будто шелест сонных камышей с противоположного берега реки, отзвук: «Уходи». Он подчинился. И как околдованный, чем-то навеки опоенный побрел неизвестно куда, утопая в клочьях дремлющего над лесным разнотравьем тумана.
На раскопе он оказался лишь поздним утром.
— Ну что? — спросил Петрович.
— Там — ничего. А тут?
— Аналогично. Ночь прошла спокойно. Звонки в дежурную часть не поступали…
— Наши все на месте? Никто никуда не уходил?
— Все как обычно. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, показалось…
— Ну, тогда — за дело. Бойцы ждут…
Но работа как-то не заладилась. Одолевали мысли и воспоминания о событиях минувшей ночи. Ну вот, рассеянно думал Садовский, я и познакомился с хорошей, хотя и немного загадочной женщиной. Буду ухаживать за ней, поливать комплиментами, удобрять цветами и конфетами… Только вот не известно, где ее теперь искать, кто она и как выглядит. Может, уродина какая. Но это, в общем, и не важно. Главное, что женщина хорошая. Хотя, как уже отмечалось выше, и немного загадочная…
Он специально утрировал, опасаясь признаться даже самому себе, что несмотря на выработанный годами гомеопатический иммунитет к любви и к серьезным привязанностям отравлен ее чарами. Волшебница, кудесница, ворожея или просто ведьма. Все в ней есть — и обаяние ромашки, и отрешенность ковыли, и колючки чертополоха. Чем берет — непонятно. Но запомнилась вспышка ярко пережитого, блаженного почти до боли состояния, словно на какое-то мгновение тоска о несбыточном вдруг отступила и несбыточное — сбылось. Подаренный ею мир и совершеннейший покой оказался светел, свят и непреложен. И слишком короток, слишком обманчив, чтобы не понимать: наступит ночь и все это исчезнет, и в нем вновь закипит кровь и проснется непреодолимая тяга к ее темным прелестям, звериная тоска по сучьему теплу…
Покопавшись в земле, Садовский зачехлил саперную лопатку и направился в лагерь. У костра вовсю кошеварила затянутая в топик с рискованным декольте Аля.
«У нее, кажется, был ребенок. С него, с ребенка, и начнем», — решил Садовский.
— Ну как наш мальчик? — спросил он у поварихи.
— В смысле?
— Ну, растет?
— У меня девочка…
— А… Вообще-то, чтобы получилась девочка нужен сначала мальчик.
— Железная логика… А с мужем у меня все в порядке. Прошу не беспокоиться и не беспокоить…
«Да нет у тебя никакого мужа», — чуть было не сказал Садовский, но удержался, не сказал.
«Нет, не она», — подумал он, покосившись на ее декольте, из которого просилась наружу, как дрожжевое тесто из квашни, исполненная величия грудь. У его ночной шептуньи эта часть тела была не столь объемна и рельефна.
«Тогда кто»?
— Ты чего уставился? — вывела его из задумчивости Аля. — Не про тебя товар…
— Не мешай мне получать эстетическое удовольствие. Ты — отдельно, грудь — отдельно.
— Небось, осуждаешь?
Привычка к кокетству оказалась в ней сильнее напускной неприязни, которую она так старательно ему демонстрировала.
— Я еще не впал в старческий маразм. У меня нет потребности заседать в президиуме, делать замечания девчонкам по поводу слишком коротких юбок и ругать власть за удорожание проезда в общественном транспорте.
— Ну тогда полный порядок. А то я грешным делом тут подумала… Может, сгоняешь за кока-колой? Чтобы погасить пожар…
— Сегодня я немного нездоров. Как физически, так и финансово.
— Нужны деньги? Так я дам…
Прозвучало это несколько двусмысленно.
— Не надо. Гуляем на все! Да… Недолго же мы будем гулять, если на все…
— Кое-кто уже нагулялся. Кое-кому уже достаточно, — подходя к костру, сказала Юля. Выглядела она обычно — никаких голубоватых теней под глазами или обнадеживающих искринок в глазах.
— Не ревнуй, подруга, мне этот пустоцвет и даром не нужен, — усмехнулась Аля.
— Привет тебе, Дейенерис из дома Таргариенов, Кхалиси Дотракийского Моря, Матерь Драконов, трижды выжившая после шаурмы…
— Ты пьян?
Юля была явно не расположена к шутливому тону.
«Ну вот, — подумал он, — опять не с тех зашел».
А все почему? Женщина ждет продолжения со счастливым концом, мужчина — с открытой концовкой. Ждут они, как правило, разного.
— Из всех видов опьянения — алкогольного, наркотического, токсикологического или любого другого я выбираю опьянение любовью.
— Точно пьян. Это ты в деревне так наугощался, что до сих пор очухаться не можешь?
— Кто сказал?
— Петрович. Он тут объявил нам высшую степень боеготовности. И как-то так намекнул, что может быть этой ночью нам придется тебя выручать. Вижу ты сам справился…
— Я бы так не сказал…
Увидев, что дело близится к обеду, к ним
