Спартак - Рафаэло Джованьоли

По окончании этих манипуляций внутренностями завладели авгуры и с серьезнейшим видом занялись определением по ним будущего.

Хотя знакомство с греческой философией и быстрое распространение учения Эпикура отвлекло в это время большую часть римской молодежи от нелепых верований в богов и еще более нелепых верований в лживые фокусы жрецов, в массе народа так сильно вкоренилось чувство преклонения перед богами, что среди тридцати тысяч человек, собравшихся возле жертвенника, ни один звук, ни одно движение не нарушили священного обряда, который продолжался довольно долго; только через полтора часа авгуры смогли сообщить, что знамения благоприятны для римлян, ибо ни одного зловещего пятнышка нельзя было заметить на внутренностях жертв.

После этого жрецы приступили к кормлению священных кур, которых, вероятно, долго мучили голодом, ибо как только им бросили зерна, они стали есть с величайшей жадностью. Шумными рукоплесканиями разразились солдаты, увидевшие в чрезмерном аппетите кур явный знак божественного покровительства Юпитера, Марса и Квирина и готовности всей троицы помогать римскому войску.

Этих счастливых предзнаменований было достаточно, чтобы вернуть мужество в сердца суеверных солдат. Тотчас же прекратились жалобы и проклятия, воскресли традиционная дисциплина и вера в начальство. Анфидий Орест решил без промедления использовать это хорошее настроение своих легионов и привести в исполнение задуманный им план - вырваться с возможно меньшими потерями из тисков, в которые его захватил Спартак.

На следующий день после жертвоприношения пять дезертиров из римского лагеря явились в лагерь Спартака, - Приведенные к вождю гладиаторов, они все по-разному рассказывали одну и ту же историю: претор задумал выйти тайком в эту же ночь из своего лагеря, броситься на гладиаторов, стоявших лагерем возле Формий, раздавить их, прорваться на Кальви и затем укрепиться в Капуе. Дезертиры объяснили свое бегство из римского лагеря желанием избавиться от гибели в сражении, так как, говорили они, план Ореста разобьется о железное кольцо, в которое Спартак замкнул римские легионы.

Спартак выслушал с величайшим вниманием рассказы пяти дезертиров, которым задал множество вопросов, не сводя с них глаз. Этот взгляд, проникавший в душу, подобно острейшему клинку, смущал и стеснял дезертиров; они не раз путались в ответах и говорили не то, что прежде. После продолжительного молчания, в течение которого фракиец, склонив голову на грудь, был погружен в глубокие размышления, он поднял голову и сказал, как будто рассуждая сам с собой:

- Я понял.., и.., ладно.

Затем, повернувшись к одному из контуберналиев, стоявшему возле него на претории, он сказал:

- Поди, Флавий, проводи их в палатку и прикажи, чтобы их хорошенько стерегли.

Контуберналий вышел вместе с дезертирами.

Спартак призвал начальника легиона Артака и, отведя его в сторону от других командиров и контуберналиев, сказал:

- Эти дезертиры - соглядатаи...

- Ну? - воскликнул с изумлением молодой фракиец.

- Они подосланы сюда Анфидием Орестом, чтобы ввести меня а заблуждение.

- Возможно!

- Он хочет уверить меня в том, что рассказали дезертиры, а сам поступит как раз наоборот.

- А пo-твоему, как именно?

- Вот как: наиболее естественное и логически правильное, что в данный момент может предпринять Орест, - так сделал бы на его месте Всякий, - это постараться прорвать наш фронт со стороны Рима, а не Капуи. Укрывшись в Капуе с войском, расстроенным и ослабленным потерями, которые он обязательно должен понести в бою, он оставит для нас открытым Лациум, и мы сможем легко пройти до ворот Рима. Значит он должен пробиваться в сторону Рима, чтобы защитить его от наших нападений; Рим - его операционная база, и, имея в тылу Рим, он с войском, даже более слабым, чем у него теперь, всегда будет держать нас под угрозой. Поэтому вполне естественно, что он пойдет на отчаянную попытку именно с этой стороны, а не со стороны Формий, как он хочет меня убедить при помощи своих дезертиров.

- Клянусь Меркурием!.. Ты рассуждаешь правильно.

- Поэтому сегодня же вечером мы оставим этот лагерь и продвинемся ближе к Криксу, против которого, если я не ошибаюсь, завтра будут направлены все усилия римских легионов. Эномай также снимется сегодня вечером со своего лагеря близ Формий и расположится гораздо ближе к неприятелю.

- Таким образом, ты еще больше сузишь кольцо, сжимающее врагов, - сказал с выражением искреннего восхищения молодой фракиец, поняв теперь весь план Спартака. - И...

- И, - прервал его Спартак, - в какую бы сторону ни двинулся претор, я уверен в победе. Даже если он действительно двинется против Эномая, то, так как он ближе подойдет к Фунди, мы сможем быстро придти на помощь германским легионам.

Призвав к себе трех контуберналиев, Спартак приказал им скакать во весь опор с получасовыми промежутками в лагерь под Формиями и передать Эномаю приказ подтянуться на шесть-семь миль ближе к Фунди; одновременно он послал контуберналиев к Криксу предупредить его о том, что он может быть в ближайшие часы атакован неприятелем.

Вечером к Эномаю явились гонцы Спартака. Спустя два часа после их прибытия, части германца, имея в авангарде три тысячи кавалеристов, двинулись с крайней предосторожностью и осмотрительностью по направлению к Фунди. В полночь Эномай приказал своим легионам остановиться возле одного холма и расположиться лагерем. Хотя уже несколько часов подряд шел мелкий осенний дождь, пронизывающий до-костей, он, первый подавая пример, все же отдал приказ окапывать новый лагерь рвами и устроить частоколы.

Все произошло как предвидел Спартак: на рассвете часовые, расставленные впереди лагеря Крикса, предупредили о наступлении неприятеля.

Крикс вывел из лагеря и расположил в боевом порядке два своих, легиона третий и четвертый, стоявшие с полуночи наготове. Пращникам он приказал быстро продвинуться вперед, чтобы встретить неприятеля стрелами и камнями.

Орест наступал в полном боевом порядке. Поэтому, как только против его солдат были выпущены первые стрелы, он немедленно выдвинул через интервалы своего фронта велитов и пращников, которые, растянувшись в цепь, пошли против гладиаторов.

Но римская легкая пехота, едва выпустив несколько стрел, сейчас же отступила к главной линии, освободив место трем тысячам кавалеристов, они с неудержимым натиском бросились на неприятельских пращников. Крикс приказал немедленно трубить отбой, но его легкая пехота не могла отступить настолько быстро, чтобы уйти из-под удар" римской кавалерии и спастись от разгрома. Велики были потери гладиаторов - свыше четырехсот из них были изрублены во мгновение ока; по счастью, широкий ручей задержал наступление римлян, и гладиаторы, могли укрыться по другую его сторону.

Тогда Крикс двинулся с первым легионом к ручью, на берегу которого скопилась римская конница, и туча полетевших дротиков сразу заставил" конницу отступить в беспорядке.

Орест двинул быстрым шагом два легиона пехоты против легиона) Крикса так как ему нужно было не только победить, но победить без задержки, пока к неприятелю не подошли подкрепления.

Поэтому натиск, с которым римляне бросились на неприятеля, был ужасен; третий легион гладиаторов дрогнул и едва не был приведен в расстройство. Однако, воодушевленные примером и словами Арторикса, и необыкновенной храбростью Крикса, который, сражаясь в первых рядах, каждым ударом своего меча разил врага, гладиаторы мужественно встретили этот натиск.

Небо было мрачно и серо, дождь, продолжал идти; звон оружия и крики сражавшихся оглашали окрестности.

Орест двинул еще один легион в обход справа, чтобы ударить со фланг гладиаторов. Против него выступил Борторикс во главе четвертого легиона; но едва он схватился с неприятелем, последний легион войска Ореста тоже пришел в движение, чтобы обойти гладиаторов с другого фланга. И уже не мужество и не бесстрашие решали исход этого сражения, а только численность; и Крикс понял, что не более чем через полчаса он будет совершенно окружен и разбит.

Успеет ли за эти полчаса Спартак придти ему на помощь? Вот этого Крикс не знал; поэтому он приказал Борториксу с боем отступить к лагерю и тот же приказ дал третьему легиону.

Как бы мужественно ни защищались гладиаторы, их отступление не могло совершиться без большого расстройства и тяжелых потерь. Чтобы под напором неприятеля укрыться в лагере, они были вынуждены оставить позади две когорты, которые должны пожертвовать собой ради общего спасения.

Эта тысяча гладиаторов сражалась с необычайной храбростью, умирая не только без страха, но почти с радостью. В короткое время свыше четырехсот из них погибли, раненные в грудь. Чтобы спасти остальных от неизбежной гибели, вернувшиеся в лагерь гладиаторы устремились на вал и оттуда обрушили на римлян такой град камней и дротиков, что те вынуждены были отступить и прекратить сражение.